До Мадагаскара переход дней восемь. Где теперь Рожественский? Не ушел ли он с Мадагаскара? Куда? С ним мы еще не сносились, а только с Главным морским штабом. Беспокоим, запрашиваем Штаб о каждом пустяке и ждем ответа.
По слухам, японцы хозяйничают уже неподалеку и недавно где-то на Суматре потопили шесть громадных немецких транспортов в 10 000 тонн, с углем, признав за контрабанду[25] - не стесняются, однако. Не то, что мы. Может быть, скоро и сюда пожалуют; что же - милости просим. Надоела вся эта канитель. Под влиянием неизвестности, ужасающей жары публика уже "дошла до грунта", нервничает, ссорится. Да и то правда - жизнь-то уж больно нерадостная. Инженеры травятся на непорядки в машине, старший офицер ничего не может поделать с ужасающей грязью; каждый специалист бранится по своей специальности.
Дня не проходит, чтобы со скрежетом зубным не вспоминали строительства Невского завода.
Питьевая вода мутна, солона, с громадным количеством ржавого осадка и пренеприятным машинным привкусом. А в эту жару пьется особенно много.
Если так будет продолжаться, то нам угрожают новые эпидемические заболевания. В судовых баках весь день заваривается чай, для придания вкуса прибавляется красное вино. Лазаретные дистилляторы уже испортились и не дают дистиллированной воды.
Я давно перешел на командную порцию и консервы Малышева (щи с мясом и гречневой кашей) нахожу прямо восхитительными. За кают-компанейским столом по-прежнему самое разнообразное меню: консервированные ростбифы, битки, сосиски - нет ничего ужаснее - это буквально резина, приправленная всевозможными острыми соусами. Вместо воды мы пьем красное вино; дешевого не было, закупили дорогое. Стол обходится очень дорого, около ста рублей в месяц. Вот в общих чертах картина нашего житья-бытья.
Один из боцманов, запасной, заскучал и решил притвориться сумасшедшим, объявил себя губернатором, забегал по палубе, рыча, как дикий зверь. Попав затем в лазарет и видя, что я не собираюсь списывать его на родину, на другой же день чистосердечно во всем признался. Теперь он служит верой и правдой.
Да, от хорошей жизни не полетишь и не забегаешь губернатором по палубе. Скорее бы к Рожественскому, в его железные лапки. Не дай Бог долго стоять здесь: в этой жаре, под раскаленной железной палубой, без спуска на берег, того и гляди, вся команда перебесится.
Глава XXII.
Индийский океан
23 января. С Джибути мы уже простились, утром сегодня обогнули скалистый мыс Гвардафуй, выслали вперед на разведку вдоль берега миноносцы. "Резвый", вследствие основательных неисправностей оставленный в Джибути, возвращается обратно. Очень жаль его лихого командира X[26].
У южного берега Аденского залива нагнали два коммерческих парохода под английским флагом, идущих тем же курсом, что и мы, - один под самым берегом, другой мористее. Как только мы опередили их, они тотчас же изменили курс, повернули перпендикулярно к берегу и ушли по направлению к острову Сокотра, который от нас милях в 80. Не разведчики ли это, и не подстерегает ли у Сокотры наш злосчастный догоняюще-отстающий отряд Камимура? Если выйти из Сокотры 16-узловым ходом, к вечеру нас можно нагнать.
Теперь мы уже в водах Индийского океана. Грозный океан встретил нас мертвым штилем. Сонную гладь вод нарушают поминутно выскакивающие громадные рыбы: луна, меч, пила. У самого носа крейсера стаями взлетают испуганные мелкие рыбешки и долго летят над водой.
Все обрадованы нежданным сюрпризом - штилем. Надоест, ведь, постоянно выворачиваться вверх ногами. Впрочем, на "Изумруде" теперь, кажется, уже нет ни одного человека, который не привык бы ко всем родам качки.
Глава XXIII.
Рас-Гафун
25 января. Вчера поздно вечером вошли в пустынную бухту Рас-Гафун. Невысокие горы, желтые пески, бугры. "Изумруд" принимает уголь и воду с "Риона".
Во время отдыха я попробовал заняться рыбной ловлей и с досадой вытащил пять раз подряд противных прилипал, тотчас же присасывавшихся к палубе; длина их около аршина.
На плоской голове точно подметка от резиновой галоши с множеством клапанов. Больше ничего не удалось поймать. Интересно было наблюдать, как в прозрачной, изумрудной воде резвились стаи разнообразных, разноцветных рыбешек, поглубже ходили более крупные хищники.
От берега отделился челнок, прибыла какая-то чернокожая депутация. Зверские рожи, пучки дротиков, перьев, кожаные щиты. На корме сидел, очевидно, вождь, "рас", как их здесь величают. Они что-то кричали нам; быть может, требовали уплаты дани за стоянку в водах их территории, но нам было не до них: все были слишком заняты погрузкой угля. Убедившись, что никто не обращает внимания на его особу, вождь удалился, угрожающе потрясая дротиком. Не хотел бы я попасть к нему в лапы на берегу.
Глава XXIV.
Индийский океан
26 января. Перешли экватор. На этот раз мы изменили морским традициям и не устроили шутливой церемонии - маскарадного шествия в честь Нептуна, кончающегося поголовным купанием всех, впервые переходящих экватор. Не отомстил бы нам за это Нептун!
Глава XXV.
Дар-эс-Салам
28 января. Ночью вошли в бухту Дар-эс-Салам на восточном берегу Африки, недалеко от острова Занзибара. Здесь находится немецкая фактория.
Вошли благополучно, не ткнулись ни о какие рифы, которых здесь тьма. Вперед пустили свои миноносцы; они обследовали проход, осветили путь прожекторами. Приятно было увидеть утром, после голых выжженных солнцем равнин и скал Джибути, песков Рас-Гафуна дивную тропическую растительность, высокие кокосовые пальмы и т.п. Кругом - зеленеющие острова. Городка не видать.
Миноносец "Грозный" обошел все суда и забрал желавших съехать на берег офицеров. Удалось попасть и мне.
Подойдя к материку, мы открыли устье реки; поднявшись вверх, вошли в большое озеро, где увидали военные суда: одно бразильское, несколько германских и среди них крейсер "Герту", знакомый мне по стоянке в Таку в 1900 году. На нем развевался длинный, почти касавшийся воды вымпел - признак того, что судно после долгого заграничного плавания возвращается на родину.
На борту "Герты" теперь находился германский принц, третий сын Императора Вильгельма, лейтенант.
Все суда и здания на берегу были расцвечены флагами. К правому трапу "Герты" приставали один за другим катера с нарядной публикой, дамами; доносились звуки оркестра.
На берегу также ликование. Немцы чествовали сына своего Императора. Нам пришлось видеть парад местной милиции: рослые негры в костюмах цвета хаки отчетливо исполняли различные построения под команду бравых германских лейтенантов.
Среди этого чуждого нам веселья в сердце невольно закралось тоскливое щемящее чувство - бездомные скитальцы, мы не могли не сознавать своей заброшенности, своего одиночества. С хмурыми лицами мы бродили по городу, заходили в магазины, но никто ничего не покупал. Для чего?
За городом среди роскошной природы наши сумрачные физиономии несколько прояснились. В особенности хорошо было на опушке тропического леса у берега, где о скалы разбивался прибой. Немецкая культура, плантации, образцовые шоссейные дороги вызвали в нас должное удивление и похвалу.
На обратном пути мы зашли в казармы немецких солдат (не туземцев), в их клуб, где за столиками играли в кости и пили пиво солдаты; пиво изготовляется тут же на местном заводе - попробовали его и мы великолепное. В саду различные приспособления для гимнастики, для игры в футбол. Вид у людей бодрый, веселый, но не распущенный. Вообще немцы молодцы.
Вечером я и доктор Аннин очутились в затруднительном положении: нужно было переночевать, да негде. Немногие гостиницы оказались битком набитыми приезжими. Наконец один хозяин сжалился и устроил нас на веранде во втором этаже гостиницы на лонгшэзах.
Ну и памятной же осталась нам эта ночка! Москиты буквально заели нас. Несмотря на страшную усталость после дневной прогулки и сон, моривший нас, за всю ночь никто не сомкнул глаз. Тщетно мы, пытаясь спастись от москитов, закрывали себе голову и руки кителями.
Все-таки мы оказались гораздо счастливее других соотечественников, вовсе не нашедших себе пристанища. По главной улице всю ночь напролет ходили группами взад и вперед наши бездомники - звучала русская речь; по временам проходили подгулявшие немцы, горланя свой "Wacht am Rhein {"Стража на Рейне" - популярная немецкая патриотическая песня периода франко-прусской войны (Ред.).}".
С рассветом, с ужасом взглянув на свои физиономии, распухшие от укусов и принявшие плачевно-комический вид, мы отправились обратно на миноносец.
На "Грозном" живут в условиях в тысячу раз худших, чем на "Изумруде", живут дружно и ни на что не жалуются. Глядя на них, я почувствовал себя на "Изумруде" просто баловнем судьбы. На миноносце, несмотря на тесноту, много разного зверья. Несколько обезьян проказничают вовсю.
Глава XXVI.
Индийский океан
29 января. Занимаемся усиленно проверкой различных расписаний. Ночью устроили стрельбу по щитам. На море штиль.
1 февраля. Оставили влево остров Майотту. Идем уже вдоль зеленеющих берегов Мадагаскара.
С утра вступили в переговоры по телеграфу с адмиралом Рожественским. Около 10 часов утра впереди по носу заметили дымки: скоро открылась наша эскадра, занятая маневрами. То-то была радость! Наш отряд тотчас же принял участие и не ударил в грязь лицом.
Глава XXVII.
Носи-Бе
По окончании маневров вошли в обширную бухту Носи-Бе, стали посреди нее на большой глубине, в чудно прозрачной воде ярко-синего цвета, в месте, указанном по диспозиции. Кроме нашего многочисленного флота здесь стоят еще французские канонерка и две миноноски. С "Суворова" привезли много почты. Наконец-то!
2 февраля. Обмен визитов. Мне пришлось побывать на "Светлане", броненосце "Орел", вспомогательных крейсерах "Терек", "Урал", "Анадырь", "Кубань" и на госпитальном судне "Орел"; здесь я увидал свое медицинское начальство, флагманского врача Я. Я. Мультановского.