14 февраля. Был впервые на берегу. Городок носит название Helleville. Это маленькая французская колония с 50 европейцами.
Шлюпки пристают к хорошему длинному каменному молу. У самого берега стоят вилла губернатора с лаун-теннисом, таможня, два сарая с угольными брикетами, полицейское управление, почта - телеграф в Диего-Суарес. В городе европейских зданий очень мало: католическая каменная церковь, небольшой крытый рынок, галантерейный магазин, маленький ледоделательный завод, госпиталь на 20 коек, община католических сестер милосердия (не помню какого ордена).
Кругом дивная растительность. Громадные манговые деревья усеяны плодами; последние валяются всюду на земле; едят их люди и куры, и утки. Чей-то белый конь, развалившись на траве, получил оранжевую окраску от раздавленных манго. Много пальм с кокосами, лимонных деревьев, папайи и других фруктовых, названия которых не знаю. Многие деревья цветут очень яркими цветами преимущественно красного цвета; зелень всевозможных оттенков; лианы, веерные пальмы, громадные деревья из породы кактусовых. Масса хамелеонов, меняющих свои цвета, всяких ящериц и маленьких пестрых птичек.
Население Helleville довольно разнообразно: французы, мулаты, негры, малайцы, индусы, персы, греки, евреи; есть даже и наш соотечественник мрачный длинноволосый тип.
Туземное население города и острова составляют два племени: сакалавы и мальгаши; живут они в бамбуковых избушках на курьих ножках.
Поблизости от городка ванильные плантации, интересные для нас, никогда не видавших, как растет ванильный стручок. Это в сущности лиана, которая разводится на расчищенной земле тропического леса, но для ее произрастания нужно посадить одну породу деревца, на котором лиана эта хорошо культивируется.
С Мадагаскара вообще вывозится очень большое количество ванили; цена ее здесь - 10 рублей один кило (2,4 фунта). Кроме ванили экспортируется гуттаперча, эбонитовое дерево и, что курьезнее всего, мочала для подвязки европейских виноградников и плодовых деревьев. Это, конечно, не липовая мочала, а какая-то трава в обработанном виде, похожая на мочалу, только белее и мягче.
Днем, обыкновенно с трех до шести часов, когда разрешается иметь сообщение с берегом, маленький городок наполняется нашими белыми тропическими шлемами и костюмами.
Большей частью публика, выйдя на мол и поднявшись под ужаснейшим солнцепеком на крутую горку главной дороги, останавливается перед почтамтом, в крошечное окно которого подается бесчисленное количество писем и денежных переводов родным в Россию. Выстраивается целый хвост в ожидании очереди, которая настает не скоро. Покончив с этим, большинство направляет свои стопы в единственный здешний кабачок "Cafe de Paris", хозяин которого за месяц нашей стоянки наверное стал богатым человеком, так как дерет ужасные цены и каждую неделю повышает их. Чашка кофе - 1 франк 50 сантимов, бутылка пива 3 франка и т.д. Такие же аховые цены и в мелких лавчонках, в сарайчиках, сколоченных на скорую руку. Аферистов собралось тьма, отовсюду понаехали.
Молодежь наша усердно изучает нравы местного черномазого населения и шныряет по узким переулкам, где благодаря редко гостеприимному обычаю можно зайти в каждый домик и свести знакомство с любой красавицей - мамашей, дочкой, кузиной. Обойти молчанием местных дам было бы прямо грешно. Ведь здесь бабье царство. Племена управляются королевами. Мне посчастливилось лицезреть ее величество королеву сакалавов, несомую в особом паланкине в сопровождении свиты фрейлин. Женщины сложены прекрасно: высокая грудь, тонкая стройная талия, походка замечательно гордая; замысловатая прическа, золотые украшения - серьги в ушах и носу; на руках и на ногах масса серебряных браслетов. Тело смуглое, темное, но не такое черное, как у негров. Вообще эта раса совсем не похожа на уродливых абиссинцев, сомали, негров. Костюмы вполне приличны и напоминают классические, тонкие хламиды самых пестрых цветов, в которые женщины очень красиво драпируются. Женщин всегда можно встретить у водопроводов группами с высокими глиняными сосудами-амфорами на плечах. Девушки до замужества пользуются полной свободой. Нравы вообще чрезвычайно просты и патриархальны...
Мужчины?... Их я что-то и не приметил. По-видимому, они в полном подчинении у своих половин.
Жизнь туземцев чрезвычайно дешева. Чистота в избушках прямо поразительная. Чужеземца встречают приветливо, но не назойливо. Детвора ласковая и не торопится выклянчивать сантимы.
С уходом эскадры Helleville опустеет, торговцы разъедутся, и жители заживут прежней идиллической жизнью. Желающим насладиться ею вдали от суеты мирской предлагаю мирный уголок Носи-Бе. Таких уголков на земном шаре теперь немного.
15 февраля. На эскадре частенько бывают похороны. Во время погрузки угля задохнулись от углекислоты два человека машинной команды "Бородино" в угольных ямах; один умер на берегу от солнечного удара; на "Урале" лопнувший гнилой топенант от погрузочной стрелы убил одного офицера, другого тяжело ранил[29]. Похороны сопровождаются известным церемониалом. Свищут: "Всех на верх!"; офицеры и команда выстраиваются во фронт.
От госпитального судна "Орел" отделяется и медленно идет траурный миноносец. На юте у него лежит зашитый в парусину покойник, убранный зеленью и цветами. Миноносец идет через эскадру, вдоль фронта судов, идет медленно, надрывая душу. С него доносится похоронное пение, а на судах по мере приближения начинают играть "Коль славен". Миноносец выходит в море, скрывается вдали; слышен одиночный пушечный выстрел - тело предано воде.
Печальный церемониал заметно действует на всех. Человек до 18 уже похоронено таким образом. "Команде разойтись", - свистят боцмана.
Церемониал кончился. За обедом гремит уже другая, веселая музыка, и тяжелое впечатление мало-помалу изглаживается.
Судовые и эскадренные ученья идут своим чередом. Дня на два выходили в море на маневры. С наступлением сумерек из опасения нападения миноносцев делают различные приготовления, тушатся огни, и мы проводим время наверху или задыхаемся от жары в каютах при задраенных наглухо боевыми крышками иллюминаторах (иначе виден свет).
Очень красивы ночные учения - отражение атаки миноносцев. Уже тогда все наверху. Миноносцы, стараясь проскочить и приблизиться к судну незамеченными, маскируются и пускаются на разные хитрости. Если это им удастся, судно считается взорванным.
Я часто хожу по крейсеру и прикидываю мысленно, где бы мне основаться во время боя. Крейсер пронизывается насквозь. Артиллеристы говорят, что тот борт безопаснее, который под огнем: его пробивает только снаряд, а на следующий борт летит уже со снарядом целая куча осколков, захваченных по дороге. Мой предшественник предполагал устроить боевой перевязочный пункт в батарейной палубе в церковном отделении. Ждем прихода транспорта "Иртыш", одного из крупнейших наших угольщиков, со свежими новостями. Обносились все невозможно. Запасные вещи подмокли, заплесневели, заржавели.
На крейсере много случаев малярии; появились эпидемические ушные заболевания; у всех тело покрыто тропической сыпью - чешется ужасно, не дает покоя ни днем, ни ночью; при наших условиях средств против нее нет; обтирания спиртом, одеколоном хороши, ну да на всех этого не напасешься.
На днях в Россию отправили транспорт "Малайю" и на нем 28 человек с острым туберкулезом.
Команды с судов стали урывать иногда время для рыбной ловли неводами. Делается это в целях освежения стола и составляет для всех большое развлечение.
Рыбы масса: иные похожи на сигов, сазанов; других команда называет чухонь; есть щуки, но большинство рыб исключительно тропического вида. Хотя здесь с самого сотворения мира никто их неводами не тревожил, но самые крупные из них страшно умны и при каждом заводе невода, заметив ловушку, выскакивают на большую высоту вверх и падают по другую сторону невода, что им и удается очень часто.
Какой только чертовщины не вытаскивается неводом: морской аббат, кот, собака, черт, пила-рыба - только ахает наша матросня, поражаясь фантазии природы. Много ядовитой рыбы, с пестрой, очень оригинальной и красивой окраской. Как доктору мне приходится разбираться в выловленной добыче указывать годную для пищи. Мало-помалу у меня накапливается коллекция разного зверья, чему очень сочувствует командир, большой любитель природы. Команда тащит ко мне все. Купленный на африканском берегу в Габуне попка премилое кроткое создание, которое целый день все, кому не лень, теребят. Репертуар у него самый обширный, память замечательная. Это большой друг кают-компании.
Затем есть целое стадо лемуров-полуобезьян, которые водятся только на Мадагаскаре. Один из них быстро приручился, общий забавник и баловень, ест все, особенно любит сардинки. Остальные - дикари, живут на реях - никак не поймать: на страшной высоте прыгают в воздухе со штага на штаг, а ночью всем стадом спускаются вниз воровать в буфете бананы и с визгом и хрюканьем удирают, если их настигнут на месте преступления.
Команда не может жить без собак; у нас их две: особенных талантов они, впрочем, не проявляют.
Инженер-механик К, завел себе пару оригинальных друзей - препротивных хамелеонов - самца и самку (на берегу их тьма), возится с ними, нежно ласкает, дрессирует: поднесет к мухе, и из пасти выбрасывается стрелой длинный тонкий язык - муха проглочена. Когда в каюту К. приходят посторонние, хамелеоны гневно надуваются, топорщатся, меняют цвета. Лемуры, долго враждовавшие с ними, в конце концов улучили-таки минутку и выбросили их за борт.
Нас одолели пруссаки - полчища их, легионы ходят днем и ночью повсюду голодные, злые, грызут одежду, сапоги, корешки переплетов, а по ночам выгрызают у спящих кусочки кожи на руках, на лбу. Видали ли вы когда-нибудь пруссаков-людоедов? Мы стараемся изводить их всяческими способами: ловим в стаканы, обмазанные внутри полоской масла. К утру стаканы полны, но вместо уничтоженных врагов появляются новые.