Быть помощником Рязанова Николаевский после некоторых раздумий отказался. Он все еще не понимал, чему следует отдать предпочтение – научным делам или партийному долгу[172]. Но Николаевский согласился стать инспектором Главного архивного управления (Главархива). Распоряжение о назначении Николаевского на должность подписал Рязанов, ставший руководителем этого ведомства. С тех пор Рязанов, несмотря на различие с Николаевским в политических взглядах, всячески ему покровительствовал, видя, какое значение Николаевский придает архивной документации и как он готов не за страх, а за совесть работать над сохранением, пополнением и изучением архивов.
Имея в виду, что он все еще находился в ядре меньшевистской партийной деятельности, хотя пока и не входит в руководящие партийные органы, что его привлекают время от времени для консультаций и выполнения практических и агитационно-инструкторских заданий, Николаевский после переноса столицы из Петрограда переехал в Москву. Точная дата его переезда неизвестна, но, видимо, он перебрался в новую столицу в апреле 1918 г., после перевода туда ЦК меньшевистской партии. Поселился он в центре, по адресу: улица Большая Дмитровка, дом 15.
Архивистика все более оказывалась в центре активности нашего героя. Еще в феврале, когда немцы угрожали Петрограду и правительство готовилось к переезду в Москву, он организовал вывоз из Смольного архива Секретариата дооктябрьского ВЦИКа и некоторых отделов действующего ВЦИКа. Помог ему в этом знакомый по Баку большевистский деятель A.C. Енукидзе, ставший теперь заведующим военным отделом ВЦИКа. Енукидзе не только санкционировал работу по эвакуации, но и предоставил грузовик для перевозки материалов на железнодорожную станцию и железнодорожный вагон. Воспользовавшись покровительством Енукидзе, Николаевский вывез не только бумаги Исполнительного комитета, но и документацию Преображенского и Кавалергардского полков, архив меньшевистской партии, личные фонды Ю.О. Мартова, Ф.И. Дана и другие материалы.
В Москве документация была передана в Архивный отдел Библиотеки Российской академии наук (этот отдел позже стал самостоятельным архивом), причем помогли в этом известный филолог академик A.A. Шахматов и смотритель Архивного отдела, основатель русской научно-технической фотографии В.И. Срезневский (сын филолога и этнографа академика И.И. Срезневского), известный тем, что он и до 1917 г. охотно принимал на хранение в академический архив материалы оппозиционных и революционных партий и организаций. Для материалов, перевезенных Николаевским, в здании академической библиотеки было выделено специальное помещение. Некоторое время факт хранения в архиве Академии наук «неподведомственных» ей материалов оставался своего рода секретом. Но о вывозе документов знали многие; эвакуация проводилась легально. В числе осведомленных лиц был секретарь ВЦИКа первого созыва Я.3. Суриц. Порвав с меньшевизмом и перейдя к большевикам в расчете получить государственную должность, Суриц в 1921 г., демонстрируя лояльность советской власти, сообщил «заинтересованным лицам», что в архиве академии хранятся документы политического характера. Их тотчас же оттуда изъяли и перевели в Архив Октябрьской революции[173]. А Суриц был направлен на работу в НКИД и со временем стал полпредом СССР в ряде стран.
Спасение архивов в начале 1918 г. было первым опытом Николаевского в этой весьма своеобразной сфере деятельности. Через пятнадцать лет он займется этим же, но при других обстоятельствах: будет вывозить архивы из нацистской Германии; а еще через семь лет – из оккупированной гитлеровцами Франции. Но об этом речь впереди.
Совместно со Щеголевым Николаевский участвовал в подготовке проекта положения о Главном управлении архивным делом, а с 1919 по начало 1921 г. являлся руководителем Московского историко-революционного архива. Одновременно с сентября 1920 г., когда был создан Государственный архив РСФСР, Николаевский являлся управляющим отделением Госархива (поскольку Московский историко-революционный архив стал считаться отделением Госархива).
Просматривая архивные документы, Николаевский обнаружил как-то ряд новых материалов об Азефе и его службе в Департаменте полиции. Некоторые из них были тогда же им опубликованы. Другие оставались неизданными и были использованы Николаевским значительно позже, когда он работал над биографией Азефа[174].
Для собирания документального материала и комплектации своего архива неугомонный Николаевский выезжал в провинцию – два раза на Кавказ с остановками в Астрахани и других городах и один раз во Владивосток. Во время поездки на Кавказ он позволил себе несколько дней отдохнуть на знаменитом курорте Боржоми, но и здесь остался верен себе – во дворце великого князя Николая Михайловича он нашел отрывки из его дневника, содержавшие, в частности, подробности смерти царя Александра II. В Москву был привезен «целый чемодан» материалов – документы и выписки из них, различные провинциальные издания, газеты и журналы[175].
За линией фронта
Но вернемся в 1918 г. В августе по поручению ЦК своей партии Николаевский в качестве уполномоченного РСДРП[176] отправился в Поволжье, на Урал и в Сибирь. Помимо Николаевского в качестве такого же уполномоченного был отправлен в поездку Иван Иванович Ахматов, политические амбиции которого были значительно бо́льшими[177]. В директивных указаниях уполномоченным подчеркивалось, что их целью являлось обследование политического положения на местах, «ознакомление тамошних организаций с позицией Центрального комитета», изучение обстановки и установление связей с единомышленниками.
Николаевский выехал из Москвы в середине месяца, заручившись фиктивными или полуфиктивными документами разного рода. Согласно одним, он являлся уполномоченным Петроградского потребительского общества, направляемым для розыска где-то затерявшихся грузов (эта бумага была получена просто по знакомству – в правлении кооперации «сидели все знакомые – приятели»)[178]. Чуть ли не анекдотом явилось то, что он действительно нашел какой-то груз, принадлежавший этому обществу, смог его получить и продать, а на вырученные деньги как-то существовать. Другие документы скорее неправдами, чем правдами были получены от Главархива и Архива Академии наук. Они удостоверяли, что Борис Голосов (документы были сделаны на эту фамилию) является инспектором Главархива (что соответствовало действительности) и уполномоченным академии (что было весьма сомнительно), направляемым для разбора архивных материалов (что было неправдой).
Николаевский смог перейти линию фронта сравнительно безболезненно в середине сентября 1918 г. (Ахматову это удалось сделать только в начале 1919-го). В то время на огромную территорию России распространялась сначала власть Комитета членов Учредительного собрания (КОМУЧа), образованного в Самаре; затем Директории, созданной в Уфе, и, наконец, адмирала Колчака, стоявшего на более консервативных, чем КОМУЧ и Директория, позициях[179].
Николаевскому и Ахматову выпала довольно деликатная миссия. Дело в том, что курс ЦК их партии состоял в недопустимости участия меньшевиков в местных правительствах. Они должны были фигурировать в качестве «третьей силы», добиваясь прекращения гражданской войны и отстаивая единение всех демократических слоев населения. Но такому наивному и абсолютно бесперспективному политическому курсу далеко не всегда подчинялись не только деятели на местах[180], но и сами члены центрального высшего руководства. В частности, член ЦК меньшевистской партии Иван Михайлович Майский (псевдоним Яна Ляховецкого) не подчинился решению центра, выехал в Самару и с согласия местного областного партийного комитета (последний называл себя Областной комитет РСДРП территории Всероссийского Учредительного собрания) занял пост управляющего ведомством труда (министра труда) в правительстве КОМУЧа.
По словам Николаевского, он был всей душей на стороне КОМУЧа[181], но, подчиняясь партийной дисциплине, обязан был выступать с осуждением самарского эксперимента и КОМУЧа, где доминировали эсеры. Непосредственно стоявшая перед Николаевским задача заключалась в необходимости пробраться в Самару через линию фронта, собрать информацию о положении в регионе, оказавшемся под антибольшевистской властью, и проинформировать местные меньшевистские организации о мнении центральных органов партии.
Николаевский почти беспрепятственно доехал до Нижнего Новгорода, а оттуда до Казани, только что занятой красными. Здесь от местных меньшевиков он получил новые фиктивные документы, с которыми и намеревался перейти саму линию фронта. Это было в те дни и недели, когда под Казанью, занятой антибольшевистскими силами, для штурма города были сконцентрированы части Красной армии; когда, считая, что здесь решается судьба советской власти, в соседний город Свияжск в своем только что образованном личном поезде прибыл для непосредственного руководства военными действиями нарком по военным и морским делам Троцкий[182].
Приключений было много. Во время одного из боев Николаевскому удалось перейти через мост буквально за несколько минут до того, как этот мост был взорван. Затем его чуть было не захватил в плен отряд конных красноармейцев, преследовавший отступавших белых. Николаевский спрятался в крестьянской избе на окраине села, которое обыскивали всадники, искавшие добычу. Не дойдя до дома, где он находился, красноармейцы ускакали, так как в их расположении возникла какая-то тревога. В тот же вечер Николаевски