В конце XIX в. занятия и особенно уклад жизни большинства горожан ненамного отличались от быта сельчан. Да и архитектура Белебея являла собой унылое однообразие. Про такие поселения, даже если они носят статус города, говорят: большая деревня. Действительно, он был сплошь застроен одноэтажными деревянными домишками с редким вкраплением двухэтажных зданий. Крыши домов в основном были тесовыми и железными, изредка, преимущественно на окраинах, встречались лубяные и даже соломенные. Правда, главные улицы города – Большая Уфимская и Коммерческая – отличались от сельских тем, что были довольно длинными и замощены камнем. Так что стук колес проезжавших по ним экипажей и телег издавал «шум городской». Кроме того, именно здесь находились чуть большие по размерам административные здания.
Краевед Ф. Ахмерова пишет: «В центральной части Белебея возвышалась старая Михайло-Архангельская церковь, сверкало окнами новое здание казначейства, угрюмо чернела тюрьма. Большая базарная площадь, заполнявшаяся мелкими торговцами в определенные базарные дни, разместилась здесь же – в центре»[18].
Основную массу жителей Белебея составляли крестьяне, переселившиеся после отмены крепостного права из сел и деревень в поисках лучшей доли. Некоторой части «новых горожан» повезло: кто-то вошел в сословие мещан или даже купцов, что означало подъем вверх по официальной иерархии гражданского состояния. Большинство горожан принадлежало именно к мещанскому сословию. Его представители занимались ремеслом и торговлей, могли улучшать свое материальное положение, но не настолько, как купцы или тем более дворяне.
Выбившиеся из крестьян мещане снисходительно и пренебрежительно относились к деревенским мужикам и бабам, завидовали «белой косточке» – дворянам. Мещане не имели возможности получить достойное образование, приобщиться к подлинно высокой культуре, обустроить свой быт по меркам высшего света, но вчерашний крестьянин всячески подражал образу жизни последнего, окружал себя тем, что казалось ему культурой: покупал рисованные ковры с лебедями и замками, блестящие «драгоценности», в разговорах к месту и не к месту применял заморские выражения, обычно не понимая их смысла.
Условия труда наемных работников были изнурительными. Рабочий день достигал 12–14 часов в сутки. Об оплачиваемом отпуске и не мечтали, так же как и о пособии по временной нетрудоспособности и тем более о пенсии по старости. Поденщик на хозяйских харчах работал за 25–30 копеек в день, на своем харче – за сорок– пятьдесят, иногда за шестьдесят. Прислуга зарабатывала 5–6 рублей в месяц.
Естественно, была в Белебее и верхняя прослойка горожан – немногочисленные чиновники казенных учреждений, служащие земства, купцы и предприниматели – владельцы магазинов, небольших промышленных предприятий, а также адвокаты, агрономы, агенты страховых компаний, врачи, преподаватели начальных и средних учебных заведений. Именно к этой категории относился отец Иоанн – родитель Бориса.
Большой промышленности в городе не было, имеющиеся предприятия, по существу, были ремесленными мастерскими или же кожевенными и кирпичными заводиками. Значительная часть горожан по совместительству занималась сельским хозяйством – на приусадебных участках и за городом выращивали овощи, картофель, нередко и зерновые. Во дворах держали скотину – коров, свиней, птиц, многие имели лошадей. В этом отношении представители привилегированных сословий, в том числе и семья Николаевских, мало чем отличались от основной массы населения.
Что же касается национального состава, то судить о нем можно лишь приблизительно, ибо официальные данные относятся в целом к Белебеевскому уезду. Согласно переписи 1897 г., башкиры составляли вместе с мещеряками (мищарами) 50 процентов населения; около 10 процентов жителей были названы татарами; 6 процентов – чувашами; 1,5 процента – черемисами (так называли марийцев); 1,1 процента – мордвой. Русское население составляло 16,6 процента, причем значительное количество русских появилось в уезде в последние 15 лет перед переписью. За этот период в крае возникло более 200 новых селений, в большинстве своем русских. Можно полагать, что в действительности чувашей в уезде было значительно больше, но эта народность считалась самой «непрестижной», и от нее всячески пытались откреститься.
В экономическом и в культурном отношениях Белебей оставался глухой провинцией. Первая публичная библиотека в городе появилась только в 90-х годах. Первую железнодорожную ветку, причем прошедшую в десяти верстах от Белебея, проложили в середине того же десятилетия.
Чтобы более не возвращаться к истории Белебея и к его историко-краеведческому музею, на основании материалов которого, представленных на официальном городском сайте[19], основаны приведенные сведения, отметим, что в музее можно встретить материалы о нескольких известных людях, которые так или иначе были связаны с городом в сравнительно недавнее время. Среди них – герой Гражданской войны В.И. Чапаев, поэтесса М.И. Цветаева, маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, композитор Д.Д. Шостакович. Но ни в экспозиции музея, ни на городском сайте ни слова нет о герое нашего повествования, хотя он не просто «имел отношение» к Белебею, а был его уроженцем…
Родители, детские годы
Семья Николаевских была зажиточной, но не богатой. И отец Иван Михайлович (батюшка Иоанн), и мать Евдокия Павловна (в девичестве Краснобурова), происходившая из купеческой семьи среднего достатка (ее отец выбился из государственных крестьян, и сама она официально продолжала относиться к крестьянскому сословию), были в Белебее пришлыми людьми, поселившимися здесь в середине 80-х годов (Борис родился вскоре после переезда). Оба они происходили из Орловской губернии, где как-то познакомились во время церковной службы. Юноша проводил девушку домой, они понравились друг другу, стали встречаться, а потом и поженились еще в то время, когда Иван Николаевский был семинаристом.
Ивану было всего 11 или 12 лет, когда умер в 1872 г. от холеры его отец, оставив дочь и троих сыновей. Все мальчики пошли в духовные учебные заведения, куда были взяты на казенный счет. Дело в том, что духовенство в России на протяжении XIX века оставалось в основном кастовым.
Большинство учащихся духовных школ были детьми клириков. Имея в виду низкие доходы духовенства, они выбирали семинарское образование не потому, что обязательно хотели стать священнослужителями. Для них это была единственная возможность получить среднее образование. Священниками становились не по призванию, а по происхождению. Евдокия же получила только начальное образование, но много читала и путем самообразования не только овладела элементарными знаниями, но, обладая самостоятельностью суждений и здравым житейским смыслом, нередко вступала в дискуссии со своими более образованными родными и убеждала их в своей правоте.
По окончании семинарии устроиться на службу в Орловской губернии было трудно. Молодой священник с супругой решили ехать на новые места. Вначале Иван отправился «на разведку» в Уфу, где обитал какой-то знакомый. Местный епископ принял его радушно, пообещал дать приход, конечно, не в самом центре, а где-то в провинции. Этим местом и оказался Белебей.
Здесь семья Николаевских смогла установить добрососедские отношения с людьми различного происхождения, состоятельности и сословной принадлежности, что объяснялось свойственной им простотой нравов, приветливостью, элементарной честностью. Ни Иван Михайлович, ни Евдокия Павловна не помнили времен крепостничества, но в обеих семьях передавались устные предания о том времени, о крестьянском происхождении предков, и они с глубоким удовлетворением говорили о «великих реформах» 60-х годов, о «царе-освободителе» Александре II, о пользе просвещения.
Отец Иоанн проповедовал вначале в небольшой кладбищенской церкви, рядом с которой стоял его двухэтажный дом (позже он за заслуги перед паствой и православной иерархией был переведен в центральный храм – Михайло-Архангельский собор). Небольшим приработком было преподавание Закона Божьего в местном шестиклассном городском училище, что свидетельствовало (имея в виду, что директор избрал учителем именно этого священника) о его определенных педагогических данных, владении некими элементарными навыками общей культуры. Из «формулярного списка» учителя Закона Божьего отца Иоанна видно, что он и служил в церкви, и преподавал усердно, за что неоднократно награждался как духовным, так и просвещенческим начальством. Более того, за усердную службу он был в 1896 г. назначен наблюдателем за церковно-приходскими училищами города и Белебейского уезда[20].
Церковное начальство относилось к отцу Иоанну благосклонно. Когда в Белебей приезжал уфимский епископ, он обычно останавливался в доме Николаевских. «Было очень много хлопот, но и большой почет был», – рассказывал Борис Иванович через полвека[21].
У Бориса были четыре брата и две сестры. Старшей была Александра, за ней на свет появился Борис, а за ними последовали Владимир, Всеволод, Наталья, Михаил и Виктор. Младший брат Владимир, находясь в ссылке в Архангельской губернии, в 1910 г. женится на сестре известного умеренного большевика Алексея Ивановича Рыкова Фаине, и таким образом Борис породнится с одним из руководителей будущей большевистской партии, ставшим после Ленина главой Совнаркома (какое-то время Николаевский будет даже пользоваться покровительством Рыкова). Семейные ниточки дотянулись и до наших дней – в Москве, Ярославской области и в других местах проживают потомки обширной семьи Николаевских, которые концентрируются вокруг дочери Рыкова Наталии Алексеевны Рыковой-Перли[22].
Обширная семья вела отчасти натуральное хозяйство, ибо у нее был участок земли, который давал возможность ставить на стол только что собранные овощи, а фруктовый сад снабжал спелыми свежими яблоками и грушами и позволял делать зимние заготовки. В хозяйстве были две-три коровы. Экипаж и несколько лошадей давали возможность достойно «выезжать в свет», разумеется, до предела провинциальный, а кухарка и пара приходящих работников позволяли существовать относительно комфортабельно. Какое-то время у семейства был даже небольшой «зверинец» – пара волчат, медвежонок, филин.