[946]; одновременно он увидел, что, будучи меньшинством в «тройке», он теряет руководящую роль в большевистской фракции, – поэтому он решил взорвать прежде всего «тройку», а затем и весь Больш[евистский] Центр. Философские споры[947] были прикрытием»[948].
Небезынтересно отметить, и это весьма важно для оценки личности Николаевского, его характера, его отношения к людям, что он, не будучи особо высокого мнения о художественном даре Алданова, ценил в нем именно историка, с которым охотно делился информацией, хотя в 50-х годах значительно сдержаннее, чем десятилетиями ранее. Узнав о кончине писателя (25 февраля 1957 г.), Борис Иванович писал Н.В. Валентинову-Вольскому:
«Алданова крайне жалко. Не хочется высказывать свое мнение, но боюсь, что писателем-художником он был средним. В нем было больше историка. Он умел работать над материалом (и поэтому особенно жаль, что он завещал сжечь его записные книжки)»[949].
Материалы незаконченного фундаментального труда Николаевского[950] представляли собой лишь часть еще более значительного документального массива, который Николаевский назвал «Материалы по истории марксистского движения в России, 1908–1960 гг.». Для подготовки документальной публикации он воспользовался финансовой поддержкой американской Исследовательской программы по истории КПСС, учредители которой понимали, что обнародование первоисточников, связанных с внутренней борьбой в РСДРП, явится важным вкладом в объективное изучение истории российской социал-демократической и коммунистической партий, будет способствовать разрушению мифов и фальсификаций, насаждаемых коммунистическими историками.
Николаевским была проделана серьезная часть работы. Совместно с Бургиной он подобрал документы, хронологически доходившие до начала 1912 г., до Пражской конференции большевиков, которую они фиктивно объявили общепартийной конференцией, в основном завершившей раскол партии, точнее, откол от российской социал-демократической партии экстремистской группы Ленина, являвшейся тогда только одной из целого ряда мелких социал-демократических группировок. Собранные документы были разделены на шесть тематических частей, что наталкивает на предположение о шести запланированных томах[951]. (Впрочем, не исключено, что Николаевский сам окончательно так и не определился в отношении разделения материала на тома и не понимал, сколько всего томов будет создано.) Заголовок первого раздела отсутствует, но из содержания источников его можно воссоздать, ибо здесь рассматривался вопрос о функционировании неуставного и раскольнического Большевистского центра.
Собственно говоря, в качестве названия раздела, скорее всего, должен был фигурировать заголовок обширного введения к нему, которое Николаевский озаглавил «К истории «Большевистского центра»[952]. Безусловно, намечалась подготовка подробных исследовательских введений и ко всем остальным частям публикации, однако осуществить эту важную и ответственную задачу Борис Иванович не успел. Более того, из текста введения к первому разделу видно, что он был оборван буквально на полуслове, что и его окончить Николаевскому не хватило времени[953].
В наименьшей степени, как это ни удивительно, оказался разработанным первый раздел. Причины этого следует, по нашему мнению, видеть в крайней сложности обнаружения документации, прямо свидетельствовавшей о функционировании Большевистского центра как такового. В основном документация раздела – это переписка, в значительной мере сутяжническая, убедительно доказывающая существование самого Большевистского центра[954], преступные источники его финансирования (в частности, эксы, или экспроприации, которые были решительно осуждены V съездом РСДРП в 1907 г., чему формально подчинился Ленин, но продолжал пользоваться награбленными средствами для финансирования своей группы и ее печатных органов).
Из документов следовало, что представители других социал-демократических групп не гнушались средствами, полученными в результате грабежей, и вступали в споры и конфликты друг с другом о праве на эти деньги. Такие умеренные социал-демократы, как Мартов, Мартынов и Аксельрод, осуждая большевистские эксы, в то же время активно участвовали в торге, добиваясь, чтобы средства были распределены между фракциями социал-демократии «по понятиям».
Второй раздел был назван «Вокруг «объединительного» пленума» ЦК, 1909–1910 гг.». В этом разделе речь шла о попытках сторонников объединения партии остановить внутрипартийные раздоры, добиться воссоздания единой РСДРП как политической силы, способной влиять на ситуацию в рабочем движении России и общественной жизни страны в целом. Собственно говоря, «долгий пленум» ЦК РСДРП в самом начале 1910 г. и был созван прежде всего для реального объединения фракций, дробление которых все более и более усиливалось.
Особое значение в этом разделе имеют письма Троцкого, который начал издавать в Вене газету «Правда» и стал инициатором образования в основном шедшей за ним венской партийной группы. Троцкий оказался наиболее инициативным и деятельным поборником воссоединения партии. Однако, выступая в качестве «нефракционного социал-демократа», Троцкий, как показывают материалы, фактически усилил раскол партии, прибавив к уже существовавшим группам свою собственную венскую группу «Правды», исповедовавшую его особую концепцию «перманентной революции».
Весьма характерны письма Троцкого Горькому, Алексинскому, инициативной группе по организации партийной школы на острове Капри (Италия), где проживал в это время Горький, являвшийся тогда страстным поборником создания школы как своего рода инструмента сплочения социал-демократов разных течений и групп. Троцкий не разделял радужных надежд Горького и предлагал, чтобы каприйская школа начала издавать газету. Себя он видел ее редактором. Было ясно, что Лев Давидович пытался таким образом сделать из своей фракционной газеты «Правда» общепартийную газету российской социал-демократии.
Рельефное представление о реальном положении дел в РСДРП, о борьбе течений, о взаимных претензиях, крайней подозрительности друг к другу и все большей фрагментарности групп и кружков дают письма лидеров меньшевизма: Мартынова, Мартова, Потресова, Дана, а также документы умеренных большевиков и членов группы «Вперед» (в нее вошли отколовшиеся от большевиков A.A. Богданов и Г.А. Алексинский). Наконец, крайне интересны бумаги ленинского крыла партии: заявления Ленина и лиц, входивших в его ближайшее окружение (прежде всего Г.Е. Зиновьева). Важное значение в этой группе материалов имеет переписка Мартова с Потресовым, которая не подтверждает мягкость Мартова (это мнение довольно часто высказывается в литературе). Наоборот, из писем Мартова и ответов Потресова следует, что они с негодованием, а порой и с плохо скрытым или откровенным презрением относились ко всем «инакомыслящим».
Весь комплекс документов этого раздела свидетельствует о тщетности усилий «объединительного пленума» 1910 г. добиться не то чтобы реального объединения социал-демократов в подлинно единую партию, а хотя бы смягчения разногласий и взаимных обвинений в самых смертных грехах. Российская социал-демократия оставалась формальным объединением, раздираемым конфликтами малых и мельчайших групп, лидеры которых полагали, что им, и только им принадлежит право определения окончательной истины. Неудивительно, что «долгий пленум» ни к каким реальным результатам не привел.
Следующий, третий раздел Николаевский озаглавил «Борьба за созыв общепартийной конференции. 1910–1911 гг.». Как и предыдущий раздел, он открывался материалом Троцкого – на этот раз статьей, опубликованной в центральном органе Социал-демократической партии Германии газете «Форвертс» от 28 августа 1910 г., в день начала работы международного социалистического конгресса (конгресса II Интернационала) в Копенгагене. Статья давала реальную оценку упадка российской социал-демократии, исходила из того, что возрождение движения может произойти только на подлинно объединительной партконференции с новыми руководителями во главе. Не высказывая этого прямо, Троцкий видел в качестве такого нового лидера себя.
В известной степени статья Троцкого оказалась сенсационной, ибо автор впервые позволил себе вынести сор из избы – рассказал о преступных уголовных делах большевистских агентов-экспроприаторов и пользующейся их услугами ленинской группе. По этой причине статья вызвала негодование различных кругов российской социал-демократии, прежде всего ленинской фракции, которые ополчились против Троцкого. Изначальное недовольство Ленина по поводу публикации со временем переросло в настоящую ненависть, породило для Троцкого известную ленинскую кличку «иудушка», а вместе с нею и десятки антитроцкистских статей и заметок с самыми разнообразными оскорбительными эпитетами. Эта нашумевшая в свое время статья Троцкого по-русски никогда издана не была. В советское время, став ближайшим помощником Ленина, а затем считая именно себя его достойным наследником, Троцкий строжайшим образом запрещал включать ее в свои сборники, в том числе и в начавшее выходить в середине 20-х годов, но не завершенное, многотомное собрание его сочинений.
Как видно из других материалов, в том числе резолюций то ли принятых, то ли инициированных венским социал-демократическим клубом, находившимся под влиянием Троцкого и его «Правды», движение за созыв партийной конференции, развернувшееся за границей во второй половине 1910 г., ставило под угрозу внутри большевистской фракции позиции ленинской группы. Наряду с ленинской группой в большевистских кругах существовало и умеренное крыло, а кроме того, близкой к большевикам оставалась отколовшаяся от них группа «Вперед». Важным документом такого рода явилась резолюция пяти заграничных социал-демократических клубов, одобренная в конце декабря 1910 г. В ней выражалась надежда, сформулированная довольно высокопарно и оказавшаяся тщетной, что «общепартийная конференция, предст