— Что дальше, капитан Тальрик? — спросила она.
Он, мобилизовав резервы, к которым прибегал очень редко, легонько отодвинул ее. Туша Ультера прямо-таки притягивала его; Тальрик радовался, что не он нанес старику смертельный удар, но радость была приправлена горечью.
— У меня еще есть дела. Заключенные… — На память сразу пришли те, кого он лично поместил в камеру — со смертью Ультера в голове у него значительно прояснилось. — Заключенные, — повторил он и побрел вон из гарема, провожаемый взглядами женщин.
Чи, несмотря на техническое образование, ободрала себе руки в кровь.
Если бы не Наследие, подарившее ей способность видеть в темноте, за дело вообще бы не стоило браться — но взлом, как выяснилось, был наукой сам по себе.
Казалось бы, она неплохо смыслила в устройстве замков, а наручники Сальмы, как все осоидские изделия, отличались простотой и практичностью.
Между тем солнце успело зайти, зонд, которым она ковырялась в замке, погнулся, и пальцы у нее онемели. Три штифта, по ее расчетам, она уже отогнула — осталось еще два.
— Слушай, а побыстрее нельзя? — спросил Сальма.
— Если снова судорога будет, ты сядь. Заодно и я отдохну.
— Какой уж тут отдых.
Борьба с замком поглощала все внимание Чи — крики и лязг стали в коридоре она услышала только теперь.
— Пожалуйста, Чи. — Для нее эти звуки означали спасение, но Сальма, похоже, был не столь оптимистично настроен.
Взяв свое погнутое орудие, она нащупала упрямый четвертый штифт — зонд только царапал его без всякого результата.
— Чи, скорей, — умолял натянутый как струна Сальма. За дверью слышался громкий топот и чей-то рев.
Она нажала что было силы: либо штифт поддастся, либо зонд сломается. Все зависело от качества осоидской стали.
В дверь их камеры вставили ключ. Чи нажимала, едва не вывихивая запястье.
Штифт уступил ее отчаянному усилию, и в тот же миг с грохотом распахнулась дверь. На пятый времени уже не осталось, но его, как выяснилось, и не было — Чи ошиблась в своих расчетах.
Наручники упали с Сальмы, крылья развернулись, Чи отшвырнуло к стенке.
Не надеясь на онемевшие руки, он двинул возникшего на пороге солдата плечом. Второй, входивший следом, не решился воспользоваться мечом, боясь поранить товарища. Чи без промедления повисла на нем и вывернула ему правую руку.
Таниса попыталась протиснуться мимо бронированного солдата, цепляясь за рукоять его меча, но тот презрительно отшвырнул ее прочь. Двое других у него за спиной открывали дверь чьей-то камеры. Тото с арбалетом подступил совсем близко, однако он и в лучшие времена, которые для них давно миновали, был неважным стрелком. Шпага Танисы снова визгнула по броне.
И тут на поле боя опять появился Ахей, про которого она совсем позабыла — смелости, что ли, набрался?
Пролетев под самым потолком, он пал на плечи осоиду и принялся тыкать кинжалом в его шлем, отыскивая прорезь для глаз. Солдат, совсем обезумев, махал мечом во все стороны, а ном держался за него одной рукой, помогая себе крыльями.
Сорвавшись, он не отпустил шлем и заломил голову солдата назад. Таниса тут же отбила ногой в сторону вихляющий меч и ткнула острием шпаги под самый подбородок осоиду. Звенья кольчуги разошлись, и враг рухнул навзничь мертвее некуда.
Позади него… нет, не все еще потеряно! — вовсю сражались Чи и Сальма. Видя, что Сальма того и гляди упадет, Тото дважды нажал на спуск арбалета. Один болт ушел в темноту, но второй попал осоиду между ребер. Сальма добил врага его же мечом.
Второго солдата, с которым боролась Чи, поразил кинжалом Ахей — белые глаза и зубы нома сверкнули во тьме коридора. Хизес, оглушенный, но не утративший боевого духа, пришел ему на подмогу.
Таниса подхватила Чи. Та, грязная и побитая, обняла названную сестру так, что у нее затрещали ребра.
— Пришли все-таки, молот и клещи! Пришли! — За плечом Танисы, тщательно вытирая кинжал, показался Ахей. — И ты тоже… — Вспомнив свой сон в геликоптере, на пути в Минну, Чи испытала настоящий физический шок. Пока она обнимала удивленного Тото, Сальма объяснял Танисе, что руки у него пока не работают.
— Уходим, — скомандовал Хизес.
Со всей скоростью, на которую были способны недавние узники, они понеслись к лестнице.
Таниса, бежавшая впереди, внезапно остановилась. Тизамон стоял на красных от крови ступенях, окруженный трупами осоидов. Их было не меньше одиннадцати, и в подвал они, судя по расположению тел, спустились одновременно. Тизамон, очевидно, врезался в самую гущу, не дав им прибегнуть к жалам. Те, что лежали выше, пытались спастись, и он убил их ударами в спину.
На щеке Тизамона тоже осталась метка — тонкая красная линия, похожая на след от Танисиной шпаги.
— Уходим, — повторил Хизес, слегка заикнувшись при виде побоища.
Тизамон кивнул, пропуская его вперед.
Во дворне царил хаос. Тальрик спрашивал у всех встречных солдат, что происходит, но мало кто мог дать ему связный ответ. Дворец, похоже, атаковали сразу несколько отрядов противника. Солдаты и полицейские метались туда-сюда, мешая друг другу. Если бы подпольщики прознали об этом, господство Империи в Минне могло бы рухнуть. Кроме того, Тальрик понял, что кто-то намеренно постарался сбить охрану со следа — не без участия его самого.
Встретив Кимену и других беглых, он даже не вспомнил о Чируэлл Вершитель с ее стрекозидом: тогда все его мысли занимал Ультер. Теперь он снова обрел способность видеть события в перспективе.
Вовремя заслышав шаги, он вжался в какую-то дверь — инстинкт, выработанный за долгие шпионские годы.
Мимо промчалась сборная банда: один местный житель, один мантид с боевым когтем — а также стрекозид и Вершитель.
Он вскинул ладонь, накапливая заряд. У Чируэлл спина широкая, даже в полумраке не промахнешься.
Жаль, что ему не довелось еще раз ее допросить.
В голове забубнили посторонние голоса. «Одно доброе дело во искупление множества злых?» — насмехалась Кимена, а сама Чируэлл спрашивала, какой Империи будет вред, если ее отпустят.
Он тогда ответил, что скорей перережет ей горло — да, так и сказал. Собственные слова до сих пор звенели у него в ушах.
Чи удалялась по коридору, а в голову Тальрика по-прежнему лезли все кто ни попадя. Ультер, изменивший и сам ставший жертвой предательства… Ааген, ненавидящий пыточный инструментарий…
Стрекозидка, чьих детей он убил во славу Империи.
Жало, похоже, все-таки не сработает. А Чи ему будет полезней живая, чем мертвая.
Ему было плохо, физически плохо — то ли оттого, что щит его преданности дал трещину, то ли из-за всей этой болтовни.
Ладонь нагрелась и заискрила. Зачем он совершает над собой это чудовищное усилие? Чтобы умертвить какую-то жуканскую девку?
Уж на одну-то ошибку эта ночь дала ему право.
Он опустил руку и поплелся искать койку, чтобы прилечь.
Они ждали, что на них вот-вот обрушится вся имперская рать — ждали даже в кладовой, шум над которой не стихал, а только усиливался. Ахей первым нырнул в темный туннель и умчался подальше от фонаря Хизеса. Тото и Чи помогали Сальме, которого все еще мучили судороги в руках и спине. Таниса знала, что Тизамон намерен идти замыкающим, но все-таки дождалась его, пропустив остальных далеко вперед. Луч его собственного фонарика, очень слабого, широко обходил ее — Тизамон, как и раньше, не хотел ее видеть, не желал признавать.
Пришло время взять судьбу в свои руки — и где же удобнее это сделать, как не в заброшенных подземных туннелях?
Отойдя на приличное расстояние от дворца, Таниса остановилась.
Тизамон сразу замедлил шаг, чувствуя неладное в ее частом дыхании.
— Тизамон, — начала она. Он тоже замер на месте — серый силуэт, черная тень. — Мы слишком долго тянули, — сказала она ему в спину. — Пожалуйста, давай поговорим наконец.
Она затаила дыхание. В тишине журчала вода, бегали тараканы.
Он, кажется, покачал головой, и она начала сызнова.
— Тизамон… или отец? Что тебя больше устраивает?
Он снова остановился, всего на мгновение. Ей пришлось бежать за ним, чтобы не остаться одной в темноте.
У нее теперь был только один снаряд, который она приберегла напоследок: если уж он выстрелит, обратного ходу не будет.
— Чтоб ты сдох, — прошипела она, доставая из ножен шпагу. Этот звук, хорошо знакомый ему, лучше всяких слов заставил его обернуться. — На меня смотри, — потребовала Таниса, и он посмотрел. В тусклом свете фонарика она не могла видеть, что написано у него на лице — если там вообще что-то было написано. Коготь у него на руке превратился в тень среди прочих теней.
— Убери, — сказал он спокойно. — Сейчас не время для игр.
Она приняла дуэльную стойку.
— Это не игра.
Он презрительно взглянул на нее, направив фонарь чуть выше, и собрался уйти.
— Если ты сейчас покажешь мне спину, то будешь убит. Клянусь. И можешь мне поверить: я к своим клятвам отношусь точно так же серьезно, как ты к своим.
Он, прибавив света, неторопливо положил фонарь на дорожку и ответил коротко:
— Не дури.
— Приходится. Мы должны разобраться в своих отношениях.
— В самом деле?
На ее шпагу он даже и не смотрел.
— Я знаю, чего ты боишься, — сказала Таниса.
— Знаешь?
— Не моей шпаги, нет. — Она подступила ближе. — И не меня тоже. Великий Тизамон не страшится никого как на земле, так и под землей. — Ей вспомнились Коллегиум и Пирей, которого она задирала таким же образом. Гордость, вот ключ к любому мантиду. Снаружи они покрыты броней, но внутри ужасные недотроги.
Разве она сама не мантидка наполовину?
Видя, что она наступает, Тизамон отошел — не из боязни, а просто не желая с ней связываться. На улице он сразился бы с первым встречным, но ее вызов не примет. Погнаться за ним? Так оторвется ведь, ищи потом в темноте.
— Боишься ты моего лица, — пустила свой зазубренный дротик Таниса.
Его поза слегка изменилась. Незримая нить продолжала связывать их, точно земляков-муравинов.