Стенвольд сначала подумал, что их прислал Гринвис, по откуда Гринвису было знать? Все, видимо, проще: ополченцев привлек шум битвы, и они, прибыв на место, схватились с теми, кто первым подвернулся под руку.
Тальрик с воздуха наблюдал за смертельным танцем дуэлянта-мантида. Он путешествовал больше, чем большинство его соплеменников, и о древнем культе Бойцовых Богомолов кое-что слышал. Трудно поверить, но этот, похоже, один из них.
Второго шанса не будет. Тальрик следил за когтем мантида, за его поступью, за его ритмом. Сам он тоже был не из последних бойцов и жалом владел лучше многих.
Улучив момент, когда Тизамон замахнулся, Тальрик пустил свой разряд.
Мантид, о чудо, отскочил в тот же миг, но ток все-таки опалил его, швырнул на локомотив, и он упал без сознания.
Победа! Тальрик начал снижаться, а голос Чируэлл Вершитель закричал:
— Тизамон!
Тальрик, с мечом в правой руке и раскрытой левой, приземлился раньше своих солдат. Добить мантида одним ударом, ворваться в кабину и прикончить всех, кто там есть — даже Чируэлл, если понадобится.
Не хотелось бы, но это война.
Когда с локомотива прыгнула обезумевшая Таниса, Тальрик не успел отступить.
Острие шпаги, пронзив его имперский панцирь почти без труда, медленно разделяло звенья кольчуги. Особого ущерба, если не считать страшной боли, Тальрик не потерпел; девушка, рывком высвободив клинок, кольнула его в бедро.
С криком упав на одно колено, он выбросил вперед собственный меч. Слабый, неверный удар скользнул по кожаному дублету Танисы и поранил ей руку. Пальцы ее разжались, но шпага держалась на ладони, словно приклеенная.
Тальрик, приподнявшись, пустил разряд. Девушка увернулась, и ток прожег вмятину на боку «Гордости».
— Ты убил его! — Таниса снова атаковала — он едва успел откатиться. Шпага поцарапала ему затылок, и тут Тизамон встал на ноги. Одной рукой он держался за обожженное место, но коготь, обагренный кровью двадцати убитых врагов, готовился умертвить еще одного, а зубы скалились не то от боли, не то от свирепого предвкушения.
Раненый Тальрик, вновь оказавшись лицом к лицу со страшным мантидом, испытал приступ иррационального страха. Крылья почти без участия воли унесли его в сторону, а кошмарная пара, вконец рассвирепевшая от полученных ран, тем временем принялась за его солдат. Где же броневик, почему так медлит?
Броневик, потерявший одну ногу, горел — пламя вырывалось из смотровой щели его кабины. В небе, медленно падая, горел дирижабль.
Чи подняла еще два рычажка, покрутила колесико. Мощь нарастала, пол под ногами вибрировал. Камера за стеклом раскалилась так, что Скуто прикрывал глаза двойным слоем ткани; локомотив, явно не рассчитанный на такую нагрузку, ходил ходуном.
— Совсем немного осталось. — Чи повернула колесо еще трижды, сближая заряженные элементы внутри. Скоро между ними должна проскочить молния — сделав это несколько раз, она преобразуется в движущую силу.
— Чи… — заикнулся Скуто.
— Еще чуть-чуть.
— Нет, Чи! Некуда больше! Уходим!
— Почему?
Половина Скуто скрывалась в тени, другую половину омывал свет — чистый свет, без жара, но смотровое окно плавилось, словно лед, и металл стекал лужицей на пол.
— Уходим! — снова выкрикнул он и заорал что есть мочи, обращаясь к бойцам снаружи: — Быстро отошли от машины!
Уцелевшие осоиды уже летели прочь сломя голову. Тизамон пошатывался, серый при свете луны.
Таниса закинула руку отца себе на плечо, обхватила его за пояс. Он взвыл от боли, но миндальничать не было времени. Из кабины и всех швов корпуса лился белый, режущий глаза свет.
Осоид, ранивший Тизамона, скорчился неподалеку. Таниса со шпагой наготове поймала его взгляд, полный боли и странной покорности, — потом он расправил крылья и улетел.
Таниса, волоча спотыкающегося Тизамона, пустилась бежать. Скоро оба упали, и Таниса, оглянувшись на сияющую «Гордость», увидела взрыв.
Взрыв ли? Крышу над двигателем снесло, пар завихрился, и световой столб ударил в заслонившие луну облака. Миг спустя молния, грянувшая из них, разнесла локомотив на куски. Таниса, ослепшая от вспышки, оглохшая от раскатов грома, так и не заметила, успела ли Чи выбраться из обреченной машины.
40
Таниса очнулась с тупой болью в боку и довольно острой в руке. Рана, которую нанес ей вражеский меч, была неглубокая, но она натрудила руку, сражаясь с последним взводом осоидов… потом бежала, таща на себе Тизамона… а потом в локомотив ударила молния.
Что же случилось дальше? И где она теперь — неужели в плену?
Испуганная этой мыслью, Таниса открыла глаза. Комнату тускло освещали высоко расположенные окна. Убежище подпольщиков в Минне? Нет, там все по-другому.
Приподнявшись на локте, она обнаружила, что кто-то промыл и перевязал ее раны. Рядом лежала женщина из команды Скуто, участвовавшая в недавнем бою. Она то ли спала, то ли была без сознания и выглядела, на непрофессиональный взгляд Танисы, очень неважно: сквозь бинты на ее голове и груди проступала кровь.
Чуть дальше спал Тизамон. Ожог покрывал половину его груди от пояса до ключицы, но он был жив, на что Таниса в те последние мгновения едва ли могла надеяться.
Она села, почувствовав, как натянулись швы на боку. Нома, стоящего на коленях у чьей-то другой постели, она видела только со спины, но догадалась, что это Ахей. В нем произошла какая-то перемена, отличавшая его от других номов.
Услышав, что Таниса зашевелилась, он оглянулся, и она увидела, что рядом с ним лежит Чи — в сознании, но вся покрытая мелкими ранами.
— Это взрыв, да? — поразилась Таниса.
В ногах у нее кто-то раскашлялся — там, параллельно их ряду, тоже лежали раненые. Спину распластанного на животе Скуто усеивали волдыри вперемешку с шипами.
— Не взрыв, а я, — просипел он. — За мгновение до конца я схватил ее в охапку и прыгнул, а про колючки свои и забыл. Ничего, на жуканах быстро все заживает. Самое трудное было отцепить ее от меня.
— У нас… погиб кто-нибудь?
— Не без этого. Ракка погиб. Педро и Хальярд Смекаллы. Архедамма, которую ранили во время прорыва из мастерской, тоже скончалась. Мы потеряли многих — легче назвать тех, кто выжил. На Балкусе, подлеце этаком, ни царапины, зато Сперра сильно изранена. Хадракса, справа от тебя, тоже плоха… короче, нас всего пятеро, считая меня. Операцию мы провели успешно и шефа не посрамили, но расплатились за это сполна. У парня в отряде тоже потери.
Ахей, держа руку Чи в ладонях, молча кивнул.
Полевой хирург трудился над ногой Тальрика, зажавшего в зубах деревяшку. Раскаленная игла сновала туда-сюда.
— Повезло вам, — объявил врач, через руки которого за эту ночь успело пройти много менее удачливых раненых. — Артерия не задета, иначе бы истекли кровью в считанные минуты.
Он был в двойных доспехах… а шпага Танисы, прежде чем нанести эту рану, пропахала борозду через всю его грудь.
Но все это пустяки по сравнению с провалом, который они потерпели ночью. Полковник Латвок, генерал Рейнер и другие верховные офицеры Рекефа, прочтя его не написанный пока рапорт, решат, насколько сильно пострадала Империя по вине Тальрика.
Осоиды уже сворачивали свой геллеронский лагерь. Делегация Совета Магнатов очень желала знать, не Империя ли взорвала «Гордость», и затуманить им мозги было не так легко. Заявление, что осоиды как раз пытались ее спасти, вызвало новый ряд неудобных вопросов. Все это могло стоить Тальрику карьеры и даже жизни.
Его звезда закатилась, но Империя по-прежнему сияла, как солнце… и Тальрик, как ни странно, находил в этом утешение. Он всего лишь маленький винтик большой машины; винтики ломаются, но машина работает вечно. Штурм Тарка на юге вот-вот начнется, если уже не начался. Тарк, как все муравинские города до него, падет в жестоком кровавом бою; он будет стоять до последнего, но в конце концов уступит врагу, превосходящему его числом, мобильностью, широтой мысли и беспощадностью.
Что до Геллерона… Тальрик со своей тысячей солдат вернется домой, но на его место придет другой, с пятью тысячами, а то и с пятьюдесятью. Геллеронские жуканы тешатся мыслью, что все имперское войско собралось у стен Тарка — но там стоит одна только Четвертая армия при поддержке вспомогательных батальонов и инженерного корпуса. Геллерону предстоит убедиться в том, что таких армий у Империи много.
Пока хирург собирал свои инструменты, Тальрик, совершенно не чувствуя страха, составлял в уме рапорт.
Через два дня Стенвольд собрал всех, кто мог тронуться в путь — в том числе Чи, Танису и Тизамона. Мантид, правда, еще не совсем поправился и ходил обнаженный до пояса, накинув дублет на плечи.
— Все только начинается, — сказал Стенвольд. — Мы с вами одержали маленькую победу над сильным врагом. Не ради Геллерона, не ради Коллегиума, не ради мести, справедливости и прочих возвышенных глупостей. Мы сделали это ради Нижних Земель, дав им время приготовиться к обороне. Но Империя, как вам известно, штурмует Тарк и к нам на запад тоже пошлет войска, можете быть уверены. Мы должны их опередить. «Единство или рабство» — вот наши ключевые слова, тем более что это чистая правда. Они как нельзя более верно рисуют будущее Нижних Земель. Единство, даже если мы добьемся его, не продержится долго, но рабское ярмо может отяготить нас на вечные времена.
Я отправляюсь в Коллегиум, где у нас больше всего шансов достигнуть желаемого. Коллегиум уже заключил договор с муравинами Сарна и может расширить этот союз. Падение Тарка — боюсь, оно неизбежно — огненными буквами возвестит, что Империю нужно остановить, но у осоидов есть агенты повсюду: в Коллегиуме, Сарне и Мерро. «Империя воюет не с вами, а с вашим врагом», — будут твердить они, заглатывая Нижние Земли кусок за куском.
Наше оружие — не меч, а слово. Слово, убеждающее других обнажить мечи, чтобы те засверкали на солнце.
Я уже послал гонцов в Коллегиум, в Сарн и даже в Арахнию, извечного противника объединения Нижних Земель. Нет того, от кого я сейчас не принял бы помощь. Я готов отправить письма в подземные чертоги мифических центипедов и в мифические же племена москитонов — и отправлю, если дела будут совсем уж плохи.