— Доктор, — стоя у дверей и загораживая выход собственным телом, сказал он, — освидетельствуйте, пожалуйста, этого человека. Мне необходимо письменное медицинское подтверждение того, что во время дачи показаний капитан Семенов Алексей Николаевич был полностью вменяем. Врач несколько секунд смотрел на Алексея, затем подсел поближе и начал задавать обычные в таких случаях вопросы. Что-то о дне недели и числе, месяце и годе, затем осведомился насчет того, не было ли в роду Алексея психически ненормальных людей, и, казалось, очень обрадовался, услышав, что нет, не было, не ударялся ли Алексей когда-нибудь головой, были ли у него сотрясения мозга. Тоже не было?
— Ну, что же, — поднялся врач. — Мне кажется, этот человек вполне вменяем и отдает отчет в собственных словах.
— Вот так и напишите, — с облегчением вздохнул Максим. — Вот здесь, пожалуйста.
— Пожалуйста. — Тот набросал в протоколе заключение и широко расписался, с завитушками, с закорючками, как-то очень красиво и округло.
— Ну, слава богу, — улыбнулся Максим. — Кстати сказать, а у вас какой профиль? Вы психотерапевт?
— Нет, я окулист, — ответил врач с достоинством и удалился. Алексей захохотал, Максим, не выдержав, засмеялся тоже. Несколько секунд в палате слышались громовые раскаты хохота.
— Ничего, — наконец пробормотал Максим сквозь слезы. — Все в порядке. Думаю, никто не станет выяснять, чья подпись на заключении — окулиста или психиатра. На первое время этого вполне достаточно. В любом случае, когда все закончится, придется проводить полноценную психиатрическую экспертизу. Алексей вдруг осекся.
— Вы ведь нашли место, где хранятся самолеты? — спросил он.
— Да. Угольно-перерабатывающий комбинат. Километрах в пяти от города. Вот. — Максим вытащил из кармана плотный черный конверт с фотографиями и положил его на тумбочку, стоящую в изголовье больничной койки.
— Что это?
— Фотографии. Их сделал очень хороший мастер. Алексей не меньше минуты смотрел на конверт, будто не решаясь взять его в руки. На лице летчика отражалась нерешительность.
— Признаться честно, — продолжал Максим, — я искал совсем другой завод. Там ведь не только самолеты, там еще и танки, и БМП.
— Много?
— Тридцать пять единиц. Алексей, не отрываясь, смотрел на конверт.
— А танки-то зачем?
— Мы тоже думали об этом. Может быть, все дело в обыкновенной жадности. В великой, несусветной жадности.
— Понятно. — Алексей наконец взял конверт и осторожно вытащил из него карточки. Он внимательно изучил первую фотографию, переложил ее в конец стопки, принялся за вторую, пробормотав задумчиво: — Действительно, очень хорошие снимки. А Валера когда будет?
— Обещался часа через три-четыре, — ответил Максим. — Так что придется еще подождать. Слушайте, товарищ капитан, — он присел на стул, — мне интересно вот что. Неужели у вас не зародилось ни малейшего подозрения, когда Сивцов изложил вам эту нелепую версию с пролетом до Ростова?
— Она не такая уж и нелепая, — ответил Алексей, рассматривая снимки один за другим. — Вполне реальная. Конечно, какое-то сомнение возникло, но я ведь военный. Отдали приказ — полетел. Отдали бы другой приказ — полетел бы куда-нибудь в другую сторону.
— Ну, а если, положим, подобное повторилось бы? Полетели бы? Алексей кивнул, даже не раздумывая.
— Полетел бы. Правда, на этот раз потребовал бы, чтобы на карте расписались еще и представитель штаба округа и заместитель командира полка по личному составу.
— Они и расписались бы. Им-то какая разница? Ведь предполагалось, что через четыре-пять часов вас уже не будет в живых.
— Я знаю, — согласился Алексей. Он переложил в конец стопки последний снимок, снова убрал фотографии в конверт и повернулся к Максиму. — Все равно полетел бы. Даже если бы не захотел. Самое паршивое в данной ситуации то, что был отдан официальный приказ. Понимаете? Мы, военные, принимали присягу и обязаны выполнять приказы, какими бы странными или нелепыми они нам ни казались. Наверное, сейчас, после случившегося, мои слова звучат глупо, но ведь дело не в тех, кто выполняет приказы, а в тех, кто их отдает. Армия похожа на полуразложившуюся рыбу. Голова уже сгнила, и тело сгнило тоже, хотя пока только наполовину. Приказами в наше время удобно прикрывать свои собственные интересы. — Алексей усмехнулся. — Но здесь все было довольно гладко. Да и момент они выбрали хороший.
— Тогда еще один вопрос, на который вы не ответили ни Проскурину, ни мне, давая эти показания. За что вы Поручику-то физиономию набили? Алексей вздохнул.
Глава 34
Проскурин появился часа через полтора. Выглядел он весьма довольным, чуть ли не счастливым.
— Так, ну вот, вся компания в сборе, — хмыкнул Алексей. — Давай рассказывай, чего такого интересного нарыл?
— Расскажу — не поверишь, — по привычке ответил Проскурин. — Я такую столовку откопал — закачаешься. Прямо коммунизм на тарелках, а не столовка. При случае покажу. Все есть. Как в кремлевском буфете.
— А по делу? — спросил Максим.
— А по делу… Почитал я газетки, как Ипатов советовал, и пришел к выводу, что дельный он мужик. Гад, конечно, но дельный.
— Ну что там? Не томи.
— Смотрите, ребятишки. — Проскурин плюхнулся прямо на кровать Алексея и вдруг повернулся к нему. — Как себя чувствуешь, орел?
— Хоть сейчас в пляс. — Алексей усмехнулся. — Врачи настаивают, чтобы еще неделю полежал, а я тут от скуки загибаюсь.
— Ничего. В тепле да в скуке мужают руки. — Проскурин захохотал. Алексей автоматически отметил, что взгляд майора был блуждающим, воспаленным, глаза красные от проведенной без сна ночи.
— Смотрите, други, какая интересная ситуация получается, — ухмыльнулся Проскурин, вытаскивая из кармана пару библиотечных бланков. — С самого начала чеченской операции командующим Северо-Восточной группой назначается, кто бы вы думали?
— Алексей Михайлович Саликов, — ответил Алексей. — Это всем известно. Ну и что дальше-то?
— Ничего. Не странно ли, что человек, не имеющий опыта боевых действий, назначается командующим группой?
— Ничего странного. В войсках, сам знаешь, все через задницу. Точнее, через вылизывание этого самого места.
— На Саликова это не похоже.
— Ну не сам Саликов лизал, так кто-то другой. Нужного человека пропихивал.
— Умница! Я подумал о том же. Кто-то пропихнул Саликова. Кто и зачем? Но пойдем дальше. Девятого декабря создается разведрота, прикомандированная к четвертому мотострелковому полку, входящему, между прочим, в состав Северо-Восточной группы. Двенадцатого декабря она полностью сформирована. Естественно, Саликов не мог сам этим заниматься. Но рота создается либо командующим операцией, либо командующим объединенной группировкой федеральных войск. У командующего операцией на начало декабря нужды в этом не было. Сухопутные части в Чечне практически не используются, если не считать артиллерию и части аэродромного обеспечения. Значит…
— Дальше, — сказал Максим.
— Дальше. Двадцать пятого падают, а точнее, исчезают бесследно два самолета — Симакова и этого второго, как его, не помню… Перед этим, семнадцатого, еще один самолет. Заметь, Саликов продолжает оставаться командующим штабом Северо-Кавказского военного округа, при этом еще и возглавляет военную группу. Двадцатого, по показаниям раненого лейтенанта, разведроту загоняют в засаду, а двадцать шестого Саликова снимают с командования операцией и вместо него ставят генерала Юшенкова. Тридцать первого, — заметь, Алексей, тридцать первого, — Юшенкова тоже снимают с командования Северо-Восточной группировкой и — перед самым штурмом! — ставят Сивцова. Усек? И Сивцов же приезжает к тебе в штаб. А командир полка для комиссии, по официальной версии, ссылается на то, что отправлял самолеты на поддержку попавших в засаду десантников из Северо-Восточной группировки. Понимаешь? Первого же января Сивцова снимают с командования Северо-Восточной группой, — улавливаешь? — а вместо него ставят Ашимцева. Стрелочника, который потом будет отвечать за всю эту свистопляску. Потому что, конечно, никто уже ничего не спросит ни с Саликова, ни с Сивцова. Понимаешь?
— Подожди. — Максим нахмурился. — Приказы о подобных назначениях может отдавать только… — Он поднял глаза к потолку.
— Вот именно, — согласился Проскурин. — Вот именно.
— То есть ты хочешь сказать…
— Я ничего не хочу сказать. — Проскурин усмехнулся. — Не думаю, что Главный здесь при чем. Они в это время совсем другим были заняты. У них своих дел хватало. Но… Существует некий туманный дядя, достаточно близкий к Главному и имеющий возможность влиять на его поступки. Понимаешь? Все эти кадровые перестановки могут сойти за раздачу новогодних слонов — ты покомандуешь, потом ты, а потом и ты. Вот вам и новоиспеченные герои войны. Хоть сейчас представляй к наградам и почестям. За один день они там много глупостей не натворят, а если даже и натворят, то вот вам и мальчик для битья. Штанишки свои генеральские с лампасиками спустил и к порке готов. Так вот, полез я по газетам поискать такого человека и, представь себе, нашел. Есть у Главного такой большой друг, в теннис любят вместе играть. Значительная фигура в Генштабе — Петр Иванович Щукин. Вместе с Главным заканчивал Академию имени Фрунзе, а потом некоторое время шел с ним бок о бок. Затем что-то там у него не заладилось — честь, что ли, не той рукой отдал или просто козырнул не вовремя, не знаю, — но только оказался Щукин у Главного в подчиненных. Так вышло, тут уж ничего не поделаешь. Однако, — продолжал Проскурин, — если порыться в подшивках за последние два года, то можно заметить некоторые странные передвижения в армии, не особенно, в общем-то, оправданные. То одного человечка выдвинули, то второго, и большая, если не сказать подавляющая, часть из них так или иначе контактирует со Щукиным. Кстати, и Саликов тоже ставленник Щукина. Он одно время первой шишкой в Южной группе войск был, ну и, естественно, не с пустыми руками оттуда возвращался. И не только для Щукина, но и для Главного, само собой. Поэтому и попал на тепленькое местечко, на Кавказ. Тогда все сильно хотели быть суверенными, почти все южные республики поотделялись, отвечать особенно не за что. Опять-таки если хронику посмотреть: там Саликов мелькнул, тут Саликов мелькнул. Правда, газеты ему много внимания не уделяли, но Щукин прямо-таки даже восторженно отзывается о своем протеже.