Внезапно суета улеглась. Санитары уложили Стива на носилки, немного покрутились возле него и погрузили в машину. Один из них пошел отключать синий проблесковый маячок, пока другой информировал констебля. «Скорая» медленно отъехала.
— Пойдемте в дом, — предложил Фин остальным. — Думаю, полиция захочет задать нам несколько вопросов.
Нэнси, казалось, вышла из оцепенения.
— Легавые? Они что, припрутся сюда?!
Она вбежала в дом и стала подниматься по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Остальные вошли понуро, слишком подавленные, чтобы произносить длинные речи. «Кошмар, ужас» — это все, что они могли сказать друг другу.
Фин и репортер замыкали шествие.
— Вы слышали, слышали его последние слова? — наседал репортер. — Он сказал: «Больно... Кто-то сделал больно». Что это, если не убийство? Скажите, мой друг, где здесь телефон?
Глава шестая. Толкнули или сорвался?
— Посторонним, — убеждал Хакель сокамерников по узилищу, — полицейское расследование может показаться несколько хаотичным. Суета и неразбериха...
Всех теперь держали в гостиной; выводили по одному в холл и допрашивали в комнате для сеансов. Дом кишел полицейскими: они мерили комнаты, сновали вверх-вниз по лестницам, сталкивались в дверях и периодически шушукались в углах, уткнувшись в свои записные книжки. Все это продолжалось уже несколько часов.
— Но под хаосом, — продолжал Хакель, — явно прослеживаются очертания некоего стратегического плана. Поверьте мне, полиция точно знает, что делает, и не тратит усилий понапрасну. Тут представляется лучшим...
— Слушайте! — Стоуни смотрел в окно. — Эти два детектива, которые остались на улице, — у них, похоже, ожесточенная дискуссия.
Хакель улыбнулся.
— Диалектика. Логическая теория против хорошо известного «интуитивного предчувствия». Спорить о фактах бессмысленно, поэтому идет борьба интерпретаций.
— У них там, кажется, борьба в буквальном смысле.
Расследование не шло, как предполагал Хакель, к какому-то неизбежному результату; оно стояло на месте и буксовало. Детективы Тол и Блессинг уже были сыты по горло этим делом и друг другом.
Когда старший инспектор Гейлорд выскочил из машины, он застал их катающимися по земле. Там было всё: от осеняющих тычков локтями и интеллектуальных ударов коленями до исключительно гениальных идей в виде удушающих захватов и попыток выдавить глаза.
— О Господи. Принесите мне записные книжки этих идиотов и отправьте их по домам, — быстро распорядился он, разворачиваясь ястребоподобным профилем в другую сторону. — Чем, черт возьми, вы тут занимаетесь? И кто-нибудь объяснит мне, зачем этот человек измеряет дерево?
Он прошел в дом и направился к комнате для сеансов.
— Обычное расследование убийства. Тот факт, что в него вовлечены поп-звезда и его друзья-шизики, еще не говорит, что мы должны... Так, где показания? Здесь лежали показания, которые Гордон оставил для меня? Кто их взял?
Он вошел в гостиную, чтобы взглянуть на свидетелей, собранных в одном месте.
— Типичный хиппи-переросток, — пробормотал он, сурово разглядывая профессора Хакеля. — Это многое объясняет.
Вернувшись в комнату для сеансов, он занялся записными книжками драчунов. Детектив-сержант Тол подозревал хитроумный трюк, который дал осечку, трюк с веревками или зеркалами. Он и другие обыскали помещения, забрались на крышу, но не нашли ни одного зеркала, которое не было бы намертво установлено в мебели или прикручено к стене, не нашли даже фута веревки. Были обнаружены клубок вязальной шерсти (кабинет) и — многозначительно заканчивал он свои заметки — стопки «литературы», перевязанные бечевкой (подвал):
«К сведению: в подвале есть дубликатор и стопки брошюр. Информация (возможно) для 00. Предположительно, Комм. Фронт». 00 — это, конечно, особый отдел. Тол надеялся, что они накрыли подпольную типографию, где регулярно выпускали такие революционно-подрывные брошюры как «Что такое эктоплазма?» и «Аурический огонь».
Блессинг сразу же предположил, что имела место подлинная левитация. В своей неряшливой стенограмме по системе «спидрайтинг» он утверждал, что наблюдались вещи, не вполне объяснимые с точки зрения классической науки...
Затем шли показания. Все присутствующие в лекционном зале, кто четко различал Стива Сонди в окно, были единодушны: певец парил в воздухе в десяти футах от балкона, освещая свое лицо карманным фонариком. Кто-то наблюдал призрачную ауру вокруг его головы и плеч, кто-то — крылатых тварей со злобными лицами, а пожилой мистер Крбзски клялся, что видел красный магнитный луч, который тянулся от Стива к летающему серебряному диску...
Снаружи никто ничего не видел. Мисс Нэнси Мичи после обеда отправилась на прогулку. Мисс Эрнестина Джонсон и преподобный Артур Стоунхаус были наверху, в кабинете, где Тол обнаружил клубок вязальной шерсти.
Вещественные доказательства, то есть улики, свидетельствовали о том, что Стив Сонди открыл французское окно в маленькой треугольной комнате, вышел на балкон и ухватился за перила. Вполне возможно, что он перелез через них и встал на узкий (четырехдюймовый) выступ.
Но что потом? Могло ли зеркало отразить его в окне лекционного зала? Мог ли он раскачиваться на веревке, замирая на две-три минуты в конце своего раскачивания? Скользил ли он по проволоке, шел ли по натянутому канату? Где же тогда зеркало, веревка или проволока?
Хорошо, это была веревка, и ее сожгли в камине кабинета.
— Приведите мне мисс Эрнестину Джонсон, — попросил Гейлорд констебля в дверях.
Как только полная молодая женщина уселась перед ним, он сказал:
— Мисс Джонсон, я хотел бы побыстрее разобраться с этим делом. И вы могли бы оказать нам помощь; от вас требуется только признать, что эти ваши показания — сплошная ложь.
— Я... Я...
— Не надо. Не надо усложнять. Просто позвольте мне рассказать вам, как все было. Вы разработали план этой маленькой игры вместе с мистером Сонди. Вы спустили веревку из окна кабинета наверху, — того окна, расположенного прямо над балконом, где он стоял, — и он качнулся на этой веревке к соседнему балкону. Там, сразу за перилами, он встал и осветил фонариком лицо. При недостаточном свете складывалось впечатление, что он находится несколько дальше и висит в воздухе. Когда он собрался качнуться назад, что-то пошло не так. Либо он ослабил хватку и упал, либо вы позволили ему упасть. А теперь сэкономьте нам час работы, рассказав всю правду.
По ее реакции он понял, что действовал неправильно. Пока он говорил, ее робость исчезла, и теперь она спокойно смотрела на него.
— Старший инспектор, какую правду я должна вам рассказать? Я ничего не знаю — вот и вся правда.
У Гейлорда возникло ужасное подозрение, что так оно и есть.
— Ладно, давайте скажем просто, что это сделали не вы. — Он на мгновение задумался. — Вы очень религиозный человек, не так ли, мисс Джонсон? Если не сказать — богобоязненный?
— Я пытаюсь жить праведной жизнью.
— Предположим, вы заметили, как преподобный Стоунхаус делает что-то не совсем достойное. Мошенническое. Скажем, спускает веревку из окна, чтобы Сонди качнулся назад. Вы бы смогли проинформировать меня, увидев подобное?
— Да, конечно.
— Но смогли бы вы убедить себя поверить в увиденное? Шок мог быть настолько велик, что вы отказались бы верить собственным глазам. Вы, предположительно, медитировали, поэтому могли внушить себе, что это вам пригрезилось, иначе...
— Мои глаза были закрыты, по крайней мере, некоторое время, — сказала она. — Я не думаю, что смогла бы увидеть, как преподобный Стоунхаус спускает веревку, даже если бы он это сделал. От меня его заслоняли картотечные шкафы. Я только слышала, как он разговаривал по телефону, и видела его голову, возвышающуюся над комнатными растениями миссис Уэбб. Он стоял за письменным столом, повернувшись ко мне спиной.
— Но вы же были в трансе. Как вы можете быть уверены в том, что видели?
— Я знаю то, что знаю. У меня действительно было несколько разных стадий одного и того же видения, но... я уверена, что вам это будет неинтересно.
— Очень, очень интересно. Расскажите мне об этом «видении». — Он взял ручку.
— Там были цветы, выросшие прямо из ковра, повсюду. И потом из этих цветов возник собор. Потом...
Он отложил ручку.
— Большое спасибо, мисс Джонсон. Думаю, на сегодня это всё.
Стоунхаус был одет в пуловер с закатанным воротом, который делал его похожим на священника в пуловере с закатанным воротом. Манерность и чрезмерная тяга к цветистым фразам раздражали Гейлорда; он начал подозревать, не был ли Стоунхаус гомосексуалистом.
— Позвольте мне сразу перейти к делу, преподобный. Либо вы, либо мисс Джонсон спустили веревку этому мальчику. Что ж, допускаю, до определенного момента все это выглядело как невинная шутка, но что-то пошло не так. И теперь, когда он мертв, очень важно докопаться до истины. — Он поднял вверх исписанную страницу. — Вы абсолютно уверены в своих показаниях?
— Абсолютно уверен? Хм. Сейчас я уверен только в том, что для начала было бы неплохо предоставить мне возможность, как говорится, пробежаться по тексту, прежде чем я что-либо отвечу. Мало ли, знаете ли, упустишь что-нибудь от волнения.
Он взял показания и перечитал их, время от времени поблескивая длинными передними зубами что-то бормоча.
— Да, вроде все правильно.
— Во время инцидента вы разговаривали по телефону. Вы не отвлекались?
— Кажется, нет. Я проводил довольно ответственный эксперимент по передаче мысли на расстояние. Так называемое ЭСВ. Дама, звонившая из Челтнема, пыталась угадать, какие символы я вижу на специальных карточках. Видите ли...
— И вы стояли спиной к мисс Джонсон?
— В основном да. Но пару раз я все же оглянулся, чтобы убедиться, не нарушаю ли я своим разговором ее медитацию.
— И что она делала?
— Сидела в позе полулолотоса. Полулотос...