— Приношу свои искренние извинения.
— Весьма похвально, мы принимаем ваши извинения. Далее, считаю, будет правильным представить в истинном свете то, чему вы стали свидетелем. Могу я присесть?
— Да, конечно.
Стоуни сел, сосредоточившись на стрелках своих штанин. Он набрал воздуха в грудь.
— Я не хотел бы, чтобы у вас сложилось ложное впечатление, будто миссис Уэбб и я живем во грехе. Далеко не так. Все это вполне законно, уверяю вас. Но по личным причинам моя супруга предпочитает пока держать это в тайне.
— Полиция знает?
Стоуни сглотнул.
— Господи, нет! Зачем полиции об этом знать? Послушайте, это не имеет ни малейшего отношения к их расследованиям, ни малейшего!
— Не уверен. Но их может здорово задеть одна мысль, что вы от них что-то скрываете. Юридически это называется сокрытием фактов. Понимаете, такое утаивание обязывает полицию думать о шантаже и как следствие вытекающих из него убийствах: вас шантажируют — вы убиваете. — Фин взял письмо Дока и демонстративно сложил листы, пока объяснял полицейскую концепцию, наблюдая за глазами Стоуни. Священник либо был невинен в отношении его содержания, либо был опытным игроком в покер.
— Рискну предположить, вы правы. Мне лучше «признаться» им во всем. Просто это не казалось чем-то, что они должны знать.
Фин вернул письмо в конверт.
— Не могли бы вы сказать мне, почему это секрет?
— Дело в том, что миссис Уэбб — моя супруга — считает, что мы пока ничего не должны говорить. Она боится, что наш брак может выглядеть как публичное предательство ее первого мужа. Все-таки она общается с ним на каждом сеансе — непонятно, как воспримут это другие заседающие. Черт возьми, я с самого начала хотел сделать это достоянием общественности! Тогда нам не потребовалось бы устраивать подобных сцен.
Когда сцена закончилась, Фин попробовал ненадолго заснуть. В чем, действительно, заключался «смысл всего этого»? Был ли Стоуни на самом деле Морисом Уэббом — и скрывал ли он это по ничтожнейшей и глупейшей из причин? Или была некая земная причина для такой секретности?
— Вот эта причина, — произнес он вслух. — Миссис Уэбб — двоемужница!
Глава тринадцатая. Второе прозрение
— Дэйв Лодердейл был убит, верно, — сказал старший инспектор Гейлорд, прочитав письмо Дока. — Но мы никогда, ничего и никому не предъявляли в вашем маленьком уютном обществе. Парень впрыснул себе смесь молока с сахаром и моющим средством для кухни. Достаточно распространенный способ среди пушеров55, чтобы избавиться от проблемных торчков56.
— Я знаю это, — ответил Фин. — Я читал Уильяма Берроуза — но, с другой стороны, все в обществе, вероятно, тоже читали его. И это не значит, что молоко, сахар и грубо говоря жидкое мыло трудно достать. Так почему же это должен быть толкач?
Гейлорд улыбнулся.
— Я этого не говорил. Вы не понимаете, Фин. Мы не расследуем смерти наркозависимых, как в данном случае. У нас — слава богу — таких полно в архиве. По всем открытый вердикт57. Послушайте, этот Дэйв не стоял на учете; он играл с огнем. Это могло произойти в любой момент. Грязная игла, передозировка, эмболия. Самоубийство тоже нельзя исключать. Может быть, парень нарочно закачал эту дрянь себе в вену в поисках какого-то нового сверхулетного кайфа. Так что, при всей нашей огромной уверенности, что его убил его же пушер, мы не можем начать даже сбор доказательств в пользу того, что это было убийство.
Потрясенный Фин молчал. Наконец ему удалось вымолвить:
— Хорошо, давайте поговорим о двух других смертях. Я был прав насчет того, что Стив не находился под действием наркотиков, не так ли?
— Да, вы были правы. Вскрытие показало, что в этом плане все чисто. Похоже, у нас вырисовывается смерть в результате несчастного случая — падения во время так называемой левитации. Я все еще настаиваю, что это было падение с балкона, да еще на глазах кучи восприимчивых свидетелей.
— Включая меня, очевидно. Хорошо, вы нашли его отпечатки пальцев на перилах балкона, за которым мы наблюдали?
— Послушайте, мы уже однажды все это проходили. Я зачитаю вам соответствующие места из отчета. — Полицейский склонил свой орлиный профиль к открытой папке на столе. — Отпечатки, как я вам уже говорил, обнаружены в маленькой треугольной комнате, на задвижке французского окна этой комнаты и на перилах снаружи балкона. Он, вероятно, перелез через них со стороны, ближайшей к другому балкону — тому, за которым вы наблюдали.
— Который отстоит в семи футах от первого, — сказал Фин, вспомнив схему.
— Хм, да. Верно. С отпечатками всё. А, вот еще — на фонарике четкий набор отпечатков пальцев левой руки и ладони.
Фин вздохнул.
— Но никаких отпечатков пальцев на балконе, за которым мы наблюдали. Что заставляет меня недоумевать, почему вы продолжаете настаивать, что он был на том балконе. Ладно, неважно — а что со смертью Дока?
— Вы все это уже знаете. Его убили рядом с тем оргонным ящиком и затащили внутрь. Также мы нашли волокна веревки, которой его убили, зацепившиеся за грубую деревянную поверхность сарая. Недалеко от гвоздя. Это позволяет предположить, что убийство было непреднамеренным: убийца схватил подвернувшийся кусок веревки и удавил им. — Гейлорд на секунду задумался. — С другой стороны, зачем кому-то вешать трехфутовую веревку в сарае, если не для того, чтобы иметь ее под рукой во время убийства?
— Кому-то означает Нэнси или Данка.
— Нэнси говорит, что у нее нет алиби, — сказал Гейлорд, слегка оправдываясь.
— Это означает, что она либо идиотка, либо читала детективные романы, где так поступал один из персонажей с идеальным алиби. Тот, кто, скажем, спрашивал у полицейского точное время в момент совершения убийства. Вы действительно полагаете, что она пытается привлечь внимание к отсутствию у нее алиби?
— Я не знаю, Фин, честно. Может быть, она шизанутая. Или, может быть, она надеется держать рот на замке, пока все это как-нибудь не уляжется. Так бывает в реальной жизни.
— А Данк?
Старший инспектор начал рисовать квадраты, деля их на треугольники.
— Кто угодно, только не девушка, а? Я не виню вас, мой друг. Симпатичная, но она в картотеке, вы же понимаете.
— В картотеке? Вы хотите сказать, что у нее были приводы, и она состоит на учете?
Это, казалось, позабавило Гейлорда по непонятным для американца причинам.
— На особом учете. Как говорят в Бруклине, она поп’о-бовала жизнь, п'иятель. Те'тый калач. Это вам не ша'ады счелкать.
Фин заметил холодно:
— Я бы не хотел, чтобы англичанам нравилось столь вульгарно имитировать американский акцент. Вы лишь напоминаете голландцев, вот так напирая на гортанное «р», как сейчас. Кстати, последняя новость из Бруклина — он больше не является частью Нового Амстердама. Что с алиби Данка?
— Оно у него есть, все в порядке. Вы говорите, что он вышел из дома в два часа тринадцать минут пополудни. У нас есть три свидетеля, которые видели его в «Голове короля Карла» еще до половины третьего, и он оставался там до закрытия. Короче, они с трудом отобрали у него стакан в три пятнадцать.
— Что неудивительно. — Настроение Фина сразу улучшилось. — Идеальное алиби, а? Уже разрушили его?
— Я знаю, о чем вы думаете. Забудьте.
— Я думаю, он купил выпивку в половине третьего, отлучился в мужской туалет и отсутствовал какое-то неопределенное время, вернулся и сделал все, чтобы обратить на себя внимания в момент закрытия.
Гейлорд покраснел.
— Он действительно отлучался в туалет, но не больше, чем на пять-десять минут, по словам его собутыльников.
— Все теплее и теплее. Сколько времени нужно, чтобы дойти до «Головы короля Карла»? Скажем, минут пять. Две, будь у него велосипед. Уйма времени на самом деле, чтобы совершить убийство. И потом, мы все знаем, насколько хороши собутыльники в это время. Нет, инспектор, держа в уме список подозреваемых, я бы на всякий случай не забывал о Данке.
— О Данке... О! Данке шен. Спасибо за совет. Правда, мы еще никого не вычеркнули из нашего списка, даже вас.
— Согласен, — сказал Фин. — Я должен быть вашим главным подозреваемым. Ведь все началось сразу же, как только я присоединился к группе. Однажды я уже «проходил по делу» об убийстве. Вы подозреваете, что я неравнодушен к Нэнси — что дает мне мотив сразу для двух убийств. У меня есть железное алиби в обоих случаях. И теперь, пытаясь увести вас по ложному следу, я подсовываю вам фальшивку в виде письма.
— Последнее меня не слишком беспокоит, — буркнул Гейлорд, снова просматривая письмо. — Я, конечно, отправлю его на экспертизу, но я читал дневники Лодердейла и прочее. Это почти наверняка его почерк, и даже чувствуется его манера.
— Интересно, что было на третьей странице?
— Давайте посмотрим, насколько далеко мы сможем продвинуться в наших конструкциях. В последнем абзаце говорится о «получении приличного дохода с наркоторговли», затем он продолжает: «У меня есть основание». Тут напрашивается слово «полагать» или «подозревать», верно?
— Верно, инспектор.
— Как насчет «У меня есть основание подозревать это», то есть торговлю наркотиками, «потому что...» и приводятся доказательства. Моя конструкция говорит: Док Лодердейл был убит этерианцами, которые являются участниками наркобизнеса. «Продавцы и потребители».
— Ваша конструкция. — Фин покачал головой. — Ваша конструкция неверна. Шерлок Холмс ни за что бы не позволил тешить себя подобными конструкциями. Это даже не конструкция — это ни в какие ворота.
— Шерлок Холмс, помнится, сам был наркоманом.
— Послушайте...
— Нет, вы послушайте, Фин. Здесь точно завязаны наркотики. Смерть Дэйва Лодердейла характерна для наркосиндикатов. Стив Сонди сам экспериментировал с наркотиками, как он признался. А поскольку наркоманы часто суеверны, что может служить лучшим прикрытием для банды, чем мистическое общество? Вы не хуже меня знаете, как работают эти вещи. Возьмите «религию» Тимоти Лири