Крстср, сообщил указатель, затем Бостон.
По мере увеличения числа духов, выходящих на связь, росла и заинтересованность заседающих в получении сообщений и их расшифровке. Они быстро разобрались, усилиями Данка, что Норте нужно читать как Нострадамус, а Фгед — как христианское имя80 снежного человека. Однако провансальский провидец и йети, казалось, игнорировали нормальный язык и предпочитали общаться на родном диалекте. К удивлению Хакеля, они впали в непроизносимую абракадабру, совершая бессмысленные спирали по алфавиту.
— У меня есть ощущение, что Дэйв здесь, — произнес Фин. — Дэйв, это ты?
Указатель заколебался, закрутился по спирали, ненадолго замер, а затем переместился в положение «Да».
— Ты можешь рассказать нам о своей смерти, Дэйв?
—Да.
— Что ты хочешь нам сообщить? Это было убийство?
— Да. Да. Да. — Указатель описывал небольшие дуги, тыча в «Да», пока не перешли к следующему вопросу.
— Что ты хочешь сообщить о своей смерти?
Медленно, с долгими паузами, указатель наконец выдал Стоунхак.
— Что это значит?
Ответа не последовало.
— Мне кажется, я знаю, — сказала Эрнестина.- Может, кто-то помнит, как однажды Дэйв на сеансе спросил Мориса о Солсбери? Что-то вроде «Свидимся в Солсбери», помните? Ну, потом мы все это обсуждали. Я помню, мы решили, что это как-то связано с Солсбери и тамошним священным местом.
— Стоунхендж! — Зализанная голова Данка подпрыгнула. — Без сомнения, он пытался сказать «Стоунхендж».
Нэнси задрала струящийся рукав, который норовил сползти и встать на пути указателя.
— Как насчет «хака»? — коротко спросила она.
— Я полагаю, — ответил Стоуни, — что хак81 был чем-то вроде древнего камнерезного орудия, возможно, зубила, каким пользовались во времена Стоунхенджа.
— Черта с два! — грубо возразила Нэнси. — Дэйв пытался назвать нам имена своих убийц: СТОУНи и ХАКель.
Пока изумленные мужчины искали что ответить, Фин взял слово:
— Почему бы нам не спросить самого Дэйва, что он имел в виду? Дэйв, ты пытался сообщить имя своего убийцы?
Молчание.
— Хорошо, ты говорил о Стоунхендже?
—Не занимайтесь ерундой. Если бы я хотел так сказать, я бы так и сказал. Меня дико утомляет, как всем вам невтерпеж найти мистический смысл в моих словах. Скажи я «Бат», все моментально бы решили, что я говорю о городе вблизи священного места в Гластонбери, но хоть бы одна душа подумала о ванной, в которой я склеил ласты{2}63. Неужели вам трудно дать духу высказаться до конца?
После такой вспышки гнева у них заныли руки.
— Кто-то развлекается, — заподозрил Стоуни.
— Чья бы корова...
Фин еще раз попросил Дэйва назвать своего убийцу и перестать валять дурака.
— Ключи на столе.
— Чепуха! — ответил Хакель. — На столе нет ничего, кроме доски и наших рук.
— А если карточный столик? — Фин метнулся к алькову и перебрал лежавшие на карточном столике приспособления. — Ключей довольно много. — Повернувшись спиной, он расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. — Или имелись в виду оба стола? Давайте сложим всё это вместе и посмотрим, что нам удастся из этого извлечь. — Он перенес «ключи» на обеденный стол.
— Картонный рупор. Мандолина. Колокольчик. Сломанная волшебная лоза. Пустая грифельная доска. — Он продемонстрировал доску, девственно пустую с обеих сторон. — И уиджа. Итак, каким образом они указывают на нашего убийцу?
Эрнестина нахмурилась.
— Надеюсь, никто не обвиняет миссис Уэбб?
— Ну, это было бы слишком очевидно, — ответил Фин. — Я уверен, Дэйв не такой простак. Может быть, он хочет, чтобы мы смотрели на эти предметы как на символы.
— Грифельная доска и колокольчик могут отсылать к школам старого типа. Рупор имеет форму конуса, что может указывать на дурацкий колпак, веточка лозы — на розги. Доска с алфавитом на ней и указателем очевидным образом наводят на мысль об уроках английского языка и указке. Учитель? Профессор?
— Ой-ой-ой, я сдаюсь, — сказал Хакель. — Вот это действительно самое настоящее, самое откровенное труляля. Вы хотите мне сказать?..
— И в мыслях не было. Просто показываю, куда можно пристроить «ключи на столе».
— И все же, — заговорила Нэнси, — в этой идее что-то должно быть.
— Гораздо больше, чем мы извлекли. Колокольчик и мандолина — музыкальные инструменты. Джазовые певцы использовали мегафон как этот конический рупор. И, конечно, веточка лозы — это дирижерская палочка. Могут ли символы указывать на данс-бэнд 1930-х как на убийцу? Или, проще говоря, на музыканта?
— О, — произнесла Нэнси очень тихо.
Стоуни задумался.
— Действительно, нелегкая задача. Кто бы это мог быть? Профессор или музыкант?
— Почему же только они? — Фин поднял веточки волшебной лозы, соединяя их в рогульку. — Сей инструмент может указывать сразу в трех направлениях, как и наши ключи. Мандолина — итальянская, конический рупор напоминает колпаки еретиков, которых казнила римская церковь. Колокольчиками, полагаю, инквизиция выгоняла из жилищ и проклинала ведьм, а на грифельной доске писала ведовские грехи, чтобы все на площадях видели, за что их сжигают. — Он разломал веточки на части. — На таком вот хворосте. Мог ли убийца быть человеком, связанным с религией? Священнослужителем? Особенно, если он еще и водяной колдун?
Эрнестина высказала свое мнение:
— Но это также может указывать на еретика. То есть отвергающего веру. — Она посмотрела на Хакеля. — Профессор, который играет на пианино.
— Да хватит вешать на меня всех собак! — взорвался Хакель, вскакивая. — Я не верю в вашу чепуху, я профессор и я действительно играю на пианино. Ну и что? Я не убивал Дэвида Лодердейла. Человек, который убил его, сидит тут... разыгрывает из себя христову невесту!
Брови и клыки Стоуни пришли в движение, но язык онемел.
— Я точно могу сказать, как он этот сделал, — бушевал Хакель. — Он забрал у Дэвида пакетик с наркотиком и положил к себе в карман. А потом достал оттуда дубликат. Пакетик с ядом!
— Я... Я совершенно бессилен что-либо сказать, — выдохнул Стоуни. — Но вы заблуждаетесь, профессор. Вы, должно быть, заблуждаетесь.
Нэнси хотела что-то сказать, но Фин заговорил первым.
— Не слишком ли много значения вы придаете простым вещам? Я всего лишь предложил несколько объяснений нашей небольшой коллекции ключей, и все вы пришли к нездоровым выводам. Более того — ошибочным. К каким бы выводам вы пришли, если бы я поработал с подобными ключами? — Схватив карандаш и стенографический блокнот Эрнестины, он быстро написал печатными буквами, выделив жирным некоторые из них:
ГРИФЕЛЬНАЯДОСКА УИДЖА КОЛОКОЛЬЧИК В0ЛШЕБНАЯЛ03А КОНИЧЕСКИЙРУПОР МАНДОЛИНА
— Эрнестина что ли? — неуверенно спросила Нэнси.
— Я бы не спешил конкретизировать. Приступая к этому делу, я в первую очередь определил круг подозреваемых, или, как мы, детективы, любим говорить — «список подозреваемых». Поначалу в него входили все члены общества. Теперь в нем не осталось никого. Ни миссис Уэбб. Ни меня, естественно, тоже.
— Тогда кто, черт возьми, это сделал?! — спросил Данк, приглаживая свои напомаженные волосы. — И что означает весь этот чертов трёп про «ключи на столе»?
— Это не мои ключи, — заметил Фин. — Спросим Дэйва. — Он отодвинул атрибутику в сторону и дотронулся кончиками пальцев до планшетки. Когда другие сделали то же самое, он задал вопрос: — Дэйв, мы все еще теряемся. О каком ключе ты говоришь?
Покачиваясь, указатель написал: Грифельная доска.
Фин положил руку на грифельную доску. Когда он склонился над столом, какой-то предмет на шнурке выскользнул из-под его расстегнутой рубашки и стукнулся о столешницу. Позже остальные заметят, что это был скарабей, но сейчас все их внимание занимала грифельная доска. Фин медленно перевернул ее.
Надпись, выставленная на всеобщее обозрение, была сделана простыми печатными буквами. Эксперт по почерку, без колебания, мог бы свидетельствовать, что это была работа не Дэйва Лодердейла. Писала рука, которая до этого строчила в блокноте Эрнестины. Послание гласило: ХАКЕЛЬ ЛЖЕТ
Глава семнадцатая. Шокирующее знакомство
Это зимнее утро над Садами Кью было примечательно тем, что небо полностью отсутствовало — никаких отвлекающих факторов над верхушками деревьев в виде солнца, птиц, облаков или красок. Присутствовало лишь несколько мутноватых пятен, где такие детали были размыты, но они почти не улавливались привычным глазом. Дело не в привычке того или иного глаза заглядываться на пустоту вверху — лондонцы редко обольщаются в отношении погоды.
Однако посетители, которые в то утро игнорировали отсутствие синего цвета над Садами Кью, быстро заметили людей в синем у ворот сада. Тех, кто приходил в парк подурачиться в драчливой возне со своей собакой, уединиться с возлюбленным или почитать таблички с латинскими названиями деревьев, исключительно мало волновали небесные пейзажи или Констебли и, наоборот, вызывали пристальный интерес констебли и — потенциально — беглые арестанты.
— Похоже, опять какие-то налетчики сбежали из Скрабз82, — предположил кто-то, и слух пронесся среди любителей собак, латыни и промеж влюбленных.
Немногие из них просочились в отдаленный уголок парка, где должна была свершиться акция. Власти Кью неуклюже смирились с мыслью, что в их раю вырыли яму, и в нее опустился гроб, пока играла музыка и толпа расселась под шатром, чтобы лицезреть. Но никто не позволили бы этому случиться на виду у всех, будь то представитель человеческого общества или ботанический образец. Вместо этого весь цирк забился в самый глухой, заросший сорняками, угол, прикрытый линией тополей, и велел приглушить музыку, дабы не привлекать фургоны мороженщиков.