16 до слез, а сейчас довел Теккерея Фина до приступов непреодолимой зевоты.
Деньги, — бесконечно кружилось в его голове. — Наркотики. Спиритические сеансы. Проклятие. И смерть.
Во время чтения он сделал для себя одно полезное открытие — секрет перформанса с фотографиями миссис Уэбб. «Эстрадные» телепаты, как он выяснил, часто использовали эту технику в ночных клубах. На самом деле это была классическая игра в «двадцать вопросов» — клиент отвечал «да» или «нет» по выражению лица или (рука на плече) следуя бессознательным движениям. Это называлось «чтением мышц»17.
В назначенный вечер мисс Джонсон снова встретила его в дверях. Казалось, она только что плакала, но с таким лицом, как у нее, невозможно было угадать точно — оно всегда выглядело опухшим, особенно глаза, и при любых обстоятельствах оставалось в плане эмоций совершенно бесцветным.
На этот раз пожертвование составило десять гиней. Мисс Джонсон провела его в гостиную на втором этаже, где остальные были заняты тем, что она назвала «коктейлями».
Комната оказалась просторной, но была загромождена мебелью словно перемещенной из пансиона. Там стояли три больших дивана и полдюжины глубоких кресел, среди которых затерялись столики и рояль. В одном из углов взгляд Фина уловил еще несколько непременных атрибутов пансиона: стопку журналов, проигрыватель и пагоду из коробок с настольными играми: не хватало только телевизора, зато интерьер дополняли аксминстерский ковер и светло-бежевая шелковая обивка. Если у миссис Уэбб и нет вкуса, размышлял он, то, по крайней мере, есть деньги, и их явно больше, чем можно было предположить с таким неизящным лекционным залом.
Первым человеком, попавшимся ему на глаза, была миссис Уэбб, чья мощная фигура в розовом шелке застыла у камина. Она разговаривала с двумя кукольного вида седовласыми дамами, которые кивали друг другу, как болванчики, после каждой фразы. Возле проигрывателя на диване, свернувшись калачиком, дремала или медитировала девушка в голубом. За роялем сидел крупный мужчина в черном костюме, с жесткой и черной, как смоль, бородой. Он уставился на клавиши, словно пытался понять их назначение. Рядом плешивый человек в пуловере с высоким воротом занимал его беседой, и когда последний оторвал локоть от крышки и повернулся, чтобы приветствовать вошедшего, Фин узнал в нем преподобного Стоунхауса.
— Мистер?.. — приоткрылись бобровые клыки.
— Фин. Теккерей Фин.
— Мы ведь с вами встречались? Кажется, на лекции?
— Да, около трех недель назад. Лекция получилась весьма поучительной, преподобный.
— Пожалуйста, для всех присутствующих здесь я просто Стоуни. Как вы понимаете, наши сеансы проходят в неформальной, почти семейной обстановке. Никаких сухих лекций.
Несколько минут они стояли молча, пока неловкая улыбка «Стоуни», вспыхнув, не поблекла.
— Ну, Теккерей, вас все еще интересует телепатия? Ряд экспериментов, в которых я принял участие, были весьма увлекательными... а, вот и миссис Уэбб.
Ее рукопожатие получилось крепким; темные немигающие глаза смотрели на него, смотрели пристально. Фин не мог избежать этого взгляда, столь же острого, как и шедший от нее запах сожженных перманентом волос.
— Очень рада, что вы пришли, мистер Фин. Я чувствую, сегодня вечером нас ждут уникальные проявления. Может, хотите что-нибудь выпить? Есть морковный сок, тоник из сельдерея — все, что пожелаете.
Он остановился на овощном муссе с запахом мыла и привкусом капусты. Старушки, которые беседовали с миссис Уэбб, были представлены ему как мисс Ада и мисс Эмили Блейз. После знакомства миссис Уэбб покинула их, чтобы встретить еще одного приглашенного. Когда она шла, подол вечернего платья колыхался ей вслед, и под ним проглядывали домашние туфли со стоптанными задниками.
— Представляете, — сказала мисс Эмили. — Представляете, мы вошли в контакт с нашим пaпá и братом, ушедшим год назад, и даже бедняжкой Бернардом Шоу.
— Нашим котом, — тем же голосом пояснила ее сестра-близнец.
— Поразительно! И он действительно говорил с вами?
— О да. Бернард Шоу был очень умным котом. Коточеловек, как мы его называли. Пока он был жив, я всегда чувствовала, что он хочет поговорить с нами. Но в кошачьем теле он не мог этого сделать, хотя понимал каждое слово.
— Совсем как человек, — добавила Ада.
— Лучше, чем некоторые люди.
— О да, намного, намного лучше.
Фин откашлялся.
— Когда он уме... ушел?
— Ровно за месяц до Алистера, да, Эмили?
— Да, ровно за месяц.
— Мы прямо в шоке все были.
— Такая утрата. Но на самом деле мы его совсем не потеряли. Мы связались с ним через нашу спиритическую доску дома.
— А потом миссис Уэбб связалась с ним для нас.
— Мы часто приходим сюда, но это так накладно.
— Эмили!
— Ну, ведь это так и есть. Не только пожертвования, еще дорога из Челтнема. Понимаете, не то чтобы это того не стоило, но...
Фин извинился и отошел в сторону, ища место, куда бы поставить стакан с капустной жижей. Миссис Уэбб трясла за руки молодую пару в куртках из оленьей кожи:
— Я так рада, что вы пришли снова, — сказала она им. — Я чувствую, нас ждут уникальные проявления.
Человек со слуховым аппаратом протянул Фину руку.
— Я Данк. Брюс Данк. Подполковник Королевских воздушных сил. В отставке, разумеется.
Мистер Данк был маленьким заносчивым человечком, чей блейзер и безвкусный галстук, несомненно, выдавали принадлежность к какому-то престижному учебному заведению. Не дотягивая до плеча Фина, он выглядел как школьник: черные волосы зачесаны назад, постоянные ужимки на лице при разговоре.
— Вы что, янки? Из каких краев?
— Нью-Йорк. Но сейчас худо-бедно обосновался в Лондоне.
— Не осуждаю вас. Нью-Йорк не самое лучшее место для приличных людей. Это все, знаете ли, из-за черномазых. Впусти их, и вся мораль рухнет. Сейчас и у нас этого дерьма хватает. Наркотики, секс, вседозволенность, аборты, порнография, платежный баланс катится к черту... Знаете, что Нострадамус сказал о Британии? Рассказать — у вас голова закружится. Я мигом, схожу только за томатным соком.
Как только Данк исчез, Фин тут же переключился на оказавшегося поблизости мужчину средних лет в западноафриканской рубашке-дашики пурпурно-розового цвета — «толстяка» из кафе.
— Лодердейл, — представился он. — Доктор Эндрю Лодердейл. Но зовите меня просто Док.
— Почему Док?
— Был в Америке некоторое время назад, и прозвище пристало ко мне. Во всяком случае, теперь оно более актуально. Как и Данк, я вышел в отставку.
— Доктором были по медицинской части?
— Нет, морская биология. После смерти сына год назад я бросил работу и присоединился к обществу. Я жил по всему миру, но только здесь обрел настоящий дом. Дом и семью. Того же беднягу Данка.
Фин поймал себя на том, что не сводит глаз с каменного украшения в виде скарабея, которое Док носил на шее.
— Кажется, я недавно читал о вас в газете.
— Значит, вы слышали о Дэйве? Все в порядке, я не против поговорить об этом. Я чувствую, что Дэйв совсем не умер и сейчас рядом со мной. — Он усмехнулся. — Только не позволяйте мне утомлять вас пространными рассуждениями. Я заметил, как вы только что избежали монолога Данка о черных.
— Так вот в чем все дело?
— Да, Данк все продумал. Согласно Нострадамусу и, насколько я знаю, Великой Пирамиде, грядет черное восстание, то бишь Армагеддон. Он, естественно, уверен, что силы белого превосходства в итоге восторжествуют, и я подозреваю, конечно, что он, Брюс Данк, наполовину мнит себя императором в этом новом мире. — Ирония Лодердейла была легкой и незлобной.
— Похоже, вы не согласны с его теорией.
— А кто бы согласился? Не поймите меня превратно, я люблю и уважаю Данка как человека. Мы все возлагали на него большие надежды. Если бы он очистил свой организм хотя бы частично от яда, то стал бы куда более симпатичным субъектом.
Я имею в виду не только ментальный яд. Сейчас он смешивает томатный сок с каким-то порошком из своего кармана. Мы изо всех сил пытались заставить его отказаться от джина и перейти на режим натуральных, органических продуктов, да только бесполезно. Между тем ему сорок пять, а выглядит он на десять лет старше. Вот мне пятьдесят пять, но, скажем, больше сорока пяти мне не дают.
Безрукавка Дока открывала его довольно мускулистые руки, во всем же остальном это был типичный помятый мужчина своих лет.
— Поразительно! — воскликнул Фин, устав за сегодняшний вечер употреблять это слово. — И всего этого вы достигли благодаря здоровой пище?
— Органической пище! Слушайте, десять лет назад врачи признали меня безнадежным. Сердце. — Он ударил себя в грудь, и скарабей подпрыгнул на шнурке. — У меня уже был один приступ, после чего они посоветовали мне бросить пить и курить. Я пошел еще дальше, и отказался от холестерина. Никаких яиц, мяса, молока и масла. Много цельнозерновых злаков, свежих фруктов и овощей. И вот я, ходячий труп, здесь! — Сравнение вызвало у него приступ грудного смеха, заставив скарабея снова подпрыгивать.
— Этот необычный амулет, который вы носите. Он из обсидиана, как я понимаю?
— Ну да. Египетский скарабей. Он принадлежал Дэйву. — Лодердейл поднес его к свету и повернул. — Видите на обороте? Эти иероглифы являются своего рода проклятием. Смерть носящему или что-то в этом духе.
Возникла неловкая пауза, затем Док снова рассмеялся.
— Вы не задали очевидного вопроса. Существует ли какая-нибудь связь между проклятьем и смертью Дэйва?
— А она существует?
— Вполне вероятно. Знаете, какое-то время я носил его, думая, что это убьет и меня тоже. По крайней мере, надеялся. Но теперь ясно, что это не работает — я ношу его просто как память о сыне. Вот такие дела.
Их прервала молодая пара в куртках из оленьей кожи с бахромой. Они представились Аланом и Джейн Форстер.