— Отсюда следует, что осмотр одним человеком квадратного фута займёт девятьсот шестьдесят минут, то есть шестнадцать часов. Комната со сторонами длиной в двадцать пять футов и высотой в двадцать футов имеет общую площадь поверхности в три тысячи двести пятьдесят квадратных футов, так что одному человеку для её исследования понадобится немало времени.
— Естественно, я задействовал...
— Больше одного агента? Я также сосчитал, что для исследования комнат согласно вашему рассказу понадобится тысяча двести тридцать восемь агентов, одновременно занятых с самыми сильными лупами в одной маленькой комнате. И действующих, как вы говорите, бесшумно! Идите, идите, дорогой префект!
Я был ошеломлён. Префект же сидел словно поражённый громом. На несколько мгновений он как будто онемел и был не в силах сделать ни одного движения — он только недоверчиво глядел на моего друга, разинув рот, и казалось, что его глаза вот-вот вылезут на лоб.
— Вам отлично известно, что я имею в виду, мосье Г., — сказал Дюпен.
Префект покраснел. Затем, к полному моему изумлению, полез в карман и вытащил масло. Дюпен убедился, что это было то самое масло, о котором шла речь, и запер его.
— Можете идти, — холодно сказал он префекту. Этот достойный чиновник схватил шляпу, нацепил её в настоящем пароксизме радости, потом, спотыкаясь от нетерпения, кинулся к двери и бесцеремонно выбежал из комнаты и из дома.
После того как префект исчез, мой друг дал мне кое-какие объяснения.
Cцены из жизни страны слепых
Главным направлением творчества Джона Слейдека была научная фантастика. Но интерес к детективу (особенно к «невозможным» преступлениям!), позволивший ему создать несколько блестящих произведений «на чужом поле», дал знать себя и в этом «пограничном» (как, впрочем, часто у Слейдека) рассказе. «Сцены из жизни Страны слепых» — не чистая фантастика, но их сближает с этим жанром тематика научного поиска и гуманистический подход. Подобное часто писал Герберт Уэллс, к которому отсылает само название рассказа Слейдека. А ещё один знаменитый фантаст, Айзек Азимов (также не чуждый детективному жанру), опубликовал «Сцены» в созданном им престижном научно-фантастическом журнале, аналоге EQMM в своей области.
Нашёл в сюжете отражение и ещё один интерес Слейдека — борьба с мистикой и лженаукой. С этой целью автор и вводит в сюжет, а затем блистательно решает очень оригинальную «невозможную» загадку — каким образом целая деревня может становиться видимой только раз в неделю, по вторникам? Сам Слейдек, по всей видимости, не рассматривал этот рассказ как детективный и поместил его в свой сборник фантастических, пугающих и просто абсурдных историй о странных извивах человеческой психики. А любителям детективов он демонстрирует не только яркую «невозможность», но и пример того, что можно поднимать с помощью таких загадок, ничуть не снижая их интеллектуального уровня, серьёзные и актуальные проблемы.
Переводчик хотел бы выразить благодарность Егору Субботину, без помощи которого в составлении русского аналога анаграммы этот перевод был бы едва ли возможен.
Из окна факультетской гостиной виднеется посреди огромных глухих бетонных кубов факультетских зданий маленький квадратик зеленой лужайки. На безупречных чертежах архитектора он именуется «Двориком», но никто здесь его так не называл, да и никак не использовал. Только однажды «Корки» Коркоран — но об этом позже.
Пока Беддоуз говорил об андоне,103 я смотрел в это окно. Со своей привилегированной смотровой площадки я мог разглядеть замысел архитектора — расположение маленьких деревьев. Естественно, мне пришел в голову тот лимерик, но он вовсе не годился: это был не «Дворик», я был не Бог, да и все деревца выглядели мертвыми. В любом случае рано или поздно Беддоуз, конечно, сам его процитирует.
«Нет», — думал я... Собственно, вот что я подумал: «Как глупо сажать деревья там, где нет света. Даже птицы боятся спуститься к ним, в тень философского факультета, или психологического, или какой он там. Я здесь уже два года и до сих пор не могу сориентироваться...»
Розовый носик крысы свернул в последний угол, наткнулся на съедобную приманку и замер. Доктор Смит снял показания электрического таймера.
— Восемь целых и две девятых секунды, — объявил он. — Проверите, Лэтем?
Я изучил цифры и ввел их в базу.
— Очень хорошо, — сказал я. — Лучше, чем можно было ожидать.
— Да, даже Беддоуз не сможет это объяснить. Хотя, несомненно, попытается. Дело за тобой, Горький.104
Коркоран склонился над лабиринтом, вежливо ожидая, пока крыса закончит поедать награду. Затем он поднял зверька и погладил большим пальцем по животу, напевая: «Умный мальчик, очень умный мальчик. Подожди, пока услышит Беддоуз, ага?» Животное цеплялось лапками за его рыжую бороду.
Смит ухмыльнулся.
— Именно поэтому я и настаивал, чтобы мы приняли все возможные меры предосторожности против ошибок. У нас должны быть четкие записи, трижды проверенные. Ведь если нам трудно в это поверить, как, по-вашему, это сможет зацепить твердо бихевиористический ум105 доктора Беддоуза?
Уловив намек, Коркоран перевернул крысу и прочитал идентификационный номер. Мы со Смитом оба удостоверились, записали его, и Коркоран отнес зверька в клетку в другом конце комнаты.
— Не забывайте Ариадну, — сказал Смит.
Я открыл черную клетку, подвешенную над лабиринтом, и вытащил ее: крупную самку крысы, выступавшую нашим экспериментальным «передатчиком». Хотя все мы уже знали, как выглядит Ариадна, но все же прочли и записали ее номер.
Вся эта суетливая деятельность мне наскучила. Это была проверка экстрасенсорного восприятия у животных. Спланировал все доктор Смит, оборудование спроектировал Коркоран, так что, конечно, у них была причина возбудиться: все шло хорошо. Поскольку в нашей группе исследований паранормальных явлений, как всегда, не хватало персонала, я был задействован как наблюдатель. Сам принцип был довольно интересен, не в пример кропотливо прорабатываемым нюансам — за исключением того, что я меньше выполнял свою настоящую работу — создание Библиотеки паранормальных явлений. Настоящая работа, каталогизация писем из реального мира за пределами Страны слепых.106
Тем не менее наш эксперимент мог пролить свет на некоторые моменты. Выглядел он так. Крысе, попадавшей в наш лабиринт «чистой», требовалось в среднем не менее четырнадцати секунд, чтобы преодолеть тупики и отыскать приманку. При втором испытании это время сокращалось, и так далее. После примерно двадцати попыток оно могло уменьшиться до двух секунд.
Чистый бихевиоризм, и все. Но Смит повернул проблему иначе.
Ариадна была крысой, много раз пробежавшей лабиринт. Ей почти никогда не требовалось более двух секунд. Мы поместили ее в клетку, подвешенную в нескольких дюймах выше лабиринта, по которому бегали другие крысы.
Выкрашенная матово-черным клетка имела двойное сетчатое дно, а белый лабиринт ярко подсвечивался. Это позволяло Ариадне незаметно наблюдать за происходящим внизу. Она могла видеть приманки и путь к ним и была достаточно голодна, чтобы захотеть их съесть. Мы надеялись, что она сообщит о своем страстном желании другой крысе, пытающейся преодолеть лабиринт.
Замысел состоял в том, чтобы прогнать по лабиринту двадцать крыс, до сих пор его не видевших, дав каждой только одну попытку. При запуске десяти крыс наверху будет Ариадна, посылающая вниз телепатические сигналы, ускоряющие прохождение лабиринта — как мы надеялись. Остальные десять служили контрольной группой; в их случае клетка наверху была пуста.
Чтобы изолировать возможное экстрасенсорное восприятие, нам следовало устранить любые различия между подопытными и контрольными крысами. Они не должны были ощущать присутствие или отсутствие Ариадны обычными способами. Это означало не только черную клетку-невидимку, но и другие устройства, разработанные изобретательным Коркораном, чтобы скрыть издаваемые ей звуки и запахи и даже тепло ее тело.
Пока что контрольные крысы вели себя, как и ожидалось, преодолевая лабиринт примерно за четырнадцать секунд. Но подопытные крысы, умные маленькие бестии обоего пола, делали это за восемь секунд. После чего Смит сообщал: «Статистически значимо», а Коркоран добавлял: «Ошеломляюще!»
Я только пожимал плечами. Зачем тратить время, пытаясь доказать существование экстрасенсорного восприятия другим ученым, если все доказательства только у нас? Почему бы вместо этого не попытаться узнать больше об экстрасенсорном восприятии и всех этих психических явлениях?
Так что мне было скучно, а Смит и Коркоран, все больше возбуждаясь, дошли уже до предела. Когда мы собрались запереть все на ночь, Коркоран забеспокоился.
— Меняя воду в клетках, я ощутил сквозняк, — сказал он. — Надеюсь, там одинаковая температура.
Смит поднял бровь.
— Ты слишком много беспокоишься, Горький. Если это действительно имеет значение, поставь на дверь заглушку от сквозняков.
— Думаю, это не так уж важно. Просто... и вот еще что. Вы знаете, что за клетками в стене зеркало? Для кого строили эту лабораторию? Для волнистых попугайчиков?
— Давайте все запрем и пойдем, — предложил я. Смит произнес то же самое, вытащив карманный калькулятор и тыкая по его кнопкам. Некоторое время мы ждали. Даже когда Коркоран, наконец, присоединился к нам, он все еще бормотал, что двери не помешала бы полоска войлока.
— Вам нужно выпить, — сказал я.
Теперь я понимаю, что Коркорану действительно надо было избавиться от мертвой хватки материального мира. Он слишком тесно работал с вещами, создавал их и чинил, по дороге теряя связь с