Глисон взглянул на часы и увидел, что почти настало время его следующей лекции. Он подошел к стенному шкафу и вытащил телекамеру. Смахнув со стола пачку заметок, он сел и повернулся к камере, заметив, что осталось всего полминуты. Внезапно Глисон осознал, что все еще не привел себя в порядок после взрыва, волосы его стоят дыбом, а одежда взъерошена. Он огляделся в поисках зеркала, затем вспомнил, как использовать объектив камеры вместо зеркала, и принялся смотреть в камеру, пытаясь поймать свое отражение в темной линзы.
Линзы не было; лишь тонкая, почерневшая трубка.
Какое-то время Глисон сидел, переваривая этот факт. Часовая стрелка готовилась преодолеть очередную отметку. Отсутствие объектива у камеры могло иметь целый ряд объяснений, но в данный момент ему пришло в голову лишь одно. Он нырнул на пол.
Вспыхнул красный свет, и из трубки вылетел высокоэнергетический лазерный луч, который пронесся прямо над столом Глисона и прожег дыру в стене сзади. Перегруженный прибор заскулил, и через несколько секунд камера сгорела, после чего луч, лишившись питания, исчез. Через несколько мгновений над столом осторожно показалась макушка Глисона. Его округлившиеся глаза уставились на дымящуюся громаду телекамеры.
Зазвонил телефон. Это был профессор Ханникатт.
— Что там происходит? — потребовал Ханникатт в перерывах между хорошо слышным посасыванием курительной трубки. — Вы на двадцать секунд опаздываете с выходом в эфир! Студенты ждут — знания зовут, мальчик мой!
— Думаю, это Фаррингтон, сэр. — Глисон скрестил ноги и сел на пол, все еще не решаясь покинуть свое убежище под столом. — Похоже, он вставил в мою телекамеру лазерный луч. Он... он почти что прожег во мне дыру!
— Нет! — донесся по телефонной линии потрясенный голос Ханникатта. — Задействовал телекамеру, да? Но такие вещи никуда не годятся!
— Нет, сэр, — просветлел Глисон.
— Ни один человек не имеет право прерывать занятия в личных целях, — в праведном гневе прогремел Ханникатт. — Это совсем не первоклассное поведение. Свидетельствует о некотором упадке стандартов в академическом сообществе за последние годы.
— Да, сэр.
— Все насилие должно иметь место между занятиями, заседаниями и конференциями, — твердо заявил Ханникатт. — Придется поговорить об этом с Фаррингтоном.
— Э... сэр...
— Ну что еще там? Меня работа ждет. — Голос Ханникатта дрожал от нетерпения.
Все еще сидя на корточках, Глисон вцепился в трубку обеими руками.
— Я... я думал, сэр... Я не так уж уверен, что действительно хочу эту должность доцента. Я здесь всего несколько месяцев, и...
— Чушь! — взревел Ханникатт. — Вы первоклассный специалист. Я хочу видеть ваше продвижение!
— Да, сэр. Но, понимаете, убийство не совсем то, что... В смысле, я для такого не гожусь.
— Что-что? — В голосе Ханникатта зазвучала угроза.
— Я хотел сказать, что я совсем не тот человек, кто убивает кого-то только ради работы.
В трубке повисло долгое молчание.
— Не такой человек, да? — устало вздохнул Ханникатт. — Я думал о вас лучше, мой мальчик. Я думал, что вы на самом деле первоклассный. Был уверен, что вы справитесь. — Вновь молчание. — Вы, конечно, понимаете, что мы не можем держать на факультете человека, пренебрегающего его священными традициями?
— Сэр?
— Я имею в виду, Глисон, что у вас еще нет постоянного контракта.
— Нет, сэр.
— Много кому понравится ваша теперешняя работа, Глисон. И никакой другой мультиверситет не возьмет вас на работу без моей рекомендации. Подумайте хорошенько. — И связь прервалась.
Глисон положил трубку и осторожно встал. Он обошел стол, осмотрел расплавленную камеру, затем уставился на аккуратную дыру, прожженную в задней стене его кабинета. Сквозь завесу плюща с той стороны стены виднелась мирная группа деревьев.
Глисон стоял и размышлял о словах Ханникатта, о долгой борьбе за свою теперешнюю работу, о своей непригодности для какой-либо работы во внешнем мире. Ханникатт был прав — ни один мультиверситет не примет его без рекомендаций, и, конечно, никто не поверит его истории, попытайся он использовать ее как оправдание своего ухода. Надо было либо как-то выбраться из этой ситуации, либо столкнуться с перспективой тухлой работы в каком-нибудь захолустном колледже, лишенным средств на исследования и отчаявшимся в перспективах на будущее.
Все еще пребывая в отчаянии, он позвонил в телестудию и отменил оставшиеся занятия, поскольку на замену его телекамеры потребуется много времени. Затем он вернулся к серьезному анализу своей проблемы. Что же делать? Он не может никого убить! И как может Фаррингтон... Точно! Вдруг Фаррингтон не в большем восторге от убийств, чем он сам? Возможно, бедолага дважды покушался на жизнь Глисона лишь из жалкой преданности факультету. Если им встретиться повидаться наедине и заключить сделку...
Через несколько мгновений Глисон уже робко стучал в дверь соседа, храня в сердце осторожный оптимизм, а в руке — тяжелое пресс-папье на тот случай, если оптимизм не оправдается. Глисон услышал изнутри шаги, а затем Фаррингтон хрипло прошептал через дверь:
— Кто здесь?
— Глисон! Мне надо с вами поговорить!
Послышалась поспешная возня, затем настала тишина.
— Не пытайтесь стрелять через дверь, — раздался, наконец, сдавленный голос Фаррингтона. — Я выстроил вокруг стола энергетическое поле.
— Ради всего святого, коллега, я не хочу причинить вам никакого вреда. Мне просто надо все это обсудить с вами!
— Говорить не о чем, — прорычал Фаррингтон. — Вы не заставите меня открыть дверь!
Глисон встал сбоку от двери на случай, если Фаррингтон сам решит стрелять.
— Давайте будем разумными, — сценическим шепотом проговорил он. — Почему мы должны следовать этой безумной схеме, если ставки того не стоят? Вместе мы сможем что-нибудь придумать!
— Нечего тут думать! — огрызнулся Фаррингтон. — Мне нужна работа! Если бы я знал, как уметь делать что-нибудь еще, я не преподавал бы в колледже!
Глисон нервно перекладывал из руки в руку пресс-папье.
— Но послушайте, Фаррингтон. Мы должны попытаться как-то договориться. Если бы мы могли просто разумно это обсудить, уверен, что...
— Не о чем говорить, и даже если бы... — Внезапно наступила долгая тишина. Глисон подошел к двери и прижался ухом к панели. Ему показалось, что изнутри послышались какие-то тихие торопливые передвижения.
— Если подумать, — продолжил Фаррингтон, — вы, возможно, и правы. По крайней мере, это можно обсудить. Заходите, поговорим.
Глисон выпрямился, переложил пресс-папье в левую руку и потянулся к дверной ручке. В этом положении он, задумавшись, застыл на несколько секунд, а затем рискнул:
— Может быть, вам лучше выйти, Фаррингтон? Тут... э-э-э... свет лучше.
— Нет, — раздался далекий голос Фаррингтона, — заходите сюда вы. Мы хотим сохранить все в тайне.
— Можно выпить кофе в гостиной.
— У меня есть кофеварка.
— Думаю, вам лучше выйти сюда.
Через полчаса Глисон сдался и вернулся в свой кабинет, где в задумчивости уселся за стол. Похоже, Фаррингтон был полон решимости убить его, но у него все еще не хватало энтузиазма для контратаки. Во всяком случае он не мог как следует обдумать всю проблему, пока Фаррингтон за стенкой старательно строит заговоры. Отбросив в сторону стопку рефератов, Глисон тихо вышел через дыру в наружной стене.
* * *
После бессонной ночи в гостиничном номере (на случай, если Фаррингтон раздобыл его домашний адрес) он встал с затуманенными глазами, в полном отчаянии встречая то, что наверняка станет новым днем мучений. У него по-прежнему не было ни плана, ни надежды. Возможно, существовал какой-нибудь способ просто вывести соперника из строя... Но нет, он вообще не мог думать о насилии. И все же, разве одна из конечностей Фаррингтона не стоит его жизни? Всего лишь небольшая уступка принципам.
В свой кабинет он пришел рано и обнаружил, что там поставили новую телекамеру и заделали дыру от лазера. Фаррингтона не было видно. Глисон вскипятил в кофеварке (сперва тщательно ее осмотрев) немного воды, но вскоре обнаружил, что банка с кофе разбилась в результате одной из вчерашних катастроф. Не оставалось ничего другого, как вновь идти в аспирантскую гостиную. Он тихо выскользнул из комнаты, остановившись только, чтобы убедиться, что дверь Фаррингтона закрыта, и на цыпочках побежал по коридору, слегка петляя на случай, если вслед ему полетят ракеты. В гостиной не было никого, кроме Трокмортона, храпящего на одном из диванов.
— Перемет, — произнес Трокмортон, приоткрывая один глаз и тупо взирая им на босса. — Это ж сегодня!
Встревоженный покушениями, Глисон забыл об эксперименте, запланированном на этот день вместе с Трокмортоном. Тревога охватила его; они использовали опасное оборудование, а в своем теперешнем состоянии он мог ошибиться где угодно. И все же, если он попытается отложить эксперимент, отношения с Ханникаттом могут оказаться непоправимо испорчены.
— Иди, устанавливай все, — проговорил он. — Я попозже приду, поработаю.
Лохматый мальчишка, бессмысленно ухмыляясь, оторвал себя от дивана.
— Приступаю немедленно, профессор. Положитесь на меня. — Он наткнулся на Глисона, опрокинув чашку кофе, которую тот только что себе налил, и побрел к лестнице. Лаборатория была внизу, в подвале, практически под самым кабинетом Глисона.
— Да, Трокмортон, — крикнул вслед ему Глисон, — не забывайте — красный провод к зеленой катушке.
— Зеленый провод к красной катушке, — заверил его Трокмортон и прибавил скорости в стремлении продемонстрировать энтузиазм.
В голове у Глисона гудело от недосыпа и сильной тревоги, так что он почти не расслышал слов парня. Все оставшиеся силы ушли на то, чтобы налить себе еще одну чашку кофе. Только когда он вернулся за свой стол, последние слова помощника, наконец, дошли до него.
В тот же миг он вспомнил возможный результат присоединения зеленого провода к красной катушке.