— Не помешает и другое, Сенфорд, — ответил Клинцов. — Одновременно с Омаром и Саидом мы арестуем и вас. Ни в чем вас не подозревая! — остановил он Сенфорда, который готов был уже, кажется, заорать. — Кстати, пока мы тут разговаривали, Вальтер пересчитал патроны в обойме. Сколько теперь патронов в обойме, Вальтер? — спросил Клинцов.
— Теперь не хватает двух, — ответил Вальтер, высыпав патроны на ладонь Клинцова.
Воцарилось долгое молчание.
— Вальтер спрятал один патрон, — первым заговорил Сенфорд. Его трясло, голос его охрип. — Он ненавидит меня. Он сделал это умышленно, он слышал, что я сказал о патронах, и спрятал один. Обыщите его! — потребовал Сенфорд. — Немедленно обыщите его!
— Успокойтесь, Сенфорд, — сказал Клинцов. — Я следил за руками Вальтера, когда он пересчитывал патроны. Никакого обмана нет: не хватает двух патронов. Это неоспоримый факт, Сенфорд. Да и вы, Сенфорд, все видели. Когда вы посоветовали мне держать пистолет наготове, вы видели, что он у Вальтера и что Вальтер пересчитывает патроны.
— Да! — закричал Сенфорд. — Да, видел! Но вы сделали это раньше, когда я уходил! Вы и Вальтер — оба коммунисты. И вы давно сговорились, что выжить должны только коммунисты!
— Перестаньте, Сенфорд, — попросил Клинцов. — Ведь вы сами потом устыдитесь этих слов. И все же мы вынуждены будем вас арестовать, хотя бы для того, чтобы Омар и Саид не подумали, что подозрение падает только на них.
— Только для этого? — удивился Сенфорд. — А как же быть с недостающим патроном?
— А это, Сенфорд, вы объясните нам сами. Никто из нас не думает, что в Денизу стреляли вы. Надо лишь понять, как исчез патрон. Вы должны понять это первым.
— Украли, когда я спал, — нервно заходил Сенфорд. — Вручили пистолет без патрона. Но в обоих этих случаях из него не стреляли… Стреляли из другого… Я не спал. Я ни секунды не спал. Пистолет мне вручили после того, как он побывал у Омара. Пересчитывал ли кто-нибудь тогда патроны в обойме? Омар отдал после возвращения пистолет Клинцову. Клинцов — мне. Я патроны не считал. А вы, мистер Клинцов? — остановился Сенфорд.
— Я также не считал, — ответил Клинцов. — Значит, так, — резюмировал он, — патрон украли, когда вы уснули, Сенфорд, на посту — то, что вы не спали, еще надо доказать; патрон из обоймы вынул Омар перед тем, как передать пистолет мне; патрон вынул я, передавая пистолет Сенфорду. Первая и третья версии — самые слабые: Сенфорд говорит, что он не спал; я же точно знаю, что патрон из обоймы вынут не мной. Остается вторая: патрон вынул Омар. Для чего?
— Все зависит от того, в чьих руках должен был оказаться пистолет, возвращенный Омаром. У Омара были все основания предположить, что пистолет окажется в руках Селлвуда. Ведь он не знал, что сначала его возьмет Клинцов, а потом — я. Итак, господа, убитой должна была быть не Дениза…
— Прошу простить меня, друзья, — сказал Клинцов, видя, что Жанна подает ему знак рукой, предлагая отойти в сторону. — Я сейчас вернусь. — Он взял Жанну под руку, они прошли несколько шагов в глубь штольни. — Что случилось, Жанна? — спросил он. — Я делаю что-то не так?
— Да, Клинцов, — ответила Жанна. — По-моему, ты лезешь на рожон.
— Я тебя не понимаю.
— А я объясню. Все очень просто: принимая лидерство, ты ставишь себя под пулю.
— Почему, Жанна?
— Просто потому, что убийца охотится за лидером. То, что убита Дениза — случайность. Жертвой должен был стать Селлвуд. И он, если сохранит лидерство, станет жертвой. Это расчет: сначала убрать лидеров, потом — всех впавших в панику остальных.
— И чей же это расчет, Жанна?
— Не знаю. Только ни Омара, ни Саида, ни Сенфорда ты не должен арестовывать. Если они окажутся запертыми в камерах, они станут легкой мишенью для убийцы. Кстати, как ты намерен запереть их в камерах? Ведь здесь нет ни дверей, ни цепей. Ты прикажешь заложить вход в камеры кирпичами? Заложить, оставив отверстие для воздуха и для передачи пищи? Так? Словом, замуровать, как Селлвуд замурует мертвую Денизу? Тебе ни о чем не говорит такая параллель? И потом, Клинцов: все подозрения против Омара следуют из того, что якобы он сам убил своего сына и теперь вынужден совершать новые преступления. Но ведь предположение, что сына убил он — чистый бред, чушь! Бред спятившего Сенфорда. И то, что в Денизу, возможно, стрелял Сенфорд — тоже бред, Клинцов! Перестаньте играть в детективов: не время, не место, мы все в ужасном положении. Опомнитесь — над нами смерть. Убивает же кто-то ч у ж о й! Только в этом вы правы. Ищите немедленно ч у ж о г о. Без болтовни, методично. Потому что ч у ж о й хочет завладеть нашим убежищем, избавившись от всех нас. И никого не надо арестовывать. Помогите Селлвуду похоронить Денизу и ищите ч у ж о г о. Ты понял, Клинцов?
— Да, я понял, Жанна. Спасибо тебе.
— И еще найди минутку, чтобы мы могли поговорить, — попросила Жанна. — Не об этих делах, а о наших, о нас, обо мне и о тебе. Ведь это ужасно: мы можем погибнуть в любую секунду, не успев проститься друг с другом…
— Ну, ну, Жанна, — привлек к себе жену Клинцов. — Только что ты была такой мудрой, такой рассудительной и вдруг… Впрочем, конечно, родная. Я постараюсь выбрать тихую минутку. Обещаю.
Они поцеловались.
— Теперь вернемся, — сказала Жанна. — Патроны верни Вальтеру. Пистолет тоже должен быть у него: он, кажется, единственный из вас, кто умеет метко стрелять. Помнишь, он и Селлвуд как-то соревновались в стрельбе по консервным банкам? Селлвуд не попал ни разу, зато Вальтер продырявил все банки.
— Действительно. Хорошо, что ты напомнила.
Они уже пошли, когда Клинцов вдруг остановился и спросил:
— А не мог ли ч у ж и м стать кто-то из наших? Ведь идея простая: завладеть убежищем, водой, пищей, воздухом, уничтожив всех нас, и таким образом продлить обеспеченный срок ожидания для себя раз в десять.
— Мне кажется, что мы все станем чужими друг другу, если только допустим мысль, что кто-то один из нас уже стал ч у ж и м, — ответила Жанна. — Эта мысль должна стать запретной, Клинцов, нашим табу.
Их ждали. Сенфорд нервничал, ходил взад-вперед, пинал ногами черепки.
Вальтер вертел на указательном пальце пистолет. Холланд подбрасывал одной рукой и ловил камешек. Глебов сквозь очки, словно сквозь лупу, держа их в руке, разглядывал осколок облицовочной плитки. Омар и Саид, смиренно и тихо, сидели у стены.
— Что-нибудь случилось, пока меня не было? — спросил Клинцов.
— Да, случилось! — остановился перед Клинцовым Сенфорд. — Все версии, которые мы тут обсуждали, оказались ложными. Как мы это установили? А вот как. Вальтер предложил спросить у Омара, не стрелял ли он из пистолета, когда выходил хоронить сына. Оказалось, стрелял. Не Омар, правда, а Саид. Он выстрелил над могилой брата. Так он решил проститься с ним, и Омар ему разрешил. Вот и вся загадка исчезнувшего патрона.
— И прекрасно, друзья, — обрадовался Клинцов и улыбнулся Жанне. — Это избавило нас от целого ряда ошибок. Будем искать ч у ж о г о. Однако обсудим это после похорон Денизы. — Клинцов вернул патроны Вальтеру и сказал: — Я попрошу вас, Вальтер, разыскать наших студентов. И будьте готовы в любой момент пустить в ход оружие, если наткнетесь на ч у ж о г о.
Тело Денизы завернули в простыни, затем вложили в спальный мешок.
— Так ей будет хорошо, правда? — не раз спрашивал у Клинцова Селлвуд. — Так ей будет удобно?
— Да, Майкл, — отвечал Клинцов. — Дениза сказала бы нам спасибо.
Селлвуд сам выбрал для Денизы погребальную камеру в дальнем тупике лабиринта. Теперь он указывал путь к ней, идя впереди процессии с фонарем в руке. Дениза лежала на носилках. Носилки несли Вальтер и Ладонщиков — студент Толя. Остальные двигались за ними, по двое в ряд, потому что коридор был узким, хотя и высоким. Идущие светили фонариками себе под ноги, а над ними, под гулкими сводами, висела тьма.
Шли молча. Каждый думал о своем. И все ж каждый отталкивался в своих мыслях от скорбного факта: вот — смерть. Зримая, не моя. Подтверждение банальнейшей посылки банальнейшего силлогизма все люди смертны. А что за смертью? Вечность? Небытие? Увы, вечное небытие… Никто не может пережить свою смерть, чтобы удостовериться в том, что он умер, потому что пережить смерть — значит шагнуть в бессмертие, которого нет. Пока мы живы, смерти нет. Когда она пришла, нас уже нет. Есть вечное небытие. И маленькая надежда, для разумного — несбыточное желание: продлиться. Это говорит в нас сама жизнь — клетки, кровь, лимфа, мозг, сосуществовавшие в интимнейшем единстве и гармонии. Это говорит в нас Я — плод стольких трудов и страданий. Они хотят продлиться, потому что альтернатива: разрушение, распад на простейшие составляющие. Смерть — конец, а не цель, граница импульса, канувшего в океане жизни. И все же не этим страшна смерть. Она страшна своим насилием. У нее, как и у жизни, есть своя энергия, но это энергия разрушения и уничтожения. Смерть бьет и убивает. К ее природной энергии мы, люди, добавили созданную нами: энергию пули, энергию огня, излучения, яда, острия, петли, топора — всего не перечесть. Жизни бы думать о жизни, а она производит смерть…
Кто же даст нам жизнь вечную? Вечную смерть мы уже изобрели — это смерть человечества. Смерть без надежды воплотиться в детях, в делах, в мыслях. Вторая смерть. И о ней они тоже думали, потому что она витала над ними, клубилась над холмом смрадной смесью дыма, пыли и невидимых частиц материи, убивающей все. Материя смерти клубится над холмом, а в холме, по узкому кирпичному лабиринту, движется похоронная процессия, люди, десять живых и одна мертвая.
Селлвуд остановился и сказал:
— Это здесь.
Вальтер и Ладонщиков опустили носилки с Денизой на пол. Селлвуд встал на колени и осветил лицо Денизы. Долго смотрел на нее молча, потом коснулся губами ее лба и сказал:
— Мы все-таки опоздали, Дениза. Ни ты не унесешь моих прощальных слов, ни я не услышу твоих. Я хотел лишь сказать, что любил тебя всю жизнь, что благодарен судьбе, пославшей мне тебя. Я был счастлив с тобой, Дениза. А потеряв, утешаюсь лишь тем, что и я скоро последую вслед. — Он прижался щекой к щеке покойной и лежал так до тех пор, пока Клинцов не коснулся рукой его плеча. — Что? — поднял голову Селлвуд. — Пора?