Шеф прав – в прошлой командировке мне приходилось сталкиваться с немецкой пунктуальностью. На одном из островов архипелага Земля Франца-Иосифа я на собственной шкуре убедился в их способностях, когда отыскал со своими ребятами действующую подскальную базу Кригсмарине.
Георгий потягивает «вискарь» и помалкивает – вероятно, за время перелета из Москвы Горчаков успел его посвятить в тонкости предстоящей операции. Я же пока далек от «просвещения», поэтому донимаю шефа наводящими вопросами:
– Что же случилось с подлодкой и шестью другими сейфами?
– Она исчезла. В архивных документах, захваченных нами в Берлине, нет ни одного упоминания ни о подлодке, ни о ком-то из членов ее экипажа.
– А Флейг? Он со своим донесением добрался до рейхсфюрера?
– Представь, да. Более того, на протяжении многих послевоенных лет его фамилия часто фигурировала в различных сводках, касающихся поисков «сокровищ Роммеля». Но это лишь путало карты и мешало тем, кто пытался дознаться до истины.
– ?
– Петер Флейг был офицером СС, но каким-то непостижимым образом избежал преследования и превратился в настоящего авантюриста. Скорее всего, он купил у американцев «чистые документы» и освобождение из лагеря за сведения о тайнике.
– В чем же заключался его авантюризм?
– В том, что за приличное вознаграждение он готов был указать любому желающему место захоронения шести стальных ящиков, сброшенных с подлодки напротив устья реки Голо. Более того, он даже приторговывал ключами – точными копиями тех, что когда-то лично передал Генриху Гиммлеру. Ведь он до конца жизни верил: сокровища находились именно в тех сейфах.
– Их подняли?
– Нет, они до сих пор покоятся где-то на дне. Их искали на протяжении многих лет французские и американские экспедиции, искал известный британский охотник за сокровищами лорд Килбракен. И все впустую. Впрочем, не исключаю, что ящики все-таки были обнаружены и подняты. Однако, не обнаружив в них драгоценностей, золотоискатели предпочли умолчать о своем фиаско.
– А вам не кажется, что Шмидт намеренно снабдил Флейга координатами ложного тайника?
– Ого, Евгений! – удивленно смотрит на меня генерал. – А ты на самом деле становишься неплохим аналитиком!
– С кем поведешься…
– Вот что, дружище, расскажи мне еще разок о старике Сальвадоре.
– Я вроде все рассказал, больше нечего.
– Эсэсовскую татуировку под левой подмышкой не приметил?
– Нет, он же при мне не раздевался.
– А ту странную татуировку на темечке сможешь воспроизвести на бумаге?
– Вряд ли. Художник из меня неважный.
– Жаль. Очень жаль.
Решаю представить шефу и Устюжанину своего нового товарища – Мишку. Он все равно знает о Сальвадоре больше моего, вдруг вспомнит какую-нибудь важную деталь или нарисует проклятую татуировку.
– Кто он? – настороженно интересуется Горчаков.
– Наш соотечественник, сваливший в Европу в надежде подзаработать. Обыкновенный оболтус: любит выпить, побузить, приударить за красивыми женщинами. В целом нормальный парень.
– Тебе только партийные характеристики строчить, – ворчит генерал. – Ладно, к делу – чем может помочь твой собутыльник?
– Некоторое время назад он прощупывал загадочного старика-инвалида: кто, откуда и почему без проволочек попал под крыло известного в Испании государственного благотворительного фонда.
– Выяснил?
Я вспоминаю все, о чем рассказывал Майкл, и подробно излагаю шефу. Выслушав меня, он кивает:
– Зови. Вдруг и в самом деле пригодится…
Мишку я нахожу в одном из ближайших баров. Он сидит в одиночестве за стойкой и глядит на почти пустую бутылку водки, из «закуски» перед ним – пепельница с дымившей сигаретой и пара бутылочек темного пива.
Как ни странно, он почти трезв, просто смотрит в одну точку и еле заметно раскачивается на барном табурете.
– Идем, – беру его под руку.
Возвратившись из забытья, Мишка вздрагивает и хрипит:
– Куда? Зачем?
– Идем-идем, я познакомлю тебя с интересной личностью.
– Какой еще личностью? – послушно сползает он с табурета, делает пару шагов, но, спохватившись, допивает водку и прихватывает пиво.
Мы топаем длинными коридорами в мою каюту. От Майкла здорово несет перегаром, однако алкоголь после известных событий его не берет – походка тверда, а речь осмысленна.
Рассудив, что любое упоминание о ФСБ смутит его и напугает, я представляю Горчакова «сведущим человеком в области расследований великих тайн двадцатого века». И добавляю загадочным шепотом небезынтересную деталь:
– Он именно тот, кто поможет исправить ошибки твоей юности.
Звучит убедительно, заманчиво и в то же время демократично.
Парень клюет – обосновавшись в гостевом кресле, он периодически прикладывается к пивной бутылке и тараторит битых полчаса.
Сергей Сергеевич в основном слушает и лишь изредка задает наводящие и уточняющие вопросы.
Выложив все, что хранилось в памяти, Мишка замолкает.
– Неплохо, – тянется к тонкой папке Горчаков. Выудив из нее чистый лист бумаги и карандаш, просит: – Постарайся воспроизвести татуировку, украшавшую темечко старика.
Мишка придвигает к себе лист и долго сопит, старательно, как пятилетний ребенок, выводя подрагивающей рукой странные каракули. В каюте висит напряженная тишина: мы с генералом изредка переглядываемся в ожидании результата…
Спустя несколько минут он просит другой листок и уже увереннее изображает руну.
– Готово, – подает он, наконец, Горчакову свои художества.
Нахмурив брови, тот несколько раз переворачивает листок, затем показывает мне:
– Похоже?
– Да, что-то в этом роде.
– Хорошо, будем довольствоваться тем, что есть, – подводит итог Сергей Сергеевич, настраивая камеру смартфона.
Сделав пару снимков, он тут же отправляет их на чей-то номер и удаляет из памяти аппарата. Завершается наша тайная вечеря обрядом сжигания Мишкиных шедевров.
– Рекомендую забыть об этом изображении, – говорит Горчаков. – А если кто-то о нем спросит, отвечайте, что ничего на темечке старика-инвалида не видели. Поняли?
– Да, – хором отвечаем мы. – А что говорить следователям? Ведь скоро нагрянут, инквизиторы проклятые…
– Вы избрали правильную тактику. Михаилу следует отрицать даже поверхностное знакомство с Леоной. А ты… – многозначительно смотрит он на меня, – ты просто запал на смазливую девчонку, пригласил в кафе и рассчитывал на дальнейшее развитие отношений. Это нормальное поведение адекватного мужчины во время отпуска – ни один следователь не заподозрит подвоха…
Нашу беседу прерывает стук в дверь.
Горчаков негромко подбадривает:
– Открой и держись естественно – вам ничего не угрожает.
Отпираю замок. В коридоре представительная компания из двух корабельных офицеров и трех мужиков в штатском, которых ранее на судне я не встречал.
Один из них здоровается по-английски и просит разрешения войти.
– Заходите, – отступаю в сторону.
– Мы из директората уголовной полиции Итальянской Республики, – предъявляет он ксиву в солидной кожаной обложке. – Нам необходимо произвести ряд следственных действий.
– Пожалуйста, – пожимаю я плечами, – мы готовы помочь следствию.
Следуя букве закона, полицейский комиссар проверяет наши документы. После того как Сергей Сергеевич и Георгий показывают билеты с отметкой о посадке в Кальяри, все вопросы к ним отпадают. Они поднимаются с кресел, однако покидать каюту не торопятся.
Тем временем помощники комиссара приступают к формальностям: один переписывает данные с документов в большой планшетный блокнот, второй пачкает наши пальчики черной дрянью, дабы взять на память отпечатки.
– Еще один такой отпуск, Сергей Сергеевич, – негромко говорю я шефу, когда итальянец «прокатывает» мои пальцы по специальным бланкам, – и я попрошу у вас зарплату кокаином.
Выпуская табачный дым в открытый иллюминатор, он посмеивается. Дескать, ладно-ладно, впечатления улягутся, и снова захочешь острых ощущений.
Что ж, посмотрим…
Полицейские работают деловито и быстро. Пока помощники копаются в отпечатках, комиссар озвучивает два десятка вопросов. В основном они дублируют те, что задавались нам судовыми дознавателями.
Комиссар заканчивает следственный ритуал крепким рукопожатием:
– Понимаю, что наше появление не входило в планы вашего отдыха, поэтому приношу свои извинения. Больше мы вас не потревожим.
Неужели это все? А как же очные ставки, одиночные камеры, черствый хлеб с мутной водицей, пытки?
Узрев мое удивление, он доброжелательно улыбается:
– Ваших отпечатков в каюте убитой не обнаружено.
– Откуда им там быть?.. Но помимо убитой есть еще пропавший старик.
– Да, Сальвадор Лопес пока не найден, но мы ищем. Никуда он не денется, если случайным образом не выпал за борт. Кстати, вы не знали пассажира по имени Хейден Кёниг?
– Нет, – пожимает плечами Мишка.
– Кто это? – удивленно вторю я.
– Один из пассажиров, подданный ФРГ.
– Мне это ни о чем не говорит. Мало ли тут немцев…
– Он молод – лет тридцати, крепкого телосложения, с короткой стрижкой.
– Не знаю такого. А что с ним случилось?
– Он тоже пропал.
Мы переглядываемся: что за чертовщина происходит на итальянском судне?
– Пару дней назад он упал с лестницы и слегка разбил голову, – сетует полицейский комиссар, – а теперь его не могут найти на борту.
Киваю, припомнив картину у длинной лестницы:
– Да-да, я видел столпотворение врачей и персонала на третьей палубе, когда лайнер стоял в порту Неаполя.
– Совершенно верно, это произошло в Неаполе. Значит, вы его не знали?
– Нет, определенно не знал и до того несчастного случая никогда не встречал.
Часть четвертаяЗОЛОТО РОММЕЛЯ
Пролог
Пролив Бонифачо, архипелаг Лавецци
Весна 1943 года
К утру у берегов Корсики посвежело: с севера подул холодный ветер, разметавший свинцовую облачность, изредка моросил дождь.