– Скальп с тобой?
– Да, мне пришлось засунуть его в карман.
– Молодец, – похвалил израильтянин. И кивнул в сторону медицинских и полицейских автомобилей: – Твоих рук дело?
– А что мне оставалось?! Он засек, как я грохнул девку и снимал скальп со старика.
– Это тот парень, которого ты спустил с лестницы?
– Ну да! Очухался, нацистская сволочь, и опять за свое – шагу не давал ступить. Куда инвалид на коляске – туда и он.
– Так ты и девку грохнул?
– Пришлось…
– Ладно, – сменил гнев на милость Давид. – Скальп у нас, а это – главное. Поехали! Нас ждет на берегу катер. А на рейде в миле от берега стоит военный корабль…
Не прошло и часа, как команда Давида в полном составе поднялась на борт небольшого вспомогательного судна, прибывшего с французской военно-морской базы, расположенной в Тулоне.
Компанию из пятерых человек встретил капитан – подтянутый офицер с усиками на смуглом лице.
– Капитан-лейтенант Поль Пикард, – представился он. – Мой корабль к вашим услугам.
Израильтянин пожал крепкую ладонь и командным голосом проговорил:
– Проводите нас в каюты.
– Прошу… – Капитан провел гостей к трапу, спустился на жилую палубу и указал ни три соседние двери: – Пожалуйста, господа.
– Цэрин и Томас – ваша первая каюта, Кавагути и Огюстен – следующая, – распоряжался Давид. Войдя в свое жилище и пригласив капитана, он плотно закрыл дверь и спросил: – Подводное снаряжение прихватили?
– Да, шесть полных комплектов.
– Кран с лебедкой исправны?
– Разумеется. С их помощью мы загружали на борт два стальных контейнера.
– Значит, контейнеры тоже взяли. Отлично!
– Простите, но вы забыли представиться. Как удобнее к вам обращаться?
– Называйте меня просто – «полковник».
– Понял, господин полковник. Позвольте узнать цель нашего похода?
– Я сообщу вам маршрут через некоторое время. А пока позаботьтесь об охране наших кают…
Давид с Томасом сидели в сторонке и старались не мешать удивительному таинству, происходящему в двух шагах. Расположившись за письменным столом, монах Цэрин колдовал с набором разноцветных жидкостей: разливал их в разные пузырьки, фильтровал, смешивал, грел на спиртовке и снова позвякивал пузырьками. Таинство длилось второй час…
– Что он намерен сделать? – шепотом спросил ирландец, когда шеф запер каюту и уселся в кресло.
– Сейчас он приготовит проявочный состав, – ответил тот и кивнул на пакет с окровавленным куском кожи: – Скоро увидим полную картинку.
– Разве там была неполная?
– Ты плохо знаешь нацистов. Они умеют хранить тайны…
Наконец Цэрин закончил химические опыты и показал на склянку с темной жидкостью:
– Ему нужно немного остыть, а пока следует приготовить фрагмент с татуировкой.
– Как?
– Отмойте его от крови в теплой воде и расстелите на чистой тряпке.
Работка была не из приятных, но Томас, стиснув зубы, сделал все, как требовал тибетский монах.
– Пойдет? – спросил он, разглаживая образовавшиеся складки на человеческой коже.
– Пойдет, – придирчиво осмотрел растянутый на полотенце скальп Цэрин. – Главное, что лезвием не испорчен рисунок.
– Сколько тебе понадобиться времени?
– Около получаса.
– Хорошо. Томас, остаешься здесь. Через полчаса я приведу Кавагути…
Напрасно Давид надеялся на быструю расшифровку татуировки.
Приказав удалиться из каюты всем, кроме японца, он встал неподалеку от письменного стола и не сводил глаз с тощего ученого. Тот водрузил на нос очки, деловито разложил на столешнице какие-то справочники и записные книжки, пестрящие иероглифами, вооружился шариковой ручкой и принялся за послание нацистов…
Изображение руны после обработки приготовленным составом дополнилось многочисленными деталями, которых прежде на темечке инвалида никто бы не отыскал. Наблюдая за действиями Цэрина, а теперь и Кавагути, Давид не переставал удивляться изощренным умам Третьего рейха. «Каков замысел! Какова продуманность каждой мелочи! – чуть заметно качал он головой. – Нам не мешало бы у них поучиться. Ведь, по сути, не беря в расчет крайних националистических идей, мы очень похожи…»
Сложный иероглиф, походивший на загадочную руну, на самом деле являлся элементом письменности древнего японского языка, существовавшего задолго до катакана и хирогана – прототипов современных японских слоговых азбук. Над его разгадкой и бился лучший ученик Хикару Куроки.
Наконец узкое лицо японца обратилось к израильтянину:
– Готово. – В руке Кавагути держал мелко исписанный лист бумаги.
Давид схватил расшифрованное послание, подошел поближе к свету и принялся читать… Спустя несколько минут он в приподнятом настроении покинул каюту и направился к капитану.
– Поль, – решительно ворвался он в ходовую рубку. – Вот координаты точки, куда мы должны прибыть в самое ближайшее время.
Капитан-лейтенант принял клочок бумаги с крупными цифрами, написанными в две неровные строчки. Переместившись к рабочему месту штурмана, он повозил линейкой по карте и доложил:
– Пятьдесят миль. Мы будем на месте через два часа тридцать минут.
– Отлично! Снимайтесь с якорей. И за время перехода подготовьте снаряжение и оборудование для подъема со дна тяжелого груза.
– Слушаюсь, господин полковник…
Глава четвертая
Средиземное море, борт круизного судна
Наше время
Забросив в каюту снаряжение и переодевшись, топаю к Горчакову, дабы рассказать о загадочной смерти молодого немца. Старик уже выспался и, как всегда, дымит сигаретой у окна. На столике рабочий беспорядок: раскрытый ноутбук, бумаги, фотографии…
Выслушав доклад, он качает седой головой:
– Давненько я не распутывал таких клубочков. Давненько… Я смотрю, ты здорово замерз?
– Есть немного.
Он наливает ровно половину стакана водки и предлагает на закуску крупное яблоко.
– Спасибо. Я бы «закусил» второй порцией водки.
– На большее не надейся – ты нужен мне для работы.
Опять работа. Чем же я прогневил бога, что он ниспослал такой отдых?!
– Как ты думаешь, кто этот утопленник?
– Полагаю, он тайно охранял старика и девушку, – вздыхаю я, вспомнив бедняжку Леону.
– Вот и я придерживаюсь того же мнения. Охранял, да не справился… Где мы сейчас, Евгений?
– Идем вдоль западного берега Сардинии. В Аяччо будем к тринадцати часам.
– Куда же он мог подеваться? – тушит генерал окурок и, возвратившись к столу, падает в кресло.
– Вы о Сальвадоре?
– О нем, сердешном, о нем…
Я не могу ответить на этот вопрос. У меня есть несколько предположений, но какому из них отдать предпочтение – вопрос еще более сложный.
– Видишь ли, – задумчиво говорит Горчаков, – старик ведь является одной из ключевых фигур в сложной головоломке. Понимаешь? Не просто живой страничкой с изображением загадочной руны, а носителем информации! – Два последних слова он произносит, воздев к потолку указательный палец.
Выпив глоток водки, робко напоминаю:
– Мне довелось пообщаться с Сальвадором – он неадекватен и почти не связывает слов. Даже Леона с трудом его понимала.
– В таком случае попытайся объяснить действия оппонентов. Зачем нацисты много лет прятали его под вымышленными именами, а теперь таскают по Средиземному морю? Если бы информацию содержала в себе только руна, не проще было бы нанести ее на пергамент и запрятать где-то под землей, под водой, в пещере или в любом другом тайнике? К чему все эти сложности?
Шеф прав. Молча покусываю губы, прокручивая в голове различные варианты, но ответа не нахожу.
– Так вот, – продолжает он. – Из вышесказанного следует, что Сальвадор нужен золотоискателям живым! Причина элементарна: сам старик тоже является носителем частицы тайны. Основа содержится в пресловутой татуировке, а некое важное дополнение хранится… ну, к примеру, в его памяти.
– Позвольте, но тогда почему нацисты не получили целиком всю информацию там, где проживал инвалид? К чему, на самом деле, таскать его по круизам?
– Сложно сказать. Предположу, что по какой-то причине у них сложился дефицит времени – цейтнот, и собрать сей пазл они решили непосредственно на месте.
– И где же, по-вашему, это место?
– Где-то в окрестностях Корсики – ведь там будет последняя остановка перед возвращением в Савону, – вновь тянется генерал к сигаретам.
А я гляжу на часы – до захода в корсиканский порт Аяччо остается чуть более пятнадцати часов. Хорошо бы успеть отыскать несчастного старика.
Только где?..
Словно услышав мой вопрос, шеф раскладывает на столе какие-то схемы:
– На всякий случай я прихватил из столицы подробную план-схему палуб лайнера «Costa Fortuna». Давай-ка вооружимся версией, согласно которой Сальвадор остается на борту, и вместе поразмыслим, где его могут прятать.
Данная фраза еще раз убеждает в том, что эпопея с круизом задумана Сергеем Сергеевичем задолго до моего отпуска. Какой же он коварный тип!
Вздохнув, присаживаюсь рядом. Беру лист, изображающий срез самой нижней палубы, и через минуту, забыв обо всех происках шефа, углубляюсь в изучение сотен служебных помещений плавучего дворца…
Мы никогда не сворачивали друг другу кровь. Горчаков с душой относился ко мне, я отвечал тем же. Иногда я бурчу на него или подтруниваю, но делаю это совершенно беззлобно.
Несколько лет назад в автомобильной катастрофе погибла его жена, и сейчас он почти одинок. «Почти» – потому что каждые выходные к нему приезжает взрослая дочь Екатерина, и они подолгу сидят на кухне, пьют чай, вспоминают… Он до сих пор хранит в стареньком телефоне запись последнего разговора с женой, и вместе с дочерью слушает ее голос.
А недавно, по дороге в аэропорт он рассказал о том, как наткнулся в комоде на мобильный аппарат покойной супруги. Что-то заставило Горчакова воткнуть в него зарядное устройство и оживить. Возможно, те же воспоминания…