Саша удивленно посмотрела на него.
– Нет, конечно.
– Хм, – Ваня изобразил задумчивость. – Значит, либо свихнулся уже после того, как ты его выгнала, либо он что-то видел. – Ваня сильно увеличил изображение, отчего его порядком размыло, но все-таки было видно, что Войтех, стоя на краю метели, шевелит губами, с кем-то разговаривая.
Саша ошарашенно смотрела на экран, не зная, что сказать. Ваня не то сжалился над ней, не то решил перестать изображать придурковатость и выдвинул нормальную версию:
– Может, Черная Дама его снова куда-то увела?
– Нет, – Саша покачала головой, прижимая ладони лодочкой к лицу. – Нет, это не Черная Дама. Это я или ты.
– Чего-о?!
– Мы думали, кого из нас обманули: меня или Войтеха? Я ли разговаривала не с ним, или он забыл, как разговаривал со мной. Так вот, я говорила тогда не с ним, а теперь он разговаривал не с нами. Троекуров заставил наше воображение создать иллюзию.
Больше объяснений Ване не потребовалось. Он снял с вешалки куртку и коротко скомандовал:
– Пошли.
Саша с удовольствием не стала бы тратить драгоценные секунды на то, чтобы зайти за своей курткой, но понимала, что это плохая идея. Войтех ушел на улицу больше часа назад, лишняя минута роли уже не сыграет.
Они снова скатились по полутемной пустой лестнице вниз, добрались до незапертой двери, вышли в холодную ночь и сразу поняли, что Войтеха они не найдут.
– Твою мать, – экспрессивно выругался Ваня, глядя на плотное белое полотно перед своим носом.
Мело так, что Саша, всю жизнь прожившая в Санкт-Петербурге и видевшая много аномальных погодных явлений, не могла припомнить такого снежного бурана. Казалось, снег не падает с неба, а покрывалом висит в воздухе, отделяет пансионат от чего-то страшного, злобного. И где-то там, за этим покрывалом, Войтех.
Саша шагнула с невысокого порога прямо в снег, но была тут же схвачена Ваней за шиворот и возвращена обратно.
– Айболит, с дуба рухнула? Кого мы найдем в такую метель?
– Хотелось бы Войтеха, – проворчала Саша. – Мы не можем оставить его там.
– Пойдем следом – тоже не вернемся. Послушай, поверь мне: в таком снегу уже через пару шагов ты перестанешь ориентироваться, не поймешь, с какой стороны пришла, куда идти обратно. Если бы не гравитация, даже верх с низом перепутала бы. Я однажды попал в такой буран в горах, я знаю, о чем говорю. Мы отошли от палатки и не смогли вернуться. Хорошо, что одеты были для такой экстремальной погоды, выжили. Утром, когда метель утихла, оказалось, что мы были в метре от палатки. В метре, Саша! Мы здесь и Дворжака не найдем, и сами не вернемся.
– Да что тут искать? – возмутилась Саша, не допуская даже мысли вернуться в комнату и просто ждать. – Тут же двор небольшой.
– А если он в лес пошел?
– Давай хотя бы двор осмотрим! Ваня, а вдруг он рядом? Может, поймал очередное видение и лежит сейчас в сугробе в том же метре от нас! Мы… я не могу уйти, понимаешь?
Наверное, Ваня что-то прочитал на ее лице, потому что снова выругался, включил мощный фонарь и вцепился в ее рукав. Не в ладонь – в рукав, как обычно держат вредного ребенка, переходя с ним через дорогу.
– От меня ни шагу, поняла?
И все-таки Ваня оказался прав: найти что-то в таком буране было невозможно. Мощнейший фонарь не мог пробить эту плотную стену. Немного побродив по двору, они вынуждены были вернуться обратно, пока не потерялись сами.
Глава 14
11 февраля 2017 года, 21.00
Михайловский театр
Санкт-Петербург
Спектакль обещал быть довольно интересным, но еще несколько месяцев назад Айя ни за что не сунулась бы в такую толпу людей и ради более привлекательных вещей. Однако, когда твоему мужчине на день рождения сотрудники дарят два билета в Михайловский театр, не пойти ты просто не можешь. И даже не потому, что он найдет другую компанию или смертельно обидится. Просто еще несколько месяцев назад Айе и в голову не могло прийти, что у нее будет мужчина, которому на день рождения подарят билеты в Михайловский театр.
Она никогда не была в театрах. Никогда не надевала на себя красивое вечернее платье (за которым пришлось специально ехать в магазин), никогда не делала прическу и макияж в салоне и никогда не садилась в машину в феврале в туфлях на шпильках. Айя не могла сказать, что чувствует себя неловко или неудобно, хоть и привыкла к совсем другим нарядам, но все равно не могла не отворачивать козырек в машине, чтобы мельком взглянуть на себя в крохотное зеркальце. Только сделав это в третий раз, она вспомнила, что обычно женщины носят в сумочках пудреницы для таких целей. Пожалуй, если она задержится на какое-то время рядом с Максимом Рейхердом, ей придется купить себе пудреницу. И надо бы сделать это в ближайшее время, потому что никуда уходить она не собиралась.
Айе хватило буквально одного совместного совещания в Институте исследований необъяснимого, чтобы Максим обратил на себя ее внимание. А после проведенного с ним часа в машине, когда Максим отвозил ее домой, она уверилась в том, что он тот, кто ей нужен. Вот уже почти семь лет люди для нее как открытая книга, она умеет чувствовать их эмоции так сильно, так ярко, будто даже не кино смотрит, а сама в нем участвует. Читает мысли, интерпретирует самые невесомые душевные порывы, умеет предугадывать поступки. И Максим не мог не заинтересовать ее.
На самом деле Максим Рейхерд мог бы заинтересовать практически любую женщину от двадцати до сорока лет или даже чуть старше. Достаточно симпатичный, но не писаный красавец, вокруг которого штабелями укладываются модели с силиконом во всех частях тела. Достаточно успешный, хоть и не из списка Форбс. Чуть за сорок, разведен, без обузы в виде детей от бывшей жены. И ко всему этому богатству прилагаются просторная квартира в престижном районе, дорогая машина, счет в банке.
Но Айю он заинтересовал не только этим. Ей стоило лишь расстегнуть браслет, чтобы почувствовать, увидеть огромную зияющую рану внутри, больше похожую на кратер просыпающегося вулкана. И чего только не было на дне этого кратера, что только не бурлило в раскаленной лаве: и любовь к бывшей жене, и ненависть к ее новому мужчине, и злость на обоих, и раздражение на себя за это, и ревность, и желание от нее избавиться. И Айя, к собственному удивлению, оказалась не прочь окунуться в эту обжигающую лаву.
Они оба знали, что любовь – не главное в жизни. Он – обжегшись, она – наблюдая за ожогами других. Они могли дать друг другу нечто гораздо большее, чем дурацкая любовь. Стабильность. Уверенность в том, что другой, если передумает, не станет юлить и что-то выдумывать. Поддержку. Эти скрепы гораздо важнее какой-то там любви. По крайней мере, так она думала первые месяцы их отношений. А потом… потом что-то случилось. И ей внезапно расхотелось снимать рядом с ним браслеты. Расхотелось знать, что он чувствует, о чем думает. Она боялась знать, что он чувствует. Впервые в жизни она предпочла жить в иллюзиях и надеждах, пусть и ощущала себя при этом слепой.
– По-моему, тебе не о чем волноваться, – заметил Максим, когда она в очередной раз отвернула козырек. – Ты чудесно выглядишь.
– На самом деле мне не о чем было бы волноваться, даже если бы я выглядела отвратительно, – пожала плечами Айя, разглядывая свое отражение. В салоне было темно, поэтому она почти ничего не увидела. – Не мне же выходить на сцену.
– Тогда зачем смотришь?
– Любуюсь. Никогда себя такой не видела. И в театре тоже никогда не была.
Максим тяжело вздохнул.
– Есть мнение, что мы там теперь будем частыми гостями.
Подарок в виде двух билетов на спектакль оказался для него полным сюрпризом. Обычно подчиненные дарили шефу на день рождения что-то банальное: галстуки, которые он не носил, дорогие ручки, которые вечно терял, виски, который не пил. Но полгода назад его верная помощница ушла в долгожданный декрет и Максиму пришлось искать новую. Он не пошел по пути многих знакомых и не нанял длинноногую глупую выпускницу университета, хотя друзья непрозрачно на это намекали. Мол, уж если они, женатые на ревнивых дамочках, таких завели, то ему, как говорится, сам бог велел. Он как раз считал, что бог ему ничего такого не велел. Ему нужна была нормальная помощница, которая все организует и ничего не забудет, а не глупая красотка, которая взмахом ресниц разве что бумаги со стола сметет.
Мария Анатольевна всю жизнь преподавала сольфеджио в одной из музыкальных школ Санкт-Петербурга, но прошлым летом, не поладив с новым директором, вынуждена была уволиться. На собеседование она пришла без особых надежд, но Максим взял ее сразу, не став даже рассматривать других кандидатов. И не пожалел. Женщина, которой вот-вот должно было исполниться пятьдесят, ни разу за полгода ничего не забыла, не перепутала и нигде не накосячила. Она приходила в офис раньше него, уходила только тогда, когда Максим ее отпускал, не брала больничные и не отпрашивалась пораньше. А еще варила обалденный кофе и каждое утро раскладывала на его столе вещи таким образом, что он легко находил даже вечно терявшийся раньше карандаш.
Правда, теперь и на день рождения он получил не очередной галстук, а билеты в театр, но Максим не мог сказать, что такой подарок его расстроил. По крайней мере, хоть какое-то разнообразие. Да и выйти в свет им с Айей не будет лишним.
Михайловский театр снаружи не произвел на Айю большого впечатления. Длинное трехэтажное здание радужно-желтого цвета с высокими окнами на первых двух этажах и пониже – на третьем. Деревянные двери, парковка под окнами. Проходила бы она мимо, даже не подумала бы, что это театр. В Санкт-Петербурге таких зданий пруд пруди.
Внутри, конечно, все оказалось по-другому. От гардероба до буфета было понятно, что это театр. А уж когда они прошли в зал, Айя убедилась, что правильно поступила, надев неудобные туфли и дорогущее платье. В джинсах и кроссовках ее бы, наверное, не пустили даже на порог. Огромный зал в бежево-оранжевых тонах, четыре этажа балконов, невероятных размеров люстра, расписной потолок. На мгновение ей стало неудобно, что она и вовсе не в бальном платье. Места им достались внизу, но не в партере, а сбоку. Максим назвал это ложей бенуара. Айя понятия не имела, что это значит, но расположение ей понравилось т