– Зачем ты вышел на улицу? – спросила Саша, намеренно разрушая волшебство момента. Не стоит возвращаться в прошлое, позволять себе проваливаться в воспоминания.
Войтех как-то странно хмыкнул, а затем сказал:
– За тобой. Ты позвала.
Значит, она была права. Войтех действительно видел «ее».
– По крайней мере, я был в этом уверен. Ты сказала, что вы с Ваней узнали что-то очень важное, но я должен увидеть это своими глазами, иначе сюрприза не получится. Я пошел за тобой на улицу и слишком поздно сообразил, что это ловушка. Потерялся в метели, не смог вернуться в пансионат. Честно говоря, думал, что так и останусь в каком-нибудь сугробе, но кто-то будто взял меня за руку – кто, я не видел – и потянул за собой. Я пошел. Что мне оставалось? И наткнулся на тот сарай, где вы меня нашли. Там все равно было холодно, но снег, по крайней мере, не залеплял глаза. Плюс мне повезло найти старую фуфайку, в ней стало значительно теплее. Думаю, меня отвела туда Черная Дама.
Саша согласно кивнула. Если только это не было галлюцинацией попавшего в экстремальную ситуацию человека, то в сарай его отвела определенно Черная Дама, поскольку других следов, кроме его ботинок, они с Ваней возле входа не нашли.
– Конечно же, это была не ты, – продолжал Войтех, то ли неосознанно, то ли специально поглаживая кончиками пальцев тыльную сторону ее ладони, и от этих прикосновений у нее сердце замирало в сладкой истоме. Так и сидела бы на кровати, наплевав на все. И особенно на их ссору пять месяцев назад. Господи, неужели уже пять месяцев прошло?! – Как и первой ночью с тобой разговаривал не я. Думаю, ты была права: это директор притворяется нами, заставляет нас видеть то, чего нет.
– Немного не так, – Саша мотнула головой. – Он действительно заставляет нас видеть то, чего нет, но не притворяется нами. Гипнотизирует таким образом, чтобы наш мозг сам выдавал нам картинку, чтобы мы сами наполняли реальность воспоминаниями. Поверь, это очень сложно, но возможно. Есть только два «но»: во-первых, директор при этом должен присутствовать, как бы направлять наше воображение в нужное русло, поддерживать иллюзию; во-вторых, должен ориентироваться в наших воспоминаниях, знать, какие вытащить наружу. Быстро, в экстремальных условиях этого не сделать. А значит, он должен был предварительно покопаться в наших головах. И это заняло у него не одну минуту. Потому что я не знаю, что видел ты, но в ту первую ночь, когда я думала, что вижу тебя, мы говорили о таких вещах, о каких знаем только мы…
– О чем? – чуть взволнованно, как показалось Саше, спросил Войтех.
– Ты предлагал остаться у меня, раз уж я увидела призрак и мне страшно. Напоминал, что однажды уже оставался так, когда мы еще были просто друзьями.
– Но ты, судя по всему, отказалась?
Сейчас, когда они были так близко, когда он гладил ее ладонь, Саше показалось глупым объяснять, почему она отказалась, чем аргументировала, поэтому просто согласилась:
– Отказалась. Но это было то, что знали только мы. А в данном конкретном случае – только я, понимаешь? Держу пари, ночью мое поведение тоже не вызывало у тебя подозрений. Ты видел меня такой, в какую мог поверить, какую знаешь.
Судя по многозначительному фырканью, она попала в цель.
– Я нашла примерный момент, когда оставалась с ним наедине, когда он мог влезть в мою голову, имея при этом достаточно времени. Помнишь, Ваня искал данные об учительнице, а я пыталась как можно дольше удержать Троекурова в медпункте. Я детально вспоминала тот вечер, и есть момент, когда мою память будто подтерли. Будто кто-то вырезал кусок пленки. Вот я с ним в кабинете, а вот уже мы идем по коридору. Что было между этими моментами, как мы вышли, я помню плохо. Полагаю, тогда он и покопался в моих мыслях, воспоминаниях, нарисовал примерный сценарий. И то же самое сделал с тобой еще в первый вечер, когда мы только приехали, а ты зашел к нему один.
– Но зачем? – не понял Войтех. – Ладно, меня он хотел убить, потому что мы слишком близко подошли к истине, а тебя? В ту ночь мы вообще еще ни о чем не догадывались, да и опасности он тебя не подвергал.
– У меня два варианта: либо просто проверял степень моей внушаемости, либо я на самом деле с ним столкнулась, и таким образом он хотел уйти незамеченным. Он даже подослал в мое воображение завуча, которая нас якобы застала. Не хотел, чтобы разговор продлился долго и кто-то застал нас на самом деле. Если бы я тогда узнала, что он бродит по ночам по школе, у нас могли возникнуть подозрения. А если он, например, вообще был в верхней одежде, потому что только что вернулся из леса?
– Да, ты права, – согласился Войтех. – Значит, нужно убедиться, что Ваня с ним не оставался, и предупредить его. Но меня волнует твое «во-первых». Ты говоришь, что в тот момент, когда я создавал иллюзию тебя, Троекуров должен был быть рядом. Как полиция не заметила, что он вышел из комнаты? Почему не сработал «жучок» Ивана?
– А вот это самое интересное, – мрачно заметила Саша. – На видеозаписи, где ты выходишь из пансионата в метель, видно какое-то черное пятно, вылетающее вместе с тобой. Детально рассмотреть его Ваня не смог. Зато на снегу возле двери остался след от птичьей лапы. Что-то вылетело на улицу и село на снег.
– То есть ты думаешь… – осторожно начал Войтех, и Саша закончила раньше:
– Мы оба с Ваней думаем, что Троекуров умеет обращаться в птицу. Полагаю, в ворона. Не зря их здесь так много.
Войтех, казалось, даже не сильно удивился, будто ее слова легли на его сомнения и предположения.
– Это плохая новость, – только и сказал он. – Значит, этой ночью директор выходил из пансионата и никто за ним не следил.
– Да, но все живы, – возразила Саша.
Войтех больше ничего не сказал. Продолжал осторожно касаться кончиками пальцев ее руки, и Саша не выдержала, спросила:
– Теша, почему мы расстались?
Он молчал лишь одно мгновение, а затем осторожно улыбнулся.
– Потому что ты меня выгнала, – улыбнулся, но по глазам Саша видела, что в этой шутке есть только очень малая доля шутки.
– Почему ты не вернулся? – серьезно спросила она.
Теперь он молчал дольше. Наверное, думал, что ответить, чтобы они не поссорились снова. Саша и сама боялась ступать на эту зыбкую почву, по крайней мере, сейчас, когда они связаны общим расследованием, но этот вопрос мучил ее все месяцы без него. И ей казалось, что дело не в ревности к Максиму, не в ее словах о том, что она не даст ему гарантий любить вечно. Было что-то еще, и Саша никак не могла понять, что именно.
Ответить он так и не успел, поскольку в комнату заглянул Ваня Сидоров, обладающий удивительным талантом появляться не к месту и без стука.
– О, Дворжак, оклемался? – радостно улыбнулся он, распахнув дверь и никак не прокомментировав тот факт, что Саша сидит на кровати, а Войтех держит ее за руку, хотя заметил определенно. – Как раз вовремя.
– Что-то случилось? – тут же напрягся Войтех, садясь.
– Сплюнь и постучи! – Ваня плюхнулся в свободное кресло. – С коллегой нашей любимой пообщался.
Ваня подробно пересказал Войтеху письмо от Айи, о котором Саша уже знала. А вот про общение с приятелем режиссера, от которого тот и узнал легенду о скрипачах, слышала впервые.
– Связь – дерьмо, – первым делом пожаловался Ваня, – поэтому пришлось общаться письменно, а я этого страсть как не люблю. Айя позвонила старичку, побазарила с ним про скрипачей. Тот уже и сам не помнит, где прочитал легенду или кто ему рассказал. Ему в обед сто лет, хорошо хоть не помер еще.
– И что он сказал? – поторопила его Саша.
– В первоначальной легенде никакого дьявола не было, это выдумки режиссера, – развел руками Ваня. – Два скрипача были, действительно друзья до гроба и все такое, один чуть более талантлив, другой чуть менее, прям Моцарт и Сальери. И предстояло им не играть на царском балу, а участвовать в конкурсе. Отец того, который был послабее, решил помочь сыну и сделал для него волшебную скрипку. Но по ходу перепутал заклятия, и скрипка получилась не волшебной, а проклятой, юный музыкант не справился с ней и погиб, так и не доиграв последнюю симфонию. Мне кажется, что наш незадачливый скрипач и есть Троекуров. Как мы и думали, проклятая скрипка требует крови девушек, поскольку именно так ее прокляли: кровью трех куриц на могиле девушки-самоубийцы. Только мы считали, что скрипка затем хочет убить скрипача, а тот подсовывает вместо себя другого человека, но Айя предположила иное: Троекуров ищет скрипача, чтобы тот доиграл за него симфонию и тем самым освободил его. Однако вот пока никто так и не смог.
Войтех и Саша переглянулись, безмолвно спрашивая друг у друга, как им рассказ Вани. И обоим казалось, что что-то не сходится.
– То есть Троекуров у нас тут едва ли не бедный несчастный заключенный, который никак не может освободиться от проклятой скрипки? – недоверчиво уточнила Саша, в душе которой уже подняло голову сочувствие к несчастному музыканту.
– Ну, не такой уж и бедный, – пожал плечами Ваня. – Девушек-то он убивает.
– Меня больше интересует, что нам теперь делать, – перебил его Войтех. – У Айи есть какие-нибудь мысли на этот счет?
– Не-а. Она нам инфу раскопала, а дальше уж думайте сами.
Однако думать не пришлось: в коридоре послышалась какая-то возня, шум, голоса. Всем троим стало понятно: что-то случилось.
– Это потому что ты так и не постучал по дереву, – Ваня назидательно ткнул в Войтеха пальцем, поднимаясь с кресла, чтобы выйти и проверить, что произошло.
Глава 16
12 февраля 2017 года, 13.50
Это снова была проклятая скрипка. Едва только выйдя за дверь, они сразу услышали трогательную мелодию, которая где-нибудь в театре наверняка показалась бы невероятно красивой, но сейчас, в темных стенах пансионата вызывала нервные мурашки и предвещала беду.
Войтех на всякий случай заглянул в комнату, где оставил скрипку, но та, как он и боялся, оказалась пуста. Пуста и заперта, и единственный ключ лежал у него в кармане, рядом с пистолетом, который он, конечно же, тоже захватил с собой. Значит, директор умудрился забрать свое имущество даже через запертые двери. Так могли ли остановить они его ночью?