И Дэррик предпочел замуровать в себе тьму, спрятать ее в самую глубину души.
Но сейчас остановиться он не мог. Дэррик теснил наемника, вынуждая его отступать. Сирнон звал на помощь, но другие наемники не желали вступать в драку.
Вдруг раздался резкий предупреждающий свист.
Какая-то часть Дэррика понимала, что свист этот означает прибытие королевских миротворцев. Миротворцами служили специально обученные мужчины и женщины, посвятившие себя поддержанию мира в городе среди подданных короля.
Наемники и несколько моряков сразу скрылись. Каждый, кто не признавал авторитета миротворцев, проводил ночь в темнице.
Захлестываемый черными эмоциями, Дэррик не колебался. Он продолжал наступать, пока не загнал противника в угол – бежать тому было некуда. Последним выпадом он выбил из рук неприятеля меч и отбросил его в сторону умелым поворотом кисти.
Наемник прижался к стене, будто прилипнув к ней, – он стоял на носочках, сабля Дэррика замерла у его горла.
– Пожалуйста, – просипел он.
Дэррик не отступил. Ему казалось, что в помещении слишком мало воздуха. Свистки за спиной не смолкали.
– Бросай оружие, – приказал вдруг спокойный женский голос. – Бросай немедленно.
Дэррик обернулся, описав саблей широкую дугу, намереваясь отогнать женщину. Но когда он попытался отразить удар ее посоха, тот вывернулся, ткнув моряка в грудь.
Сильный электрический разряд пронзил Дэррика, и он упал навзничь.
Лучи утреннего солнца проникали сквозь решетку маленького окошка над койкой, повешенной на цепях, вмурованных в каменную стену. Дэррик заморгал, открыл глаза и тут же зажмурился от света. Итак, он в темнице. Моряк был благодарен за это, хотя и весьма удивлен.
Чувствуя себя так, словно голова сейчас взорвется, Дэррик сел. Койка заскрипела под ним, качнувшись на цепях. Он поставил ноги на пол, осмотрел камеру восемь на восемь шагов и глянул на коридор сквозь решетку во всю стену. Матрас, едва прикрывающий койку, был набит сырой соломой. На ткани виднелись омерзительные пятна – предыдущие «гости» облегчались здесь всеми мыслимыми способами.
Взбунтовавшийся желудок Дэррика перевернулся, тоже грозя опустошиться. Он бросился к помойному ведру в переднем углу камеры: тошнота скрутила его, требуя выхода, затрясла в жестоких приступах рвоты и оставила висеть, обессиленного, на прутьях решетки.
Из темноты раздался лающий смех.
Опустившись на корточки, не уверенный, что рвотный позыв не повторится, Дэррик всмотрелся в темноту, преодолевая взглядом пространство, разделяющее его камеру и ту, что стояла с другой стороны.
Там, скрестив ноги, сидел на койке лохматый человек в кожаном солдатском панцире. Латунные браслеты выдавали в нем нездешнего наемника – как и племенные татуировки, покрывающие лицо и руки.
– Ну и как ты себя чувствуешь поутру?
Дэррик не стал отвечать.
Человек встал и подошел к решетке своей камеры. Стиснув прутья, он сказал:
– Ты кто такой, моряк, что из-за тебя все тут на ушах стояли?
Дэррик опустил голову в вонючее ведро – его снова вырвало.
– Тебя приволокли сюда прошлой ночью, – продолжил лохматый боец, – и ты кинулся в драку с ними со всеми. Сумасшедший, решили они. И одна из миротворцев наградила тебя еще одним ударом шокового посоха.
«Шоковый посох», – подумал Дэррик, понимая, отчего его голова так болит, а все мышцы напряжены. Он чувствовал себя так, будто его протащили под килем, а потом подняли по обросшему ракушками борту. Некоторые миротворцы носили посохи с магическими драгоценными камнями, усмиряющие самых непокорных пленников.
– Один из охранников предложил разбить тебе голову и покончить с проблемой, – сообщил воин. – Но другой сказал, что ты в некотором роде герой. Что ты недавно видел демона, которого теперь все в Вестмарше боятся.
Дэррик вцепился в решетку, маленькими порциями втягивая в себя воздух.
– Это правда? – спросил боец. – Потому что я этой ночью видел лишь пьяного.
В замке тяжело заскрежетал ключ, отпирая тюрьму и вызывая проклятия мужчин и женщин, содержащихся в других камерах. Дверь, заскрипев, открылась.
Дэррик прислонился к решетчатой стене так, чтобы видеть узкий боковой проход.
Первым показался тюремщик в форме миротворца с сержантскими нашивками. За ним, в своем длинном плаще, следовал капитан Толлифер.
Несмотря на крутящую живот тошноту, Дэррик вскочил на ноги – годы тренировок взяли верх. Он отдал воинское приветствие, надеясь, что желудок не решит сию секунду опорожниться снова.
– Капитан, – прохрипел Дэррик.
Тюремщик, крепко сбитый мужик с густыми баками и лысой головой, повернулся к моряку:
– А, вот он где, капитан. Я знал, что мы рядом.
Стальные глаза капитана Толлифера уперлись в Дэррика.
– Офицер Лэнг, я разочарован.
– Да, сэр, – ответил моряк. – Мне так неприятно, сэр.
– Надеюсь, – сказал капитан. – А в следующие несколько дней вам будет еще неприятнее. Никогда еще офицер с моего корабля не попадал в подобную ситуацию.
– Да, сэр, – согласился Дэррик, хотя, по правде говоря, он удивился, ощутив, как мало его это волнует.
– Я не знаю, что ввергло вас в столь отчаянное положение, в котором вы оказались, – продолжил капитан, – хотя догадываюсь, что в ваших затруднениях немалую роль сыграла смерть господина Харинга.
– Приношу свои извинения, капитан, – ответил Дэррик, – но смерть Мэта не имеет к этому никакого отношения.
Он бы не вынес разговоров о Мэте.
– Тогда, возможно, офицер Лэнг, – проговорил капитан ледяным тоном, – вы предоставите другие оправдания тому прискорбному состоянию, в котором я нашел вас.
Колени Дэррика тряслись от слабости, но он стоял по стойке «смирно» перед своим капитаном.
– Нет, сэр.
– Тогда позвольте мне сказать, что я приведен в замешательство. Я не ожидал от вас ничего подобного.
– Да, сэр.
Не в состоянии больше сдерживаться, Дэррик согнулся пополам, и его опять вырвало в ведро.
– И знайте, офицер Лэнг, я не потерплю, чтобы подобное поведение повторялось регулярно.
– Да, сэр. – Дэррик сейчас просто не мог подняться с коленей.
– Что ж, тюремщик, – сказал капитан, – я забираю его отсюда.
Дэррика снова вывернуло.
– Может, через несколько минут? – предложил охранник. – У меня чайник горячий, не присоединитесь ли ко мне? А молодой человек пока оправится и приведет себя в порядок; возможно, тогда станет более дружелюбным.
Смущенный, но обуреваемый гневом, разъедающим его контроль над собой, Дэррик прислушивался к удаляющимся шагам этих двоих. Мэт, по крайней мере, присоединился бы к нему в этой темнице, засмеял бы, конечно, зато не бросил бы.
После очередного приступа рвоты Дэррик опять увидел, как скелет сбрасывает Мэта с утеса. Только на этот раз над падающими стоял демон и хохотал, наблюдая, как они летят к текущей внизу черной реке.
– Вы не можете пока забрать его, – запротестовал лекарь. – Мне надо сделать еще, по крайней мере, три шва, чтобы зашить эту рану над глазом.
Дэррик мужественно сидел на низком стульчике в хирургической и здоровым глазом смотрел на Малдрина, застывшего в узком затененном дверном проеме.
Снаружи мимо проходили другие люди, все раненые или больные. Где-то дальше по коридору кричала женщина, клянясь, что она рожает демона.
Первый помощник выглядел не очень счастливым. Он встретился взглядом с Дэрриком лишь на миг и тут же отвел глаза.
Дэррик подумал, что, может быть, Малдрин просто сердится, но, кажется, он тоже чувствовал себя тут неловко. В последнее время Малдрину не раз приходилось отправляться на поиски шкипера.
В комнате лекаря по стенам тянулись полки, заставленные пузырьками со снадобьями и порошками, кувшинчиками с листьями, сушеными ягодами и корой и мешочками с камешками, обладающими целебными свойствами.
Пожилой лекарь обитал на Портовой улице – не одно поколение моряков и грузчиков обращалось к нему с различными хворями. Стойкие запахи целебных мазей и лекарств, которыми этот тощий старичок потчевал больных, висели в воздухе.
Продев в ушко гнутой иглы тонкую прочную нитку, лекарь наклонился и проткнул кожу над правым глазом Дэррика. Тот не пошевелился, даже не моргнул и не зажмурился.
– Ты уверен, что не хочешь никакого болеутоляющего? – спросил врач.
– Уверен.
Дэррик отстранился от боли, поместив ее в ту часть сознания, которую воздвигал все эти годы, чтобы удерживать в ней ад, через который провел его отец. Этот особый участок мозга мог вместить куда больше, чем простое неудобство, причиняемое иглой лекаря. Дэррик взглянул на Малдрина:
– Капитан знает?
Малдрин вздохнул:
– О том, что ты ввязался в очередную драку и разнес еще одну таверну? Да, он знает, шкипер. Карон уже побывал там, осмотрел повреждения и оценил ущерб. Видя, сколько ты платишь в последнее время за устроенные тобой разгромы, не знаю, откуда ты вообще берешь деньги на выпивку.
– Не я первый начал драку, – сказал Дэррик, но острота этого возражения уже затупилась после недель использования.
– Это ты так говоришь, – согласился Малдрин. – Но капитан слышал от дюжины других людей, что ты не ушел, когда тебе выпала такая возможность.
Голос Дэррика окреп:
– Я не ушел, Малдрин. И будь я проклят, если буду бегать от злоключений.
– А надо бы.
– Ты видел, чтобы я когда-нибудь уклонялся от боя?
Дэррик знал, что пытается объяснить все случившееся ночью хотя бы самому себе. Он искал что-то разумное в жестокости, постоянно накатывающей на него и усиливавшейся от пребывания на берегу.
– От боя? – Малдрин скрестил сильные руки на широкой груди. – Нет. Я никогда не видел, чтобы ты отступал в перепалках, через которые мы прошли вместе. Но ты должен научиться сдерживать себя. То, что рассказывают люди из тех мест, которые ты перевернул кверху дном, это ж ничего общего не имеет с боем. Ты не хуже меня знаешь, как сражается моряк. Но ты же – о, благословенный Свет, шкипер, – ты же дерешься только ради драки.