Предпринимательские начинания африканской мелкой буржуазии наталкивались на действие законов, призванных защищать европейцев или создавать последним монопольное положение, а также вообще исключить участие африканской мелкой буржуазии в определенных видах экономической деятельности. Например, Закон о регистрации кофейных плантаций (1918 г.) препятствовал выращиванию кофе, наиболее прибыльного экспортного товара страны, фермерами-африканцами. Любопытны основания этого закона: разрешение африканцам выращивать кофе может сделать слишком многих из них независимыми производителями и сократить предложение труда на фермах, принадлежащих европейцам; если, как считалось, африканцы будут выращивать кофе, тем самым они получат возможность доступа к нему, что усилит воровство кофе с плантаций европейцев. Участие африканцев в производстве кофе, далее, может-де ухудшить качество продукции и снизить продажную цену. Другим примером законодательства, носящего дискриминационный характер в отношении африканских производителей, служит действовавший в Кении Закон о торговле местной продукцией (1935 г.). Этот закон ограничивал торговлю (особенно оптовую) африканцев с европейцами и азиатами. Европейцы и азиаты могли использовать данный закон, чтобы закрыть африканцам доступ к производству практически любой культуры в коммерческих масштабах простым отказом покупать их продукцию. Меры, подобные этим, неизбежно превращали часть африканской мелкой буржуазии в непримиримого противника колониализма. Монополистические тенденции колониального общества по природе своей сказывались не только в сфере экономики, но в равной степени и в сфере политики. Строгое ограничение участия африканской мелкой буржуазии в экономической деятельности сочеталось с ее политической дискриминацией. Логика колониализма заставляла колонизаторов претендовать на исключительную политическую власть. Сколько-нибудь значительное участие африканцев в политике не дозволялось, потому что, как только их допустили бы к политике, предпосылка о том, будто они «не вполне люди», – предпосылка колониализма, столь сильно ущемлявшая достоинство африканцев, – потеряла бы право на существование.
Претензии колонизаторов на исключительную политическую власть диктовались также экономической необходимостью. Экономическая и политическая власть – это единый сплав. Если бы туземное население получило доступ к политической власти, это вскоре усилило бы и его способность завоевывать экономическую власть, тем самым все больше затрудняя эксплуатацию и сохранение колониальной системы. Исключительное право на осуществление политической власти, столь необходимое колонизаторам, порождало в колониальной системе острое противоречие. Когда противоречие между колониальной и африканской мелкой буржуазией приобрело политический характер, перед последней возникла необходимость выдвинуть требование передачи ей политической власти. И если бы африканская буржуазия предпочла постепенно расширять свое участие в политике, тем самым она признала бы расистскую предпосылку о недостаточном развитии африканцев. Принять эту предпосылку она не могла. Однако отвергнуть ее было равносильно тому, чтобы отвергнуть право колонизаторов управлять своими силами или с участием африканцев. Итак, одним претензиям на исключительную политическую власть были противопоставлены другие.
Что это означало с точки зрения колониальной политики? Это означало, кроме всего прочего, что важнейшим вопросом стал вопрос о том, кто будет править, а не как править. Это означало, что политика становится игрой с ничейным исходом. Тогда возникло противоречие: монополизация колонизаторами власти породила их собственное диалектическое отрицание, создала условия, при которых требования политических аутсайдеров нельзя удовлетворить посредством проведения реформ и усовершенствований, но только полной заменой тех лиц, кому принадлежала политическая власть. Итак, мы выяснили, каким образом колониальная система «произвела» мелкую буржуазию, которая, исходя из собственных интересов, начала борьбу против колониализма. Вначале в ее сознании не хватало идеологической ясности, но со временем положение стало меняться, и постепенно сформировался широкий политический фронт. Например, в Сьерра-Леоне буржуазия боролась с колониализмом, не будучи организованной в единое целое: там было несколько групп, представляющих интересы различных слоев: Объединение гражданских служащих (основано в 1907 г.), Африканский союз прогресса (1919 г.), Общество защиты коренного населения (1909 г.), Ассоциация адвокатов Сьерра-Леоне (1919 г.). Постепенно эти группы объединялись, по мере того как борьба проясняла их объективное положение и самосознание и по мере того как для них становились ясными общность их интересов и вопрос о том, кто их общий враг. Одним из проявлений такого объединения послужило создание в Сьерра-Леоне отделения Национального конгресса Британской Западной Африки – транстерриториальной организации поднимающейся буржуазии, задуманной в 1913 г. и основанной в 1920 г. Достаточно привести еще один пример связи между набирающей силу буржуазией и националистическим движением. В Береге Слоновой Кости среди самых преуспевающих фермеров-африканцев все больше росло недовольство их экономической дискриминацией. В 1944 г. они объединились в организацию, названную Синдикатом африканских сельскохозяйственных производителей. Организация быстро росла {благодаря проницательному лидерству Уфуэ-Буаньи, и ее численность достигла 20 тыс. человек. Уже в 1945 г. она превратилась в открытую политическую силу и объединилась с Коммунистической исследовательской группой (Communist Study Group), сложившейся в Абиджане. Две эти организации создали политическую партию, названную Демократической партией Берега Слоновой Кости. Опираясь на широкие народные выступления против колониализма, особенно против практики принудительного труда, эта буржуазная партия быстро стала массовой. Именно эта партия привела страну к независимости и правит ею по сей день[93].
Возникновение африканского пролетариата во многом свидетельствовало о противоречиях капитализма, как и зарождение в Африке мелкой буржуазии. Проникновение в Африку капиталистического способа производства повлекло за собой формирование пролетариата. Этот пролетариат со временем стал основой политического движения африканской мелкой буржуазии против колониализма. Ниже мы рассмотрим развитие противоречий между трудом и капиталом. Начнем с противоречий, связанных с урбанизацией и отсутствием системы социального обеспечения. Процесс капиталистического накопления способствовал обобществлению производства и пространственной, а также социальной концентрации производителей. В Африке распространение капиталистического способа производства шло рука об руку с урбанизацией.
В книге «West African Urbanisation» Кеннет Литл приводит статистические данные по Абиджану, весьма типичные для процесса быстрой урбанизации в условиях колониализма. Бывший в 1910 г. рыбацкой деревней с 720 жителями, к 1921 г. Абиджан уже насчитывал 5371 жителя. С 1939 по 1960 г. население его выросло с 18 тыс. до 180 тыс. человек. Население Дакара увеличилось за тот же период с около 99 тыс. до 400 тыс. человек. В Лагосе в 1936 г. насчитывалось почти 99 тыс. человек, а в 1962 г. – 673 тыс. человек. Урбанизация населения сопровождалась его пролетаризацией. Картину пролетаризации дают следующие статистические данные. В 1953 г. источником дохода 57 % семей Аккры служила заработная плата, в Кумаси в 1955 г. – примерно 34 % семей. В Секонди-Такоради эта доля была еще выше – 69 % для 1955 г. Каким образом концентрация населения и процесс его пролетаризации способствовали разрушению колониальной системы, понять легко. Они вскрывали эксплуататорский характер колониализма и со всей ясностью подчеркивали противоречия между колонизаторами и колонизируемыми. На состоянии городских центров с грубой откровенностью отражался классовый характер колониального общества. С одной стороны, существовал европейский сектор города с огромными кондиционированными зданиями, ухоженными садами, теннисными кортами и площадками для гольфа, прекрасными дорогами, светлыми улицами и т. д. С другой стороны – африканские кварталы, загроможденные лачугами без всяких удобств. Поскольку эти городские районы были расположены рядом и между ними наблюдался разительный контраст, обитателям африканских городов оказалось легко оценить эксплуататорский характер колониализма. Управление колониями не требовало расходов. Стоящая перед колонизаторами задача максимизации прибыли не стимулировала вложение капитала в освещение улиц, прокладку канализации и разработку дренажных систем, строительство комфортабельного жилья, хороших дорог, водопроводов и создание других удобств для африканского населения. Еще более серьезной, чем нехватка «физических» удобств, была недостаточность социального обеспечения – страхования по безработице, медицинской помощи, системы кредита для нуждающихся семей и рекреационных ресурсов. Горожане-африканцы выходили из положения кто как мог. Удивительно широко распространенным по всей колониальной Африке стало формирование городских ассоциаций, в сущности заменявших систему социального обеспечения. Характер этих ассоциаций отчасти выражен в их названиях: в Нигерии – Союз обеспечения в Ибибио, Лига улучшения жизни в Калабаре, Государственный союз в Ибо и Прогрессивный союз в Игбарре. В БСК такими организациями были: Братский союз коренных жителей шести округов Запада, Союз защиты интересов коренных жителей Берега Слоновой Кости. Распространенность этого явления можно подтвердить следующими данными: в 1925 г. район Фритаун – Шербо – Бонте в Сьерра-Леоне насчитывал 23 подобные ассоциации с числом членов примерно 13 440 человек. Это значит, что они включали значительную часть взрослого населения района, поскольку общее население Фритауна в начале 20-х годов не достигало и 44 тыс. человек. Как показывает Кеннет Литл, эти ассоциации выполняли много различных функций.