Ноги дрожали. Мотыга осторожно повернулся лицом к выходу из зала и башмаком нашарил перед собой пол. Аккуратно утвердил ступню, сделал шаг, потом еще один.
«Только бы не промахнуться… – подумал он. – Только бы не промахнуться… Проклятая темнота!»
Еще он подумал, что сейчас придется идти мимо мертвой матки, мимо остальных недвижимых и бесконечно чуждых тел, и едва не лишился остатков самообладания.
Мотыга из гамака с недоумением размышлял, почему погасли осветители. Точнее даже не погасли, а захлебнулись тьмой, не сумели ей противостоять. Иных слов, чтобы объяснить произошедшее он не смог подобрать.
Мотыга из зала тем временем преодолел те пару десятков шагов, что отделяли его от канала (в темноте на это ушло, кстати, вдвое больше шагов) и, вздрогнув, нащупал вытянутой рукой стену. Стену зала. Он промахнулся, не вышел точно к каналу.
Это его не слишком удивило – шаты часто сбиваются с направления, потому что длина шага с правой ноги и с левой у них неодинакова. Но на таком небольшом расстоянии не мог Мотыга и сильно ошибиться: максимум, на три-четыре шага в ту или другую сторону. Нужно всего лишь пройти по стеночке, и отыскать канал. А в канале отклоняться просто некуда: он достаточно узок, тут же наткнешься на стену.
В следующий миг Мотыга подумал – а сколько каналов сходятся в зале с мертвой маткой? Только ли два – один из зала саркофага, один – спасительный – от жилого модуля? Или больше? В моменты, когда он проходил этот зал с Сизым, внимание Мотыги всецело приковывалось к матке, и по сторонам Мотыга просто не смотрел. Как выяснилось, зря.
Если там есть еще каналы и ему «посчастливится» свернуть не туда, через какой-то час Мотыга безнадежно заблудится в лабиринте гнезда. Много ли шансов, что на помощь придет Сизый? Мотыга даже не представлял. Да и успеет ли Сизый на помощь? Что все таки таится в недрах астероида?
Мотыга даже не знал – велико ли гнездо Роя? Много ли в нем ходов и камер и залов?
Тем временем Мотыга сделал вдоль стены уже не меньше полутора десятков шагов, и спасительного канала так и не отыскал. Сплошная каменная стена, гладкая и неприступная.
Судорожно сглотнув, он повернулся, нащупал стену другой рукой и двинулся в обратном направлении.
Мотыга из гамака продолжал с удивлением взирать на происходящее.
Но и на этот раз Мотыга довольно долго шел вдоль стены, касаясь ее рукой, и стена оставалась сплошной. Пройдя шагов сорок, Мотыга растерянно остановился. Он не понимал, куда мог подеваться ход-канал.
А потом он ощутил слабое сотрясение почвы, и еще далекий звук – знакомый до холода в кончиках пальцев.
«Баммм!»
«Баммм!»
«Баммм!»
Вчерашний гуляка сквозь камень снова вышел на прогулку.
На десятом шаге у Мотыги не осталось сомнений – звуки усиливаются, пол зала дрожит все сильнее, а значит, гуляка приближается.
Мотыга понял, что еще немного – и он с нечленораздельным воплем рванется в темноту. Не разбирая дороги. И без того издерганное сознание постепенно заволакивало чернотой – может быть, именно так настигает шатов безумие?
А гуляка все приближался.
Мотыга опустился на корточки, вжался спиной в твердую каменную стену, и оцепенел.
«Баммм!»
Чья-то рука коснулась его плеча.
– Эй, напарник! Ты чего?
Мотыга едва не ослеп от яркого света, заливавшего каюту. Он сидел на корточках между гамаком и стеной, съежившись и обхватив голову руками. Рядом, перегнувшись через гамак, сгорбился Сизый.
Прикрывая глаза ладонью, Мотыга по стеночке встал. Он был совершенно опустошен и раздавлен.
– Пойдем-ка, – Сизый заботливо выудил его из-за гамака. – Одевайся.
Мотыга меланхолично облачился в комбинезон и башмаки. Казалось, он продолжает спать. Сизый встряхнул его слегка, и к огромному облегчению усмотрел во взгляде напарника нарождающуюся осмысленность.
– Давай, давай, шевели ножками… – с напускным весельем подгонял Сизый.
Он привел Мотыгу на камбуз, усадил за стол и вручил стакан сока.
– Выпей… полегчает.
Мотыга с опаской понюхал содержимое стакана – кажется, он заподозрил, будто Сизый подсунул ему спиртное. Но спирт в соке если и содержался, то в таких дозах, что ни один шат без специальных приборов не унюхает.
Мотыга в несколько глотков осушил стакан. И, похоже, оклемался еще больше – выглядел он теперь измятым и подавленным, но явно отходящим от оцепенения.
– А мне такая чушь снилась, рассказать – не поверишь! – по-прежнему весело сообщил Сизый. Он чувствовал: надо болтать, молоть любую ерунду, лишь бы отвлечь Мотыгу, расшевелить его окончательно и бесповоротно. – Представляешь, приснилось, будто я ночью за каким-то исамаром встал и поперся к сундуку. Ну, вот, пришел я, и что вижу? Вместо одного сундука-саркофага – штук сто, да все такие ма-ахонькие, не больше башмака. И тут у меня осветители сдохли…
Сизый еще в середине рассказа почуял неладное, но почему-то не остановился вовремя. После этой фразы глаза у Мотыги снова остекленели, и он стал серым-серым, и лицо посерело, и руки…
Стакан Мотыга ненароком раздавил. В ладони. Хрясь – и в крошку. Это макрополимерный пластик! Который выдерживал такие нагрузки, что думать было страшно.
А Мотыга его голыми руками изничтожил… У Сизого даже речь отняло от изумления.
– Что такое? – фальцетом пропел Сизый, приподнимаясь.
– Сизый, – просипел Мотыга. – Это был не сон…
Шат Урима схватывал все на лету; недаром у него за плечами имелся самый разнообразный опыт – и пустотника, и пилота.
– Не сон? Ты что, тоже ходил к саркофагу?
Мотыга согласно мотнул головой.
– Да… Я не знаю как это объяснить, но я как бы одновременно и находился там, в зале, и оставался в каюте. И видел все то же самое – сначала маленькие саркофажки и тьма, потом я не мог найти вход в канал, потом проснулся этот… Который топал вчера по кровле…
Сизый жестко глядел на напарника. Во взгляде его не читалось даже намека на испуг – только жадность дорвавшегося до фактов исследователя. Мотыгу это несколько приободрило.
– Что это было, Сизый? Иллюзии? Я ведь оставался в каюте, я знаю… Просто кто-то морочит нам голову. Насылает…
– Может быть и так, – осторожно ответил Сизый. – Но не обязательно насылает. Ты насколько внушаем? Знаешь? Гипнопедию проходил перед тестами?
– Нет. Меня военные отбирали…
– Ах, военные, – протянул Сизый совсем другим тоном – многозначительно так. Мотыга не понял – нравится Сизому этот факт или же, наоборот, не нравится. Скорее, второе.
– Ладно, – пробурчал Сизый. – Ладно. Где твоя аптечка? В каюте? Пошли-ка, напарник, проделаем кое-что…
Он чуть ли не силой выдернул Мотыгу из-за стола. Властно придерживая за локоть, увлек прочь из камбуза, в жилую часть. Что-то он явно задумал. Вот только что?
В каюте Сизый сразу сунулся в шкафчик с аптечкой, и некоторое время перетряхивал содержимое.
– Ага, – сказал он с каким-то туманным удовлетворением. – «Нейрофет». Ты знаешь, что это?
– Нет, – угрюмо отозвался Мотыга.
– Это наркотик. Галюциноген. В принципе, он действует на шатов как успокоительное, но только в строго рассчитанной дозе. Ты, небось, сожрал целую капсулу.
– Две, – мрачно поправил Мотыга.
– Две, – повторил Сизый задумчиво. – Нет, все равно мало – ты ж здоровый шат, не задохлик какой. Хотя, обострить восприимчивость это все равно должно будь-здоров как… Ладно.
Он еще покопался в аптечке и выудил из специального кармашка маленький датчик на присоске.
– Гляди. Это синфазный контроллер, что-то вроде врача-автомата. Сейчас мы его подстроим под твою мнемонику…
Он с размаху прилепил датчик Мотыге к виску.
– Так… Что чувствуешь?
– Током бьется, – цепенея пожаловался Мотыга. – Сильно.
Сизый кивнул, и запустил во внутренности приборчика тонюсенький щуп.
– А так?
– А так – не бьется, – Мотыга с облегчением расцепил челюсти. Если честно, то приборчик его встряхнул и отрезвил – это словно наиболее точно отражало перемену, произошедшую с Мотыгой с момента пробуждения. Ему словно мозги промыли.
– Ладненько. Эта штуковина фиксирует твой эмоциональный фон. Если ты испытываешь слишком… э-э-э… сильные чувства – испуг, паника, что-нибудь в этом роде, она будет лупить тебя током. Ты уж извини, но это помогает. Честное слово.
– Да я уже и сам чувствую, что помогает, – сказал Мотыга с воодушевлением. – Но что, исамарова жуть, все-таки на меня… на нас нашло?
Сизый ненадолго замолчал. Мотыга внимательно наблюдал за глазами своего напарника, и понял, что тот знает ответ, а думает только над тем, как его попонятнее сформулировать.
– Я думаю, – подал наконец голос Сизый, – что это дыхание саркофага. Его эманация. Точнее не скажу, извини.
Он встал и пошел к выходу; Мотыгу Сизый за собой не позвал. Створки он оставил открытыми, и в каюте Мотыги, и в своей, куда он направился. У себя Сизый тоже взялся за аптечку и прилепил к виску такой же датчик.
«Хм… – подумал Мотыга обеспокоенно. – Боится…»
А ему показалось, что Сизому любые страхи нипочем. И в это хотелось верить с такой невероятной силой, что логика пасовала – Мотыга, как ребенок, надеялся на знания и опыт более старшего товарища. На то, что в трудный момент Сизый и защитит, и вразумит.
Осознавать, что Сизый тоже опасается странностей, было очень неприятно.
– Ну, вот, – Сизый вернулся в каюту Мотыги, ухмыляясь на ходу. – Теперь нам гарантирована здоровая бессонница…
Он взглянул на напарника, и ухмылка медленно сползла с его лица.
– Ты что, Мотыга? Тебе плохо?
А Мотыга, замерев и уставившись в пустоту, прошептал:
– Сизый… Я слышу голоса…
Несколько мгновений в каюте царила тишина, которая для Мотыги была совсем не тишиной. Сизый мучительно старался избрать верную линию поведения. Он видел, что напарник не в себе, и что здраво рассуждать и поступать сейчас Мотыга вряд ли в состоянии. Но Сизый не привык и бросать товарищей в пустоте – закон обжитого космоса, который никто никогда не вводил и никто никогда не отменял. Если бы не люди и не их извращенные нравы, во всей галактике соблюдался бы этот закон