Кровь застыла в жилах и от этого жуткого ощущения Гризвел проснулся. Помотал головой… Но ведь он просыпался и прежде… Неужели то пробуждение было частью кошмарного сна? Или он вовсе не спал?
Гризвел моргнул и с опаской глянул на лестницу. Луна освещала ее целиком и никакой чудовищной фигуры, разумеется, не было. Но тело Гризвела по-прежнему сотрясалось от страха, вызванного то ли сном, то ли видением. Ноги его онемели, будто их окунули в ледяную воду. Гризвел потянулся, чтобы разбудить своего спутника, но внезапный звук остановил его.
Кто-то тихо и протяжно свистел на третьем этаже, – нет никаких сомнений, звук доносится оттуда. Это не опереточная мелодия, которую насвистывают беспечные прохожие в крупных городах Севера, не похоже это и на залихватское посвистывание фермеров Юга. Просто протяжная нота, похожая на змеиное шипение, но звучащая более внятно и достаточно громко. Вот вам и заброшенный дом… Здесь кто-то есть! Но кто? И чего он хочет от бедных путников?
Одеяла Брэннера зашуршали, и Гризвел увидел, что его приятель поднялся и сел прямо. Голову он склонил на бок, словно прислушиваясь к зловещему свисту.
– Джон! – прошептал Гризвел пересохшими губами. Ему хотелось крикнуть приятелю, что наверху кто-то есть, и что лучше немедленно убраться из этого проклятого дома, но голос застрял в горле вязким комом…
Брэннер молча поднялся. Тяжелые шаги гулким эхом отдавались в пустой комнате. Он неторопливо прошел по коридору и стал подниматься по скрипучим ступеням, сливаясь с темнотой, которая снова сгущалась вокруг лестницы.
Гризвел лежал, не шевелясь, его парализовала мысль о том, что там, наверху, кто-то есть. Брэннер запрокинул голову. Он явно видел то, что творится на третьем этаже, но продолжал идти – все так же, без единого звука. Его отрешенное, неподвижное лицо было похоже на лицо лунатика. Брэннер миновал освещенные ступеньки и сгинул во мраке. Гризвел пытался предупредить приятеля об опасности, крикнуть, чтобы он вернулся. Но единственным результатом этих усилий стал хриплый клекот, раздавшийся из его собственного горла.
Свист затих. Гризвел слышал, как скрипела лестница под размеренной поступью Брэннера, потом тяжелые сапоги затопали по коридору третьего этажа. Внезапно шаги прекратились, и казалось, что вся ночь затаила дыхание. Затем тишину разорвал ужасный крик, и Гризвел завизжал, вскакивая на ноги. Он мигом стряхнул оцепенение и побежал к двери, но остановился. Наверху, прямо над его головой, снова застучали подкованные каблуки. Брэннер возвращался, причем на этот раз он двигался спокойнее и размереннее, чем раньше. Вскоре заскрипели ступеньки, в круге света показались ноги, потом рука, скользящая по перилам. Гризвел отпрянул, он увидел, что вторая рука приятеля сжимает топорище большого колуна, который разносит в щепки даже самые упрямые поленья. Секунду спустя в лунном свете показалось лицо Брэннера, и Гризвел снова онемел, не в силах даже закричать от страха. Лицо Джона было бледным, как у покойника, а из раны на лбу стекали крупные капли крови, заливая остекленевшие глаза.
Гризвел не помнил, что было дальше. Осталось смутное ощущение, что он протискивался сквозь пыльное окутанное паутиной окно, бежал, спотыкаясь, по заросшему сорняками двору, неистово завывая от ужаса, а полная луна плыла в кроваво-красном тумане над черной стеной вековых сосен…
Выбравшись на дорогу, Гризвел остановился. Он увидел автомобиль – самый обыкновенный, прозаический и реальный. Единственная надежда, спасательный круг в море безумия и кошмара. Трясущимися руками Гризвел открыл дверь, и хотел было юркнуть внутрь, но отпрянул, жалобно поскуливая. На водительском кресле свернулась в кольцо гигантская змея. Она презрительно шипела и раскачивалась из стороны в сторону. Гризвел торопливо захлопнул дверь и побежал по дороге, даже не соображая в каком направлении движется. Он просто повиновался слепому инстинкту: бежать – бежать – бежать.
Черные стены сосен бесконечно текли мимо него; как река, и в какой-то момент испуганному человеку показалось, что он не движется. Бежит на месте. Может, так оно и было? Гризвел оглянулся и закричал, уже в полный голос: его нагонял дикий зверь – волк или собака, он не мог определить, кто именно, – но его глаза светились во тьме, как два зеленых факела. Задыхаясь, беглец припустил во все лопатки, свернул за поворот и налетел на вороную лошадь. Он услышал недовольное фырканье и проклятие всадника, а еще увидел блеск голубой стали на барабане револьвера.
– Спасите! Ради Бога, спасите! – умолял Гризвел, вцепившись в уздечку. – Эта тварь убила Брэннера, но ей мало! Она преследует меня!
Зеленые огни вспыхнули во тьме, всадник снова выругался, и почти сразу заговорил его «смит-вессон», выплевывая скороговоркой шесть свинцовых пуль, которые крепче и надежнее самых отборных оскорблений.
– Успокойтесь, и ждите здесь! – всадник скрылся за поворотом на пару мгновений, затем вернулся галопом. – Никого. Скорее всего, это был волк или одичавшая собака. Хотя я давно не слышал, чтобы в наших краях эти зверюги загрызли человека. У нас на Юге мужчины редко выходят из дома без оружия, и способны дать отпор любому хищнику.
Он размахивал дымящимся пистолетом и смотрел на Гризвела сверху вниз. Это был плотно сложенный мужчина средних лет в широкополой шляпе и ковбойских сапогах.
– Но вы сказали, что где-то поблизости убили человека, – продолжал он. – Брэннера, верно?
– Да, – плечи Гризвела опустились. – Меня зовут Гризвел. Мы с Джоном Брэннером – моим старым другом, – уже месяц путешествуем по стране. Вчера остановились на ночлег в заброшенном доме, но…
Его захлестнули воспоминания о недавнем кошмаре.
– О, Господи! Я, должно быть, сошел с ума! Но я помню желтое лицо, смотревшее на меня с лестницы. Потом кто-то засвистел наверху, и Брэннер поднялся по лестнице, двигаясь как кукла-марионетка или загипнотизированный… Потом я услышал крик боли и ужаса, Джон спустился с окровавленным топором в руке – и Боже мой, сэр, он был мертв! Его голова была расколота! Но он спустился по лестнице! Бог свидетель, Джон Брэннер был убит в темном коридоре, а затем его мертвое тело спустилось по лестнице, чтобы зарубить меня топором!
Всадник ничего не ответил. Он сидел на лошади неподвижно, как статуя, и Гризвел не мог прочитать выражение его лица, скрытого под широкополой шляпой.
– Вы думаете, что я сошел с ума, – безнадежно сказал Гризвел. – Возможно, я и вправду рехнулся…
– Я не знаю, что и думать, – хмуро ответил всадник. – Ведь тот заброшенный дом, где вы ночевали – это прОклятое поместье Блассенвилей… Ну, посмотрим… Меня зовут Бюкнер. Шериф Бюкнер. Я слежу за порядком в этом округе.
Он спрыгнул с лошади и встал рядом с Гризвелом. Не такой высокий, как долговязый житель Новой Англии, но намного шире в плечах. В шерифе было столько решимости и уверенности, что Гризвел тут же перестал дрожать.
– Не побоитесь вернуться в дом? – спросил Бюкнер.
– Меня тошнит при мысли о новой встрече с этим ужасом. Но бедняга Брэннер… Мы должны найти его тело. Боже мой! – воскликнул Гризвел. – Что мы найдем? Если мертвец ходит, то…
– Посмотрим, – перебил шериф и перезарядил свой револьвер.
Он двинулся вперед, ведя лошадь под уздцы. Гризвел семенил рядом, ежеминутно ожидая встретить мертвеца, неуклюже ковыляющего по дороге в окровавленной ухмыляющейся посмертной маске. Но видел только дом на холме.
– Боже, как злобно выглядит этот дом на фоне черных сосен! – содрогнулся Гризвел. – Он не понравился мне с самого начала. Когда мы шли по разбитой дорожке и эти голуби вылетели с чердака…
– Голуби? – Бюкнер бросил на него быстрый взгляд. – Вы видели голубей?
– Да, да! Целая стая голубей. Это важно?
Некоторое время они шли молча, а потом Бюкнер резко сказал:
– Я прожил на Юге всю свою жизнь. Дом Блассенвилей видел тысячу раз, в любое время дня и ночи. Но я никогда не видел голубя где-нибудь поблизости. Эти пташки не залетают в сосновые леса…
– Их было множество, – упорствовал Гризвел. – Не меньше дюжины.
– Я знал людей, которые клялись, что видели стаю голубей, сидящих на крыше этого поместья. Это всегда случалось на закате, – медленно произнес Бюкнер. – Это были темнокожие слуги, старики, в основном. Все, кроме одного человека. Помню, белый бродяга с Запада разводил огонь во дворе заброшенного поместья. Намеревался разбить лагерь той ночью. Я проезжал мимо, как раз на закате, и бродяга рассказал мне о голубях. Я вернулся туда утром. Нашел пепел его костра, и оловянную кружку, и сковородку, на которой он жарил свинину, и смятое одеяло… Но бродягу ни я, ни кто другой больше не видел. Это было двенадцать лет назад. Старики говорят, что голуби – это души Блассенвилей, которые выпускают из ада на закате. Всю ночь они проводят в обветшалом особняке, а утром возвращаются в ад.
– Кто такие Блассенвили? – дрожа, спросил Гризвел.
– Когда-то это семейство владело всей этой землей. Гражданская война разорила их. Потом в поместье доживали немногочисленные потомки, а в 1890 году мисс Элизабет Блассенвиль, последняя из рода, сбежала однажды ночью, как будто за ней гнались все демоны ада, и никогда не возвращалась… Это ваш автомобиль?
Он остановился возле машины, но Гризвел не услышал вопроса. Он замер глядя на мрачный особняк. Пыльные окна напоминали пустые глазницы черепа. Ему казалось, что жуткий дом смотрит на него с жадностью голодного хищника. Бюкнер повторил свой вопрос.
– Да, – встрепенулся Гризвел. – Будьте осторожны. На переднем сиденье змея!
– Нет там никого, – проворчал шериф, посветив электрическим фонариком в стекло.
Он привязал лошадь к ближайшему дереву, взял фонарик в левую руку, а револьвер в правую.
– Что ж, давайте зайдем в дом.
Бюкнер зашагал по кирпичной дорожке. Гризвел следовал за ним по пятам, его сердце бешено колотилось. Он вдохнул удушливый запах тления и внезапно почувствовал отвращение к этим черным лесам, этому древнему дому, который скрывал жестокие тайны рабовладельцев, этой прожаренной солнцем, ленивой земле, обдуваемой суховеем, усыпанной пряностями и политой кровью. Он всегда завидовал южанам, чья жизнь безмятежно текла в ритме блюза. Но теперь он открыл для себя изнанку Юга – темную, колдовскую, пропитанную страхом…