Шериф хмурился и кусал кончики усов. Его мысли были понятны Гризвелу: стоит ли вернуться в темноту и схватиться с неизвестным соперником, или разумнее проявить осторожность? Наконец, Бюкнер со вздохом опустил револьвер.
– Не зная брода, не суйся в воду… Сдается мне, фонарик опять откажет, а вот удастся ли нам второй раз спуститься оттуда живыми – большой вопрос. Я уже убедился, что Брэннера убили не вы. Хотя в вашей байке мало смысла, но гаснущий фонарик я видел своими глазами, а потому готов поверить и в ходячих мертвецов, и в таинственный свист…
Он попятился от лестницы и добавил, уже шепотом.
– Убийца скрывается наверху, и не факт, что это человек… Я не боюсь ни колдунов, ни нежити, но разумнее будет подождать рассвета.
Гризвел горячо согласился с этим доводом и первым выбежал на веранду. Звезды уже потускнели, а небо над верхушками сосен стало понемногу сереть. Бюкнер сел на перила, повернувшись лицом к покосившейся двери. Револьвер из рук он не выпускал. Гризвел устроился рядом, привалившись спиной к деревянному столбу, который поддерживал крышу, и закрыл глаза.
Вся эта история напоминала ночной кошмар, из которого невозможно вырваться. Для всех в этой глуши он, Гризвел, был чужаком. Презренным пуританином. Человеком Севера, которых, по вполне понятным причинам, не жалуют на Юге. Если дело дойдет до суда, присяжные, не задумываясь, отправят его на виселицу. Показания шерифа о заколдованном фонарике не склонят чашу весов в пользу подозреваемого. Да и вряд ли Бюкнер расскажет об этом. Северянина эта сказка все равно не спасет от петли, а стать объектом насмешек до старости лет кому же охота?!
Единственный шанс избежать казни – изловить убийцу Джона Брэннера. Босую женщину, оставившую следы в густой пыли третьего этажа. Но Гризвел подозревал, и не без оснований, что в погоне за призраком придется столкнуться с чернейшим колдовством. Это грозит гибелью настолько жуткой и отвратительной, что смерть на виселице покажется более предпочтительным исходом.
Он прогонял эти мысли, чтобы не сойти с ума от отчаяния и безнадеги, а потом, незаметно для себя, заснул.
Часть вторая. Тайна Большого Змея
Гризвел проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Удивленно огляделся по сторонам: сосновый лес оплетали бинты тумана, а дубовая дверь зловещего дома была распахнута настежь.
– Просыпайтесь, уже рассвело! – сказал шериф. – Странное дело, ночью вы показались мне молодым парнем, а сейчас выглядите стариком – эти глубокие морщины, седина…
Гризвел судорожно схватился за голову. Ему захотелось посмотреться в зеркало, но тут же он прогнал эту мысль. Не хватало еще испугаться собственного отражения.
– Пойдемте в дом! – пробормотал он. – Мне уже ничего не страшно.
– Незачем. Я уже все осмотрел. Не стал будить вас, прошелся по комнатам с моим надежным другом, – Бюкнер похлопал по рукоятке револьвера, покоящегося в кобуре.
– И что нашли?
– Ничего.
– Ничего? – опешил Гризвел. – А как же следы? Следы босых ног?
– Их больше нет, – пожал плечами шериф. – Следы Брэннера доходят до кровавого пятна, а дальше весь коридор старательно подмели.
– Боже мой, но кто это сделал?
– Убийца, без сомнения. Пока мы тут куковали до утра, убийца не терял времени даром. Уничтожил следы, которые могли обличить его. Или ее, – добавил Бюкнер и поежился, хотя утро было совсем не холодным. – Я обыскал весь дом – от чердака до подвала, и никого не нашел. Выходит, вашу невиновность теперь подтвердить нечем…
Гризвел вздрогнул, но не от страха перед виселицей. Напугала мысль, что он оставался на веранде совсем один пока шериф бродил по дому. Убийца вполне мог подкрасться и прикончить его.
– Ничего, ничего, – Бюкнер по-своему истолковал его страх. – Я помогу вам выкрутиться. Для начала свезем труп в участок… Только не вздумайте ничего говорить! Иначе, услышав вашу сказочку про ходячего мертвеца, наши ребята упекут вас в психушку… Я сделаю заявление, что Джон Брэннер стал жертвой неизвестного убийцы, а вы помогаете мне в расследовании, как свидетель. Прокурор мне поверит, а там уж разберемся, что к чему. Вы ведь не откажетесь помочь мне? Даже если придется провести еще одну ночь в этом доме?
Гризвел нервно сглотнул, но когда заговорил, в голосе его не было дрожи:
– Я пойду с вами, сэр, что бы ни подстерегало нас в кромешной тьме.
– Что ж, тогда помогите вынести тело… Положим его на заднее сиденье вашего автомобиля.
Когда Гризвел увидел при свете дня искаженное ухмылкой лицо погибшего приятеля, все чувства его смешались и слезы потекли по щекам, капая на бледные и холодные щеки Брэннера.
Они ехали по дороге, на которую сосны отбрасывали длинные и мрачные тени. Машина с номерами Новой Англии подпрыгивала на кочках. За рулем сидел шериф, поскольку Гризвел слишком нервничал, чтобы управлять автомобилем. Он сгорбился на переднем сиденье и жевал сухую галету из запасов Бюкнера, совершенно не различая вкуса.
– Вы спрашивали про Блассенвилей, – покосился на него шериф. – Сейчас самое время рассказать об этой семейке. Чванливые гордецы, вот кто они были! Со своими рабами обращались жестоко, пожалуй, на всем Юге не было других таких извергов. Они приехали из французской Вест-Индии, а в колониях люди всегда становятся чересчур свирепыми. Это все от беззакония и безнаказанности, уж помяните мое слово… Особенно лютовала мисс Сесилия. Она приехала с одного из карибских островов, вроде бы с Гаити, вскоре после Гражданской войны. Тогда поместье уже изрядно захирело, из огромного семейства остались только четыре сестры, а на плантациях работала лишь горстка стариков. Блассенвили жили практически впроголодь, но гордость не позволяла им просить о помощи у соседей. Да и не принимали они никого, стыдясь своей бедности. Постепенно в городе о них забыли.
Но когда приехала их двоюродная тетка, мисс Сесилия, все вспомнили о дурной славе Блассенвилей. Я помню эту женщину, – мечтательно проговорил шериф. – Настоящая красавица: высокая, грациозная, водопад густых волос… Но глаза злющие, как у давешнего волка. О жестокости Сессилии Блассенвиль рассказывали жуткие истории. Будто бы она привезла с Гаити служанку, мулатку, и однажды за мелкую провинность велела привязать девушку к дереву, разорвала платье на спине и секла несчастную кнутом. Мулатка чудом осталась жива, а вскоре исчезла из поместья. Тогда никто не удивился, все решили – сбежала. Оно и понятно, любой бы сбежал от такой хозяйки.
Месяц спустя в город приехала мисс Элизабет, самая младшая из сестер Блассенвиль. Это был первый случай на моей памяти, когда кто-то из них объявился на публике. Прежде все слуг посылали за покупками, а тут – надо же, – сама явилась. Мисс Элизабет пожаловалась, что слуги от них сбежали в прошлое полнолуние, побросав весь свой скарб, будто испугались чего-то. Мисс Сесилия тоже исчезла, не оставив прощального письма. Сестры решили, что она вернулась на острова, но сама мисс Элизабет сомневалась в этом. Она обмолвилась, что тетка, скорее всего, прячется где-то в доме. Никто не понял, что имеет в виду эта странная особа, и младшая из Блассенвилей возвратилась в поместье.
Еще через месяц от проходившего через город священника, я – тогда еще молодой законник, – узнал, что мисс Элизабет живет в поместье одна. Три сестры пропали в одночасье, не пойми куда, и юной леди в опустевшем доме неуютно. Но больше ей жить негде, ни родни, ни друзей в округе у нее нет. Священник добавил, что мисс Элизабет чего-то боится. Каждую ночь она запирается в комнате с камином, жжет свечи до утра и постоянно рыдает.
Еще через какое-то время, в грозовую осеннюю ночь последняя из Блассенвилей прискакала в город на своей единственной лошади, и упала прямо посреди площади. Ее унесли к доктору, подлечили, а когда мисс Элизабет пришла в себя, то стала нести несусветную чушь. Будто бы она нашла потайную дверцу в стене, а за ней – каморку без окон, в которой ее пращуры прятали сокровища. Теперь же здесь она обнаружила трупы трех сестер, свисающие с потолка на тонких веревках. Еле живая от страха, она выбежала в коридор, и тут на нее напала темная фигура с огромным топором. Ей показалось, что это морщинистая старуха с желтым лицом.
– Желтое лицо! И топор! – воскликнул Гризвел. – Но ведь это…
– Терпение, юноша, – отрезал Бюкнер. – Не торопите события. На следующее утро в поместье отправился отряд – полсотни добровольцев, и я был среди них. Мы перетрясли весь дом по кирпичику, простучали каждую стенку, каждую половицу, но никаких потайных комнат не нашли. Зато увидели топор, глубоко вонзившийся в перила лестницы, и прядь золотых волос, срезанную этим топором – в точности, как у мисс Элизабет. Я лично предложил ей вернуться в поместье и показать вход в ту самую каморку, но барышня брякнулась в обморок, едва услышав об этом. Когда мисс Элизабет поправилась, и доктор сказал, что угрозы здоровью нет, она согласилась взять деньги у нашей общины – но только в долг, ибо даже в такую минуту Блассенвиль остается Блассенвилем, гордячкой каких свет не видывал, – и уехала куда-то на Запад. Вроде бы, в Калифорнию. Там она вышла замуж за богатого скотопромышленника и прислала нам мешочек золота, в уплату долга. С тех пор от нее ни слуху, ни духу. А дом стоит заброшенный и никто не рискует поселиться таи или даже остаться на ночь, только совсем уж отчаявшиеся бродяги да случайные путники, вроде вас с Брэннером.
– Что же получается, в доме еще в те годы прятался убийца с топором? – удивился Гризвел.
– Кто знает, – уклончиво ответил шериф. – В городе многие считают, что мисс Элизабет просто сошла с ума от одиночества. Я первое время думал, что за всем этим стоит обиженная мулатка. Она вполне могла спрятаться в лесу или на болотах, а потом, улучив момент, отомстила Блассенвилям, зарубив топором мисс Сесилию и трех старших сестер. А младшую напугала до безумия. Беглянку долго искали, прочесали все окрестные дебри, но тщетно. Конечно, если в доме и впрямь есть потайная комната, мулатка могла спрятаться там, а не в лесу…