и мигали разноцветные гирлянды, на манекенах были напялены красные колпаки с белой опушкой. Огни витрин отражались в искрящихся белых сугробах, еще не успевших впитать городскую пыль и грязь. Тротуар обледенел и тоже сверкал в огнях уличных фонарей, и Катя, хорошенько подумав, предложила ползти на карачках. Леночка фыркнула и смело пошла по льду, едва заметно балансируя руками.
– У нас в деревне еще и не такое бывает, – смеялась она, глядя на Катю с Викой, еле ползущих по кромке тротуара, где в сугробе была протоптана дорожка. – Я никогда не падаю! Учитесь, пригодится, когда вас по распределению отправят в какой-нибудь колхоз «Стальное Вымя» на краю земли!
Последний автобус ушел прямо у них из-под носа. Девушки бежали к нему, крича и размахивая руками, но водитель их, видимо, не заметил. Они стояли на темной опустевшей остановке, растерянно глядя друг на друга.
– Вот блин! – ахнула Катя. – И что теперь?
– А давайте такси вызовем, – пожала плечами Вика. – Точнее, просто сядем в него. Вон стоит, у киоска с шаурмой. Скинемся… Ну сколько оно тут может стоить? Двести рублей? Триста?
– Шестьсот двадцать, – отчеканил водитель, когда Вика постучала в запотевшее окошко и озвучила адрес.
– Что? Да это грабеж! – ахнула Вика, оглядываясь на подруг.
– Как хотите. – Таксист пожал плечами, выходя из машины и затягиваясь сигареткой. – Автобусов больше не будет. Если вам есть где ночевать…
– Четыреста! – нагло заявила Вика. – Так и быть, накинем полтинник!
– Шестьсот! Двадцатку, так и быть, скину, – ухмыльнулся таксист.
– Ладно, за ваши красивые глаза – четыреста пятьдесят! – высунулась из-за Викиного плеча замерзшая Катя.
Таксист, дядька в годах, захохотал и выронил сигарету в грязный снег.
– И глаза разглядела, мелочь пузатая! Ладно, уговорила, за пятьсот поеду.
Катя еще никогда не ездила на такси. Нет, ездила один раз, когда Макс подвернул ногу на катке и мама поняла, что они с Катей не дотащат его до травмпункта, а скорая все не ехала…
Водитель выбрал другой маршрут, не тот, каким ходил автобус, и она прижалась носом к стеклу, жадно разглядывая ночной город. Высокие, ярко освещенные здания соседствовали с типовыми пятиэтажками, а кое-где врастали в землю самые настоящие бревенчатые домики с покосившимися крышами. Какой большой город, надо же, и какой разный… Таксист покрутил радио, и салон наполнила музыка из колонки за Катиной головой. «У попа была собака, она спасала его от мрака»[1], – пел грустный женский голос, и Катя невольно улыбнулась, несмотря на минорную тональность песни. «Когда доучусь, обязательно заведу собаку, – пообещала себе она. – Большую, белую и пушистую. Чтобы как кот, только собака. Или даже двух…»
Таксист взял пятьсот рублей и, порывшись в бардачке, неожиданно отдал девчонкам две сотни.
– Я ж не знал, что вы иногородние. Со студентов грех лишнее брать, сам таким был!
– Спасибо! – нестройным хором поблагодарили Катя, Вика и Леночка, расплывшись в улыбке, и направились к общежитию.
Вахтерша баба Таня строго посмотрела на девчонок.
– Все гуляете? – недовольно спросила она. – Вообще-то общежитие закрывается в девять, а уже одиннадцатый час.
– Ну не закрылось же. – Вика умоляюще сложила руки, на одной из которых болтался пакет с булками. – А хотите, я вас булочкой угощу? Вам какую – с изюмом или с курагой?
– Ох, Ермоленко, и хитрая же ты лисица! Давай сюда с изюмом, и марш в комнату! – Баба Таня заговорщически подмигнула и протянула руку к пакету с булками.
Зайдя в комнату, Катя сбросила куртку и ботинки и, не переодеваясь, упала лицом вниз на постель.
– Господи, как я устала! – простонала она. – Не пойду зубы чистить!
– Иди, Чернова, иди, – засмеялась Вика, толкая ее в бок, – а то дырки в зубках появятся! Нечем будет грызть гранит науки!
Катя села на кровати, вздохнула и сняла со спинки полотенце.
Леночка уже переоделась, убрала купленный рюкзак в шкаф, взяла из своей тумбочки зубную щетку и мыло.
– Теперь после меня, Катюша! Нечего было валяться! – Она показала Кате язык и, шлепая тапками, выскочила за дверь.
– Развеселилась, – недоуменно заметила Вика, вслушиваясь в удаляющийся топот. – Ты глянь, Катерина, что творится! Это на нее так рюкзак подействовал?
– Она мне как-то сказала, что очень ждет Новый год, – припомнила Катя ночной разговор. – Может, это все праздничная атмосфера?
– Может… – Вика потерла виски. – Ладно, надо спать ложиться.
– Завтра воскресенье… – Катя полезла в тумбочку. – Ой, зубная паста кончилась. Вик, дай свою, а?
– Держи. – Вика бросила в нее тюбиком. – У меня клубничная на этот раз! Всю не съешь!
– Да чего я ее есть-то буду, я же все понимаю, – захохотала Катя. – Оставлю, чтобы на хлеб было что намазать! Вот срежут нам стипендию…
Леночка, вернувшись, красиво расправила полотенце на спинке кровати, убрала умывальные принадлежности в шкаф и, натянув ночнушку, залезла под одеяло.
– Давайте завтра с утра все рано встанем, – предложила она, – и будем готовиться к зачетам! Следующая неделя такая важная, нужно все успеть!
– Лен, тебя что, подменили? – недоверчиво уставилась на нее Вика.
– Нет, просто… просто живем, девчонки! Уже двадцать первое. – Она показала пальцем на календарь, который Надя приклеила над кухонным столом. – И это просто замечательно! Живем!!!
– Двадцатое же, Лен, – мягко заметила Вика, покосившись на Катю. Та пожала плечами, постаравшись сделать это как можно более незаметно.
– Уже двадцать первое, первый час ночи! – с каким-то нездоровым подъемом возразила Леночка. – Все, кончился мой страх! Такого еще никогда не бывало, чтобы… И далеко это, так что… Так что завтра будем гулять! А давайте тортик испечем?
– Погоди. – Катя встревоженно посмотрела на Вику, потом опять на Леночку. – Нам же к зачетам готовиться надо, какой тортик?
– Мне кажется, я теперь все успею, – блаженно пробормотала Леночка, зарываясь головой в подушку. – Все-все: и тортик, и зачеты… Давайте спать, девочки.
– Странная она сегодня какая-то, – пробормотала Вика, когда они с Катей, набросив на шею полотенца и сунув в карманы зубные щетки, топали в душевую. – Как пьяная.
– Все лучше, чем вареная макаронина, – ухмыльнулась Катя. Хорошее настроение Леночки передалось и ей. – Теперь, может, и экзамены нормально сдаст.
Когда они вернулись, соседка уже мирно посапывала. Выключив свет, девочки залезли на свои кровати.
– А хорошо бы и правда испечь тортик, – прошептала в темноте Вика. – Как думаешь, Катюх?
– Может быть, – тоже шепотом откликнулась Катя, – но я бы это отложила до зачета по хирургии. Чтобы отметить как следует.
Шепоты и странные звуки ворвались в сознание, выдернув Катю из вязких глубин сна. Как, уже утро? Такое ощущение, что она проспала всего несколько минут. В комнате было темно, на потолке колыхались тени березовых веток, заслонявших фонарь. Наверное, на улице поднялся ветер. По прогнозу обещали метель…
– Ленок, Леночек! – Женский шепот раздался, казалось, у самого ее уха. – Просыпайся, Ленок! Вставай, деточка, вставай, милая!
Кровать слегка задрожала, как будто кого-то на нижней койке трясли.
– Леночек, девочка! Нужно вставать, солнышко!
С Кати моментально слетел весь сон.
Леночка, сев на постели, испустила сдавленный крик. Будто в нее всадили нож.
– Тише, тише, маленькая, – зашелестел другой женский голос, у письменного стола. – Сейчас напугаешь девочек, всех перебудишь! Вставай, милая, одевайся! Где твои брючки с кофточкой? Нужно ехать, родная…
– Нет! – отчаянно закричала Леночка все тем же страшным, сдавленным голосом. – Нет! Нет! Нет!
– Да ты что кричишь-то, Леночек? Вставай, вставай скорее! Ты же знаешь, так надо, ничего страшного…
– Нет! Нет! Нет! Нет! – На последнем «нет» у Леночки прорезался голос.
Вика тоже подскочила в постели.
– Кто здесь? – громко спросила она. – Катя, ты спишь?
– Не пугайтесь, девочки, – уже не шепотом, но все еще тихо заговорила одна из женщин, выпрямившись в полный рост. – Я Леночкина тетя, а это ее бабушка. Нам надо забрать Леночку ненадолго домой, там есть одно важное дело…
– Нет! Нет! Нет! – твердила Леночка. Схватив одеяло, она оттолкнула бабушку, стоявшую возле кровати, и кинулась к шкафу с одеждой. – Какая еще тетя? Какая бабушка? Уходите! Уходите сейчас же!
Катя, свесившись вниз, включила настольную лампу. Комнату озарил неяркий желтый свет.
– Тише, тише! – Назвавшаяся тетей дородная женщина в обтягивающем платье с фиолетовыми розами и черных колготках на тумбообразных ногах схватила Леночку за плечи, повернула к себе лицом и прижала к необъятной груди. Леночка трепыхалась в ее руках, как вытащенная на берег рыба, и на выдохе испускала какой-то жалкий звук, что-то среднее между «а» и «у». Тетка крепко держала ее и что-то скороговоркой шептала на ухо.
Сухонькая старушка в зеленых мешковатых брюках и сером свитере подошла к Леночке сзади и ловко вытянула одеяло из ее ослабевших рук.
– Вот и хорошо, маленькая, вот и хорошо, – сказала она мягким, успокаивающим тоном. – А теперь давай-ка сорочку снимем, наденем джинсы и кофточку, сядем в машину, я тебе бутербродиков приготовила, там покушаешь…
– Нет! Никуда я с вами не поеду! – Леночка снова начала биться в тетиных руках. – Я не хочу! Я не буду! Вы говорили… Так же не бывает, не бывает! Я уже уехала! Так не бывает! Не бывает! Я не хочу! Не хочу!
Ее лицо перекосило, словно от боли, и она разревелась, продолжая неуклюже вырываться. Катя и Вика, сидя на кроватях, с ужасом и непониманием смотрели на разыгравшуюся внизу сцену.
– Ленусик, маленькая, – ворковала тетя, легко удерживая невысокую тощую Леночку, – тише, тише, ну не веди ты себя как дите! Ты у нас уже взросленькая, все знаешь, все понимаешь…
– Корнеева! – выкрикнула Леночка, наконец вывернувшись из тетиных объятий. Затем отскочила в угол, врезавшись плечом в дверцу шкафа, и вытянула перед собой руки. Шкаф загудел от удара, но Леночка, кажется, ничего не заметила. – Корнеева! Она старше меня, ей будет восемнадцать второго января! Корнеева!