– И что случилось-то? – допытывалась Вика.
– А вот это и случилось, – раздраженно сказала хозяйка, засовывая одеяло в пододеяльник. – Еще несколько лет все по-старому шло, а потом вот началось. Это же еще нулевые были, все деревни умирали, а эти, наоборот, только круче в гору пошли. Сначала пасеки по лужайкам вокруг разбили, ягодами и медом торговали, потом добавилась косметика эта… Машины у них дорогие, дома, говорят, шикарные, за границей отдыхают. Вот что это, как думаешь? – спросила она у Вики.
– Не знаю, – растерянно поморгала та.
– И я не знаю, – вздохнула Марина Васильевна. – А старики говорили… – Она осеклась, затем, фыркнув, продолжила: – …Что с чертом они знаются, вот и вся их удача оттудова. Но черта, девочки, не бывает. И бога не бывает. И справедливости в жизни тоже не бывает. Мы вот пасеку держали – разорились, а у них банка меда… Да что там. Ладно, прыгайте в кроватку. Я свет выключаю.
– Кать, – шепотом позвала Вика, когда Марина Васильевна вышла из комнаты и ее шаги, сопровождаемые цокотом Дюшиных когтей по линолеуму, затихли на кухне. – Кать, как думаешь, бывают черти?
– Не знаю, – тоже шепотом ответила Катя. Она и сама сейчас задавалась этим вопросом.
8
О поездке Катя с Викой договорились никому не рассказывать. Не очень-то хотелось, чтобы над ними смеялась вся группа. И правда глупо получилось. Молчком поперлись в зимний лес на ночь глядя, без еды и горячего питья, с разряженными телефонами, даже спички с собой не взяли…
– И чем бы нам помогли эти спички? – уныло возразила Катя, заходя в метро. – Я вообще костер ни разу в жизни не разжигала.
– Я тоже, – вздохнула Вика. Она шла за подругой, прихрамывая. Марина Васильевна дала ей пластырь, но стертая до крови нога все еще болела. – Давай лучше соврем, что к моим в гости ездили. Родителям тоже не скажу. Крику будет…
– Девчонки, привет! – Их догнала Надя. – Вы что, тоже с электрички? Где были?
– Да у моих родителей, в Болотном, – широко улыбаясь, выдала Вика только что придуманную легенду. – Решили отдохнуть с Катей!
– Так ты же говорила, у вас там места мало?
– А мама с папой в гости ушли, вот места и хватило. – Вика едва заметно покраснела. Кате тоже показалось, что это звучит странно, но Надя, похоже, не удивилась.
– А чего хромаешь?
– Да ногу стерла, – замялась Вика. – Гуляли много… в клуб ходили!
– Это хорошо! – разулыбалась Надя. – Эх, девчонки, завидую я вам!
Катя с Викой переглянулись и промолчали.
В общаге девочки дождались, пока Надя выйдет в туалет, и быстро-быстро затолкали Леночкину сумку обратно под кровать, а рюкзак ее сестры – на пустую полку шкафа. Походный рюкзак Катя забросила туда же, на самый верх. Вика поставила чайник и вытащила из холодильника пакет с бутербродами.
– Да, подсохли, – констатировала она с огорчением. – Но есть можно! Кать, садись, давай поедим! И апельсины оставшиеся тащи на стол, что уж теперь.
– Слушай, а чего мы конспекты тому моржу-то не отдали? – с запозданием сообразила Катя. – Он бы, поди, Леночке передал…
– Ой, ладно, – с раздражением засопела Вика, – не говори мне про эти конспекты! Вернется – сама будет разбираться с учебой. Надоели мне эти тайны и расследования, сил моих нет! И нога болит, как будто ее пилят.
Они рано легли спать, и Катя опять долго ворочалась. Наверное, потому что хорошо выспалась у Марины Васильевны. Стоило закрыть глаза, на изнанке век как будто начинался фильм – бескрайнее снежное поле, приближающийся лес на горизонте, крошки шоколада на воротнике, заснеженная река под железным мостом, трещина в камне, заполненная искристо-белым снегом… Что-то там было еще, но она никак не могла вспомнить, что именно. Дальше был оранжевый джип, ненавистный усатый мужик, собачья стая под скамейками. Как столько событий вообще могло уместиться в один день? Она откинулась на подушку и позволила мыслям просто течь сквозь измученный мозг в надежде, что поток иссякнет и ей все-таки удастся поспать до будильника.
Вокруг снова был снег, но теперь она не мерзла. Что-то двигалось и толкалось в ее большом тяжелом теле. От этих толчков вокруг волнами расходилось тепло, согревая землю, и она чувствовала, как тоненькие ручейки щекочут под снежной шубой ее шершавые бока. Вода просачивалась в мелкие трещинки, и тепло гнало ее вверх, туда, где в укромной пазухе прячется мягкое, теплое, уязвимое, где рождаются эти странные толчки. Вода встречает там тоненькие жадные белесые корни, они всасывают ее всю, без остатка, и тянутся вниз, чтобы взять еще, ползут через те же трещинки, оплетают их и расширяют, пока не достанут до черной и влажной земли. И тогда уже все ее тело начинает пульсировать темной упругой болью, набухает и проклевывается остренькими побегами. И сами побеги набухают и лопаются с мягким чпоканьем, выпуская наружу зеленое и синее, а ей становится все теплее, и она лежит, раскинувшись всей просыпающейся тяжестью, и чувствует, как от земли к небу и от неба к земле сквозь нее течет и карабкается сильная упрямая жизнь, расцветая в воздухе цветом и песней, и песня звенит все громче, а тело вибрирует в унисон…
– Катя, Катя, у тебя уже третий будильник орет, Катюх, вставай! – Заспанная Вика тормошила ее за плечо. – Вставай! Хирургия первой парой, еще халаты гладить! Я тебе очередь в прачку заняла!
На хирургии начали изучать швы. Шили на туго набитых подушках, и к концу занятия нужно было показать как минимум два вида швов, аккуратных и ровненьких. Получалось не у всех, особенно страдали парни, которых в школе на трудах учили разве что сколачивать табуретку. Мишка Великанов исколол себе все пальцы, перепачкал халат кровью и все равно получил домашнее задание от мстительной Крысы. Она его и правда запомнила и почти на каждой паре старалась как-нибудь уязвить.
– Возьмите подушку с собой и шейте, шейте, Великанов, – безразличным голосом сказала она. – Если не принесете к следующему занятию, то на пару я вас не пущу.
У Кати получалось немногим лучше, но Светлана Геннадьевна, презрительно хмыкнув, все же поставила галочку в своем блокноте. Над Викиной подушкой она одобрительно качнула головой, и Вика, несмотря на их общую неприязнь к хирургичке, аж расцвела. Мимо Нади Крыса всегда пробегала, будто не замечая ее, и их обеих это, судя по всему, устраивало. Во всяком случае, оценки в журнале появлялись сами собой и особых проблем у Нади с хирургией не было.
– Вот стерва! – шепотом сокрушался Мишка, выходя из аудитории. – У меня не хуже других получалось!
– Хочешь, помогу тебе? – сжалилась Вика. – Меня она вроде даже одобрила.
– Да как ты мне поможешь? – тяжело вздохнул Мишка. – Если за меня сделаешь, то она наверняка заметит, что это не я шил, – и тогда мне точно конец.
– Ну, я не буду прямо на твоей подушке шить, – предложила Вика, – я могу тебя поучить, ну, как правильно держать иголку и все такое…
Катя захихикала. Мишка смутился, пробормотал что-то вроде «Потом, спасибо» и ускорил шаг, как будто очень торопился на следующую пару.
– Смешно дураку, что нос на боку, – поджав губы, прошипела Вика.
Катя расхохоталась во весь голос. Ей не нравилось, что подружка ведет себя так глупо и смешно. Всего семнадцать, а уже как будто замуж собралась, посмотрите-ка. Мишкина рожа теперь вызывала у нее всплески неодобрения. Ишь, жених. Катя не хотела даже думать о том, что будет, если Вика и Мишка начнут встречаться. С кем она тогда будет дружить и проводить свободное время? С Надей, которая считает ее чуть ли не детсадовкой?
Елена Алексеевна, как и предсказывала Надя, взялась за них как следует. Но это Кате скорее нравилось. Наконец она начала хоть что-то понимать в предмете. Пригодились и аккуратные, красивые конспекты – с ними теорию и практику было легче связать воедино. Директриса по-прежнему избегала Катю с Викой, но те уже и не пытались у нее ничего выяснить. Подруги поняли, что это и бесполезно, и только портит всем настроение.
– Как думаешь, – спросила как-то Вика Катю за ужином, спустя примерно две недели после их бесславной поездки, – может, мне уже занять нижнюю кровать?
– Да ну, – усомнилась Катя, – Леночка еще в списках, ее не отчислили. И ты же сама выбрала верхнюю койку, еще когда только заехали.
– Всяко или отчислят, или в академ отправят. – Вика потянулась, сидя за столом, и откусила бутерброд. – Ну ты сама подумай, Кать. На зачетах она не была, экзамены не сдавала. Семестр уже три недели как идет, а ее все нет. Она уже ничего не нагонит! Мы уже почти все виды швов сдали Крысе, у Игоря Николаевича очередной зачет прошел, по английскому семинар… Нет, Кать, не вернется она в этом году. В следующем – возможно, и тогда будет учиться в новой вэ-двадцать-первой. А мне уже так надоело на эту верхотуру лазить! Вот сейчас как расселят к нам двести пятнадцатую комнату, там как раз пятеро девчонок! И опять нижнюю займут, а…
В дверь постучали. Вика осеклась и покосилась на вход: кого это принесло на ночь глядя?
– Не заперто, заходите!
Дверь открылась. На пороге появилась Елена Алексеевна. С видом воспитательницы на новогоднем утреннике она заговорщически пропела:
– А кого я вам привела? А?
Она вошла, обтирая сапоги о тряпку у порога, и посторонилась. Вслед за ней порог перешагнула девушка в длинном синем пуховике и серой шерстяной шапке. Катя уже решила, что Вика была права насчет расселения двести пятнадцатой и теперь у них появилась новая соседка. Но тут свет упал на лицо девушки, и Катя изумленно ойкнула.
Рядом ахнула Вика.
Надя привстала с кровати, отложив телефон:
– Лен? Ты? Долго жить будешь, как раз о тебе говорили!
Елена Алексеевна разулась и втянула в комнату небольшой синий чемодан с длинной ручкой. Оставив его у шкафа, она повернулась к Леночке. Как на ребенке, расстегнула на ней пуховик, сняла и повесила на крючок.
– Ну ты чего оробела? Не стесняйся, заходи, – ласково приговаривала она. – Девочки уже заждались, все время спрашивали о тебе. Теперь потихоньку все нагонишь, будешь спокойно учиться, экзамены сдашь… Ой, девочки, как у вас уютно! Ермоленко, занавески – ваша работа? Шикарно! Очень красиво получилось!