Ноги сами несли ее в сторону бабушкиного дома. Рука в кармане нащупала ключ: вчера Катя сама закрыла дверь, пока мама искала во дворе такси, подъехавшее не к тому дому. У подъезда Катя привычно набрала цифры на домофоне, но после первого же гудка спохватилась, что никто не ответит. Устыдившись своей забывчивости, принялась отчаянно давить на все кнопки сразу, пытаясь отменить вызов. Домофон недовольно пиликнул, щелкнул замок, и навстречу Кате из подъезда вышел мужчина с маленькой собачкой на поводке. Катя прошмыгнула мимо него и взбежала по лестнице на пятый этаж. Сердце стучало, выпрыгивая из груди, на глаза навернулись слезы. Господи, как же все это глупо!
Она зашла в квартиру, закрыла за собой дверь, включила свет. Разом нахлынули знакомые запахи: бабушкины чуть горьковатые духи, пыль с бесчисленных книжных полок в коридоре, въевшийся в стены запах кофе…
Катя села на пол и разревелась. Мама, бабушка, брат, Ирка, их любимая пиццерия, «Маленькая Италия», промокшие и замерзшие ноги, это дурацкое наследство – ну почему все так сложно? Да, она никогда не мечтала кидать навоз в коровнике, не хотела изучать виды швов и отличать мясную породу от молочной. Она мечтала стать певицей, но об этом теперь и вспоминать было стыдно. «Связки не смыкаются», «зачем гоняли за сто верст»… Тогда, в общаге, после бокала вина ей казалось, что она поет неплохо. Но сейчас при воспоминании об этом щеки мучительно горели. Даже Надя пела лучше! Катя теперь и сама слышала, как жалко, тихо и беспомощно звучит ее голос. Что это еще за связки, которые не смыкаются? Как их сомкнуть?
Катя встала с пола, ухватившись за дверную ручку. Бабушка, наверное, ругалась бы: отвалится! «Не отвалилась, – мысленно возразила Катя. – Видишь, я аккуратненько. Было бы из-за чего шум поднимать».
Она прошла на кухню и поставила чайник. Зачем-то достала бабушкину чашку, насыпала в нее две ложечки кофе с горкой, добавила кубик сахара из коробочки. Чайник закипел, Катя налила кипяток в чашку и разбелила молоком. Села на бабушкин стул с мягкой расшитой подушечкой, которой всегда немножко завидовала. Надо же, не так уж и удобно, нечему завидовать было. Катя помешала кофе, положила ложечку на блюдце и поднесла чашку к губам. Фу-у-у-у, горько…
Зазвонил телефон, прервав странный Катин ритуал. Это была Ирка.
– Кать! – Она перекрикивала громкую танцевальную музыку на фоне. – Кать, ты где сейчас? Дома? Мы тут подумали, что тебе развеяться надо! Давай мы за тобой заедем! В этом клубе как-то тухло, мы решили поехать в другой, заодно и тебя подхватим! Давай, переодевайся! Щас потанцуем, выпьем чего-нибудь, поболтаем? А, Кать?
– Спасибо, Ир, – грустно сказала Катя, разглядывая липкую чайную ложку, – но я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Может быть, в другой раз.
– Ну… Кать, ты не обиделась? – Иркин голос показался Кате каким-то несчастным. – Я правда не хотела…
– Нет, не обиделась. – Катя постаралась звучать как можно искреннее. – Просто голова болит. В другой раз обязательно, окей?
– Ну хорошо! – снова развеселилась Ирка. – Тогда пиши! И я тебе буду писать! Не закисай там, котик!
– Пока-пока! – Катя повесила трубку и медленно погрузила ложечку обратно в чашку. Пусть стоит. Вдруг бабушка еще где-то здесь? И не может сама сделать себе кофе, но хотя бы запах ее порадует?
Если не ветеринаром, то кем?
Катя вспомнила соседок по комнате. Сумасшедшая сектантка, малолетняя мать-одиночка… Звучит жестоко, но, если подумать, все выглядит именно так. Значит, Ирка права, и она скоро… деградирует? Да ну, чушь какая-то. Вон Елена Алексеевна же не деградировала. Она тоже из деревни и тоже, наверное, училась в этом колледже, а уж для нее даже Ирка со своим дурацким Антоном не нашла бы обидного ярлыка. Катя станет хорошим ветеринаром, ее будут любить животные и их хозяева, она начнет много зарабатывать и полетит в Таиланд вместе с мамой…
«Наших выпускников ждут на фермах, в хозяйствах», – вспомнились ей слова Елены Алексеевны при поступлении. Ну да, звучит не очень-то похоже на Таиланд.
Катя уныло посмотрела на свои руки. Мозоли, цыпки, заусенцы. Хорошо, что она не стала жать руку этому прилизанному Антону, а то у них с Иркой был бы еще один повод пообсуждать ее деградацию.
Она встала, достала с полки еще одну кружку, плеснула туда кипятка, бросила чайный пакетик. Прошлепала мокрыми носками в комнату, плюхнулась в кресло у выключенного телевизора, взяла с тумбочки открытую коробку конфет. Съела одну, вторую… «Прошлого не вернешь…» – уныло подумалось ей. Вот и бабушкины конфеты кончаются, а новые она разве что сама себе купит.
Снова зазвонил телефон.
– Катька, ты где бродишь? – Голос мамы был все таким же надтреснутым и взволнованным. – Максюша там не с тобой?
– Нет, конечно. – Кате почему-то не хотелось говорить, что она в бабушкиной квартире. – Я с Иркой встречалась, сейчас домой пойду.
– Ну хорошо. – Мама вздохнула, и Кате совсем расхотелось возвращаться домой. – Давай скорее, а то я беспокоюсь. Купи там молока по дороге, у тебя денег хватит?
– Хватит.
– Тогда жду. С Богом!
Новая мамина присказка покоробила Катю. Все у нее теперь с Богом – только почему тогда так паршиво?
Она поставила коробку с оставшимися конфетами обратно на тумбочку, поправила покрывало на кресле, вылила недопитый чай в раковину, помыла за собой кружку. Повернулась к бабушкиной чашке… Подумала с минуту – и оставила все как есть. Снова влезла в мокрые ботинки, застегнула пуховик. По привычке хотела попрощаться, но одернула себя. Потом погасила свет в прихожей и закрыла дверь.
11
В воскресенье на автовокзале выяснилось, что последний автобус до Новосибирска отменили. Катя сунулась в кассу, но билеты на предыдущий уже раскупили. Она готова была ехать стоя в проходе – так не хотелось задерживаться дома. Но водитель наотрез отказался брать лишних пассажиров, и пришлось шлепать по раскисшей снежной каше обратно к маме. Вот черт, а как же пары? Утренний автобус придет в лучшем случае к десяти, а в двенадцать уже хирургия.
Сидя под форточкой в темной кухне, Катя написала Вике, что опоздает на учебу. Подруга ответила почти сразу: наверное, как всегда, лежала на кровати с телефоном.
Привет, Катюха! Конечно, предупрежу. Только ты бы на третью пару не опаздывала, сама знаешь Крысу)) Как ты там?
Да все нормально)
Катя на секунду задумалась, потом добавила:
Как там Леночка?
Она была почти уверена, что с Леночкой все в порядке, – иначе, наверное, Вика написала бы ей сама. Вика долго печатала: видимо, стирала и набирала заново. Наконец на экране высветилось:
Ой, Кать, не трави душу! Тут целая комедия с этой нашей страдалицей. Живая она, на пары ходит. Уже зачеты получила по всем предметам. Я тебе такое расскажу, когда приедешь!
Так расскажи сейчас!
Да ну, писать долго. Лучше приезжай! Я схожу с утра к Е. А., она, может, тебя от Крысы спасет, если опоздаешь. Мы уже спать ложимся, прикинь. Е. А. потребовала обеспечить этой актрисе «здоровый сон» – то есть у нас теперь в девять отбой. Ждем тебя завтра!!!
Катя отложила телефон и с силой потерла лоб. Что за комедия? И как Леночка ухитрилась за неделю сдать все зачеты? А как же Крыса?
– Катюш! – позвала мама из комнаты. – Иди ложиться, вставать завтра рано!
Катя прошла мимо сидящего за компьютером Макса. На круглой курчавой башке огромные наушники, на экране какой-то желтый танк выезжает из кустов. Макс громко матерился и тыкал в мышку, заглушая мамины молитвы.
В комнате Катя прикрыла за собой дверь: мат, щелчки и скрип компьютерного кресла стали глуше. Села на расстеленную кровать и накрыла замерзшие ноги одеялом. Мать, не отрываясь от чтения молитвенника, дотянулась до двери и снова распахнула ее. Катю передернуло. Неужели мама и правда считает, что это убережет брата от неприятностей? Все равно он ничего не слышит за этим треском и пальбой в наушниках, а если и услышит, то не обрадуется. Начнется новый скандал. С хлопаньем дверьми, рыданиями, оскорблениями… Хоть бы эта ночь прошла спокойно, а завтра она уедет в Новосибирск и до середины лета не вернется.
– Опаздываете, Чернова?
– Игорь Николаевич, извините, я…
– Ладно, ладно, проходите. Елена Алексеевна предупредила, что вы задержитесь. – С самого начала было ясно, что препод по анатомии не сердится. Игорь Николаевич вообще редко сердился всерьез. – Как вы? Нормально там у вас все прошло?
Катя кивнула, убирая от лица растрепанные волосы. До трамвая бегом, до автобуса бегом, от автобуса до колледжа тоже бегом. Хоть бы Вика не забыла взять ее сумку, как обещала.
Она оглядела класс и обнаружила, что ее обычное место рядом с Викой занято: теперь там сидела Надя. Значит, ей садиться к Леночке? Или на задние ряды, где свободно? Оттуда не видно доску, да и Леночка, наверное, обидится.
Когда Катя проходила мимо, Вика, чуть покраснев, подала ей сумку.
– Мы думали, ты на анатомию не успеешь, – шепотом извинилась она.
– Да ничего страшного. – Катя села с Леночкой и достала из сумки учебник и тетрадь. – Потом поболтаем!
Всю пару Катя украдкой косилась на соседку. Леночка выглядела обычно, может, чуть более бледная. Одежду она сменила: из-под халата торчали воротник и манжеты темно-синей водолазки. Волосы вымыты и расчесаны, лицо спокойное. На Катю она не смотрела, только кивком поздоровалась, когда та села рядом.
После анатомии все повалили в столовую. Катя присоединилась к Наде и Вике, которые ждали ее, отойдя в сторонку.
– Ну, слушай, Кать, – тихо заговорила Вика, убедившись, что они достаточно оторвались от остальных, – это просто капец какой-то! Значит, когда ты уехала, Лен Лексевна еще раз зашла ко мне. Пригрозила отчислением, если кому-нибудь расскажу, прикинь? Но это уже бесполезно было, слухи-то поползли. Два пацана из тридцать второй группы дежурили на коровнике, когда Леночку притащили в клинику. Отрабатывали долги, а Лен Лексевна не знала, что там кто-то будет в это время. Короче, они все увидели, и уже во вторник весь колледж был в курсе, что Хорошилова отравилась. Леночка в субботу и воскресенье в общаге не ночевала, в понедельник ее на парах не было, в клинике тоже. Я уж подумала, ее все-таки в больницу отвезли, но во вторник после занятий Лен Лексевна ее привела в комнату. Ты расскажи, Надь, я же в магазине была.