– А что рассказывать? – пожала плечами Надя. – Ну, привела ее… Бледную как смерть, но на своих ногах. Помытую, переодетую – и то ладно. Усадила на кровать, велела мне, чтобы я ей чаю налила. Не нравится мне такое вообще-то, я сюда приехала не служанкой работать. Ну, налила. Пока я с чайником возилась, она о чем-то шепталась с Леночкой, потом вышла и меня позвала. Сказала следить за ней, заботиться, если что – сразу ей звонить, ну, Елене Алексеевне то бишь. Мне что, своих детей мало?
Катя с удивлением заметила, что обычно спокойная Надя рассержена. Ноздри раздуваются, губы сжались в линию, даже очки сползли на кончик носа. Она яростно придавила их пальцем к переносице и продолжила:
– Вечером Алексеевна опять пришла. Меня выгнала из комнаты. Кать, ты можешь себе вообразить? Сказала, чтобы я погуляла, а ей надо с Хорошиловой поговорить. Уселась к ней на кровать… Ну, я что могу сделать? Взяла английский, ушла на кухню.
– А я, – перебила ее Вика, – в душе была. Возвращаюсь, смотрю, дверь приоткрыта в нашу комнату и какие-то голоса слышны: вроде не Надя говорит. Ну, Кать, это нехорошо, но я встала за дверью и решила послушать, что там за тайны такие.
– И что? – торопила ее Катя.
– Да чушь какая-то. – Вика закатила глаза. – Короче, я не так много услышала, потому что у Лен Лексевны телефон зазвонил и она пошла к выходу. Мне пришлось та-а-ак прыгнуть, аж до конца коридора, чтобы она меня не запалила! В общем, они тихо говорили…
– Да что говорили-то?! – У Кати кончалось терпение. Мимо прошли несколько студентов, возвращавшихся из столовой, один из них удивленно обернулся на Катин вопль.
– Да не ори ты! – Вика махнула на нее рукой. – В общем, мутно как-то. Я сначала услышала, что Леночка сказала: «Вот и тогда меня вырвало». А Лен Лексевна сказала, что это хорошо, сопротивляемость организма высокая, что-то такое. Но это фигня, вот потом началось интересное! Леночка сказала, что ей все равно здесь не учиться, а Лен Лексевна ей в ответ: ты хотя бы до конца года продержись. Леночка опять такая: типа ничего не хочу, туда-сюда, все мне не мило, все черно, а Лен Лексевна: погоди, осенью, может, по-другому заговоришь. И потом такая: все пережили, и ты переживешь, забудешь, вот хоть на меня посмотри или на Светлану Геннадьевну. Мы забыли и дальше живем. Да, тебе тяжело пришлось, раз отвар не подействовал…
– Что? Какой отвар? – не поняла Катя.
– Вот не знаю. Отвар, говорит, не подействовал, но со временем и ты… И тут у нее телефон зазвонил. Кать, ну и че ты думаешь?
– Э-э-э…
Катя не успела ничего сказать, потому что Вика снова заговорила:
– А! Вот еще что! Я для вида поторчала в коридоре, типа в телефоне ковыряюсь, потом вернулась. Зашла в комнату. Эта сидит на постели, глазами хлопает. Потом встала, в туалет пошла. А я смотрю: у нее из-под подушки торчит уголок зачетки. И тут меня как током дернуло! Я вытащила зачетку, открыла – а там, Кать, все зачеты стоят! И экзамены! С подписями. Даже Крысина подпись, прикинь? Число – девятое марта на всех зачетах, сегодняшнее, ну, тогдашнее. Вот как раз этот день, когда Леночка в общагу вернулась. Ну как тебе, нравится?
Кате это совсем не нравилось.
– Блин, да что это вообще такое? – Она подняла глаза на подруг. – Вам не кажется, что все это странно?
– А что тут странного? – фыркнула Вика, скорчив рожу. – Леночка эта совсем обалдела – вот что. Учиться не хочет, а зачеты получать хочет. Лен Лексевна ей помогает во всем – боится, видать, что в ее колледже какая-то дура с собой покончит. Ну и землячки они – мохнатая лапа, я ж говорила! Даже Крысу уломала ей зачет поставить! И это после того, как Леночка перед всей группой опозорилась! Да они там все заодно! Кстати, ты знала, что Крыса тоже из Лебяжьего? Это Надя вспомнила!
– Да, точно. – Надя заправила за уши вылезшие из хвоста светлые пряди. – Было такое. И да, все видели, как Крыса Леночку выгнала с занятий. А теперь внезапно зачет! Из ниоткуда! Всем же ясно, что она его не сдавала.
– Меня Крыса по всему билету гоняла, – зло сказала Вика. – От первой строчки и до последней. А этой надо было таблеток выпить да тут же и блевануть, чтобы все перепугались и сессию ей закрыли. Какая же Леночка молодец! Я в следующий раз тоже позову толпу народу и начну себе руки резать. Вон, прямо на английском. Давай вместе, Надь! Пусть нам поставят зачет за страдания!
– Ну погодите, – перебила Катя, – Леночка же не знала, что я приду. Мы с тобой ушли в кино, а Надя домой уехала…
– Ой! – отмахнулась Вика. – Она бы точно так же сразу их выблевала, эти таблетки, и сама бы позвонила Лен Лексевне! Или начала бы орать – и баб Таня прибежала бы с вахты. Еще могла красиво на лестнице упасть – тогда бы ей, наверное, сразу диплом с отличием выдали!
– Я с ней сидеть больше не буду, – твердо сказала Надя. – Нанюхалась уже, знаешь ли. И помогать ей не собираюсь. Кать, ты отсядь от нее – хоть вон к Истомину.
Конечно, Надя не хочет сама отсаживаться к Истомину. Димка все время заглядывал в тетрадки к соседям, потому что ничего не видел с доски, и время от времени начинал шепотом просить ему что-нибудь продиктовать или объяснить, мешая слушать. Нет уж, лучше сидеть одной. Но, с другой стороны, почему бы и не с Леночкой? Катя не верила, что Леночка притворялась ради зачетов. Она же сама видела, как ей было плохо. Не могла же она наглотаться таблеток ради какого-то зачета?
На хирургии Надя опять села на Катино место. Вздохнув и пожав плечами, Катя подсела к Леночке. Та искоса глянула на нее и тут же отвела взгляд.
– Я с тобой теперь буду сидеть, – объяснила Катя. – Можно? Вика и Надя хотят вместе…
– Да, конечно, можно, – тихо согласилась Леночка, продолжая смотреть в парту.
Катя чувствовала, что нужно еще что-нибудь сказать.
– Как твое здоровье? – спросила она участливо.
– Хорошо, – так же тихо ответила Леночка. – И… спасибо, Катя. Мне передали, что это ты меня нашла. Я ничего не помню…
– Не за что! – перепугалась Катя. – Я ничего не сделала такого, просто позвонила Вике, чтобы она Елену Алексеевну позвала.
Леночка кивнула и снова замолчала. Началось занятие. Крыса по списку выкликала студентов. Катя с каким-то болезненным нетерпением ждала, когда очередь дойдет до Леночки. Увидев, что Савельева сменила место, Светлана Геннадьевна поморщилась, но промолчала. На фамилии Хорошиловой замерла вся группа, но Крыса бесстрастно черкнула галочку в своем блокноте и перешла к Черновой.
Пара прошла совершенно обычно, не было даже показательного избиения жертв вроде Великанова или той же Леночки.
После уроков Надя сразу пошла в общагу – готовиться к английскому, который до сих пор давался ей тяжело. Леночка тоже куда-то ушла. Вика с Катей решили прогуляться до дальнего магазина: день выдался солнечным и теплым.
– Вик, а чего они говорили про Светлану Геннадьевну? – Катя на ходу разгребала ногами ледышки. В деревне красоваться было не перед кем, и она быстро привыкла носить резиновые сапоги везде, кроме здания колледжа: уж всяко лучше, чем постоянно хлюпать носом из-за промокших ботинок.
– Про Светлану Геннадьевну? Кто? А-а-а… – Вика задумалась. – Я вот сама не поняла, Кать. Подумала, может, у них какая-то традиция: чтобы каждые десять лет одна тетка из их деревни шла учиться на ветеринара. И типа жребий выпал Леночке, а до этого Светлане Геннадьевне, а до этого самой Елене Алексеевне?
– А отвар тут при чем? – усомнилась Катя. – Типа они выпивают таинственный отвар и становятся хорошими ветеринарами? А на Леночку он не подействовал?
– Оно и видно! – загоготала Вика. – В ее случае только на отвар и надежда!
– Ладно тебе. Слышала же, она болеет.
– Ну вот только не надо, – сразу взъерепенилась Вика. – Больные в больнице лежат. А здесь просто дура малахольная. Нет уж, я ей больше помогать не буду! Пусть за нее Лен Лексевна конспекты пишет и экзамены сдает, если ей так хочется, а мне это на фиг не надо!
Апрель и май пролетели быстро. Дни становились длиннее и солнечнее, снег растаял, проклюнулись первые одуванчики – даже просыпаться на занятия было уже не так тяжело. Катя привыкла, что теперь на всех парах сидит с Леночкой. На дежурство в клинику они тоже по-прежнему ходили вместе. Зима кончилась, работать в коровнике стало легче, и Катя уже не ждала помощи от Леночки, смирно сидящей в углу с мобильником. Кстати, телефон тоже был новый – какой-то навороченный «Самсунг» с изогнутым экраном. Катя несколько раз слышала, как Вика и Надя его обсуждают, но сама она в технике разбиралась плохо и поняла только, что это очень дорогая игрушка.
– Интересно, а мобильник ей тоже Лен Лексевна купила? – шепотом возмущалась Вика, когда Леночка выходила в туалет, оставив телефон на зарядке. – Ничего себе матпомощь!
– Обалдеть! – соглашалась Надя. – Такие деньжищи!
С Леночкой Вика и Надя почти не разговаривали, да и сама она не стремилась общаться. Теперь они все больше ходили вдвоем, у них появились какие-то общие темы, общие шутки, которые Катя не всегда успевала уловить. Надя научила Вику краситься, и скоро Викина косметичка раздулась до размеров дохлого кита, а толстые косички превратились в длинное каре с секущимися от постоянных перекрашиваний концами. По выходным их комнатка в общаге превращалась в салон красоты, воняло какими-то лаками, растворителями, осветлителями. Катя убегала в коридор и сидела с кружкой чая на подоконнике, если удавалось отбить его у целующихся парочек. К счастью, потеплело – и влюбленные теперь все больше тусовались под сиренями во дворе.
Иркины слова про деградацию плотно засели у Кати в голове, и она подписалась в «Телеграме» на бот с книжными новинками. Мозг послушно пережевывал творения модных современных писателей, как полезный салат с редькой и кориандром, но после такого чтения она часто даже названий не могла вспомнить, не то что сюжетов. «Деградирую…» – холодело что-то внутри. «Скукотища», – отвечала она себе, досадливо блокируя экран.