Нет, в памяти ничего не всплывало – только возмущение Вики насчет закрытой сессии. Катя схватилась за телефон.
Вик, привет!
Катя отстучала сообщение и тут же задумалась. Ну странно же! Среди ночи лезть к человеку с какими-то идиотскими вопросами. Наверняка подруга уже спит – еще сидеть до утра мучиться, ждать ответа… Но на экране всплыл зеленый пузырик:
Привет, Кать, чего не спишь?
Катя машинально набрала:
А ты чего?
Да тусим с девчонками)) ты чего хотела-то?
Рассказать про Кочергу? Катя печатала, потом стирала написанное и начинала заново. Вике там весело – не то что ей. Может, плюнуть на все, позвонить Ирке, сходить с ней в клуб? Возможно, она даже познакомит с каким-нибудь парнем, который пригласит Катю потанцевать, и у него не будет челочки-штрихкода и лиловых прыщей на щеках, как у большинства однокурсников… Ага, а будет унылая рубашка с узором «огурцы» и зализанные гелем волосы, как у Антона. Бе.
Весело вам!) Да я хотела только спросить, ты еще помнишь, что там Елена Алексеевна с Леночкой в комнате обсуждали, кроме зачетов? Ну, когда ты их после душа подслушала
Вика тоже долго молчала. Маленький карандашик в углу экрана то начинал бегать, то исчезал. Катя забралась на диван с ногами, укуталась в плед. Потом встала, прямо в пледе пошла на кухню, налила воды в чайник, щелкнула кнопкой. В животе сосало. Она ведь так и не поужинала и в магазин не зашла – да и не на что особо. Еды в пустой квартире, конечно, нет. За углом круглосуточный минимаркет, но бродить по ночным улицам после встречи на бульваре совсем не хочется. Или выйти? Хоть булку и йогурт купить.
Катя открыла холодильник – выключен, пуст. Потом залезла во все шкафы по очереди. Кто-то – наверное, мама – все прибрал и протер. Чисто, пусто, пахнет затхлостью. На верхней полке нашла круглую банку с кофе и коробочку рафинада. Под ней – жестяную коробку, в которой бабушка обычно хранила печенье. Печенья в коробке не оказалось. Какая жалость.
На диване булькнул телефон. Катя тут же подскочила к нему и разблокировала экран. Живот снова скрутило – на этот раз от предвкушения чего-то интересного.
Кать, ну тебе явно совсем делать нечего)))
Сердце у Кати упало. Ничего Вика не помнит. Телефон почти тут же булькнул еще раз:
Я точно уже не уверена, но что-то про настойку какую-то. Помнишь, мы еще решили, что Леночку стошнило и поэтому она не может хирургию нормально сдать. И что Крыса вроде ее пила, и сама Елена Алексеевна тоже. Вот бы нам такую настоечку перед хирургией! Ахах
Ахаха, точно! Спасибо, Вик!
Да не за что вроде! Спокойной ночи, Кать))
Катя отложила телефон.
Еще и настойка какая-то или отвар, точно! Об этом она вообще забыла.
Катя чувствовала, как в голове нарастает болезненное нестерпимое любопытство. Если эта женщина на бульваре – та самая Маша Кочерга… Но как же это узнать? Только спросить у нее самой! Может, она все еще где-то там?
Катя вскочила и натянула джинсы. Усталости как не бывало. Накинув рваную ветровку, она вылетела из квартиры, прогрохотала вниз по лестнице и рванула на себя дверь подъезда.
На улице было черно, как в бочке. Похоже, лампочка в подъездном фонаре в очередной раз перегорела, а Катя и не заметила, когда нашаривала в кармане ключи, давясь слезами. С вечера похолодало. Полы расстегнутой куртки трепал ветер, тени дворовых тополей и лип мотались, то открывая, то загораживая пару слабо светящихся окон в доме напротив. Двор из уютного, на сто ладов исхоженного пятачка между двух «хрущоб» вдруг превратился в холодное и темное пространство, заполненное странными шорохами и вздохами. Катя поежилась. Решимость куда-то бежать и искать женщину со странной кличкой Кочерга напрочь выдуло из головы. Кажется, и дождь будет – кто же в такую погоду гуляет по бульварам? Она попятилась, и желудок скрутило голодным спазмом. Раз уж вышла, надо, наверное, сходить в магазин.
Фонари не горели. Значит, уже больше часа ночи. Катя, поминутно оглядываясь, почти бегом добралась до соседнего дома и свернула за угол. Окошки «Марии-Ра» тускло светились, на кассе одиноко зевала продавщица. Охранник, перегнувшись через входной турникет, играл в телефон. Так, йогурт, булка… две булки! Сосиски… нет, на сосиски не хватит. Тогда роллтон. Две упаковки. И чай в пакетиках. Катя так замерзла, пока бежала до магазина, что чувствовала потребность съесть и выпить что-то горячее.
На кассе взгляд упал на шоколадки. Может, все-таки хватит на сникерс? Она достала телефон и проверила баланс карты. Ого! Откуда столько денег? Видимо, летом все-таки дают стипендию, да еще и сразу за два месяца.
Катя вернулась в торговый зал и набила корзинку уже посерьезнее. Любимые конфеты, сосиски, пирожное в пластиковой упаковке, пачка чипсов. Подумав, она достала из корзины роллтон и заменила его дошираком. Ну а что?
– Девушка, выбирайте скорее, мы работаем до двух! – крикнула продавщица с кассы.
Ничего себе, уже два часа ночи? Катя вдруг почувствовала, как сильно устала. Она расплатилась, вышла из магазина и на шатких ногах побрела домой. По пути успела развернуть булку и открыть йогурт и возле двери квартиры уже закончила свой ужин. Теперь почистить зубы и… Ах да, щетка-то осталась дома, в рюкзаке.
Катя сбросила всю одежду в прихожей. Включила холодильник, сунула туда сосиски и пирожное, потом пошла умываться. Ходить по квартире голой было странно и забавно. Она тщательно вымыла руки и лицо, покосилась на ванну, но поняла, что сил на водные процедуры совсем нет. Пошарилась в шкафу, нашла простыню и бросила ее на диван. Можно не заправлять, кому это надо? Выступающие пружины теперь совсем не мешали. И почему еще недавно диван казался ей таким неудобным?
Серый свет еле брезжил сквозь ресницы. Наверное, еще рано. Катя потянулась за телефоном, который ночью оставила на подлокотнике. Почти на нуле, и зарядника-то с собой нет… Ого, уже полтретьего? А мама так и не позвонила.
За окном по небу неслись черно-серые тучи. Пока она лежала, потягиваясь и отходя ото сна, по подоконнику застучал дождь. Голова раскалывалась – как всегда, когда проспишь намного дольше положенного. Нестерпимо хотелось в туалет, в животе опять урчало от голода. Катя еле сползла с дивана и пошла в ванную.
После душа, кое-как промыв волосы остатками бабушкиного аптечного шампуня, она завернулась в простыню и поплелась на кухню. Голова все еще была тяжелая. Катя неспешно завтракала дошираком, сосисками и пирожным, стараясь оттянуть момент, когда нужно будет все-таки позвонить маме. Уж конечно, ее звонку мама не обрадуется и беляши лепить не побежит. Наоборот, начнет ворчать, что дочь не ночевала дома, не сходила в магазин, не впряглась сразу, как приехала, в лямку бесконечного лоскутного ремонта, все-таки затеянного мамой, и возни с Максом. И сегодня опять собирается вечером уйти. Можно было бы вообще не появляться дома, но там вещи. Нельзя же второй день ходить в том, в чем потела вчера. И куртка рваная, а погода испортилась. Может, тут остались какие-нибудь бабушкины иголки и нитки? Хоть не зря мучилась на хирургии со швами – куртку зашить в сто раз легче, чем сдать Крысе зачет.
Интересно, на смене мать сегодня или дома? Все-таки придется звонить. Но сначала поискать нитки.
Катя плотнее завернулась в простыню, бросила в мусорку упаковку от лапши и побрела в комнату. В коридоре нагнулась подобрать с пола ветровку – и услышала, как в замке заскрежетал ключ.
Мама? Но почему не позвонила? Катя схватила в охапку груду одежды, в беспорядке лежавшую в прихожей, и бросила ее на диван. Дверь открылась, и она увидела незнакомого мужчину в черной кожаной куртке, который ошарашенно на нее уставился. За его плечом стояли еще двое, мужчина и женщина. Воры?!
– Добрый день, – поздоровался мужчина. – А вы кто?
– Я… – Катя растерялась. – Это вы кто и откуда у вас ключ? Я хозяйка этой квартиры!
Она обхватила себя руками за голые плечи и выпятила подбородок, чтобы казаться увереннее.
– Я – Андрей, риелтор, – смутившись, сказал мужчина и отступил на шаг. – Должно быть, произошла…
– Нет-нет. – Растолкав незнакомцев, на пороге появилась мама. – Господи, Катерина! Иди оденься, тут люди пришли квартиру смотреть!
– Мам, но это же моя квартира! – Катя тоже была возмущена.
– Твоя, твоя, – устало сказала мама, вздыхая. – Но ты же в Новосибирске живешь, в общежитии, так? И что теперь, квартира два года простаивать должна? Иди, иди, штаны хоть надень, перед людьми неудобно. Проходите, пожалуйста, – обратилась она к риелтору Андрею и его спутникам. – Вот здесь у нас кухня, очень светлая…
Катя сгребла с дивана вещи и закрылась в ванной. Быстро оделась, морщась от необходимости натягивать вчерашнее белье, присела на край ванны и прислушалась.
– Диван можно поменять, – объясняла мама, – он, конечно, старый. Если решите покупать новый, то вычтем его из арендной платы. Окна…
Катя, не в силах этого вынести, выскочила из ванной и начала натягивать кроссовки.
– Кать, дома беляши остались. – Мама вышла в коридор. – Там только тебе. Откуда дырка-то такая на ветровке? Ох, Катерина… Подростки! – Она театрально развела руками, и риелтор Андрей угодливо улыбнулся. Катя почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она выскочила в подъезд, когда ее остановил мамин окрик:
– Катя, ключи оставь!
Катя, с трудом сдерживая злые слезы, отцепила бабушкины ключи от связки и сунула в протянутую мамину ладонь.
– Не сердись, Катюш, – примирительно прошептала мама, приобнимая ее за плечо. – Деньги не лишние, я тебе в колледж хоть побольше присылать смогу. И приоденем тебя немного, вон как пообносилась. Катька ты моя, Катеринка, воробышек нахохленный…
Катя, дернув плечом, вырвалась из теплых маминых рук и побежала вниз по лестнице.
Дома она пробыла ровно столько, сколько нужно, чтобы бросить одежду в стирку, натянуть чистое и расчесаться. Беляши горкой лежали на кухонном столе, накрытые полотенцем, но Катя к ним не притронулась. Не хватало еще задержаться до прихода матери и выслушивать, как удачно она сдала квартиру, – а Катя-то думала, что у нее наконец появилось что-то свое, не пополам с мамой, не общее с соседками. Место, где можно выйти голой из душа, включить громко музыку, съесть что захочется, а не то, что приготовила мама или вскладчину сварганили на Викиной электроплитке… Ветровку тоже лучше оставить на потом – ну и что, что дождь, можно и худи надеть, не сахарная.