Она перетряхнула вещи. В карман джинсов телефон не влезет, надо брать сумку. Но в ней конспекты, теперь их даже выложить некуда: стол в их с матерью комнате закидан ожидающей глажки одеждой. Катя вытащила подаренный Леночкой рюкзак, посмотрела на него прищурившись, а потом решительно содрала магазинную упаковку, перекусила пластиковую веревочку ярлыка и сунула внутрь, в шелковистые складки, кошелек и мобильник.
На улице тем временем потеплело. Дождь прибил пыль к земле, тучи разошлись, выглянуло солнце – и над тополиными макушками встала высокая двойная радуга. Катя сняла толстовку, затолкала в рюкзак и закинула его на одно плечо. Ноги сами несли ее вчерашним маршрутом: через дворы, мимо аптеки и за поворот, на бульвар.
На вчерашней скамейке теперь тусовались какие-то ярко одетые молодые люди. Катя издалека услышала бряцание гитары и высокий мужской голос, исполняющий «Машину времени». Мимо шли люди – вечерний пятничный народ: молодые пары с колясками, гуляющие пенсионеры, стайки подростков. От компании на скамейке иногда отделялась невысокая девушка в черном, в дурашливо сидящей на длинных ярко-фиолетовых волосах фетровой шляпе. Она снимала шляпу, переворачивала ее и с невинным лицом протягивала прохожим. Многие отмахивались, но были и такие, кто останавливался и начинал рыться в карманах в поисках мелочи. Катя тоже машинально захлопала себя по бедрам, забыв, что наличные остались в кармане злополучной ветровки, но, когда она поравнялась со скамейкой, девушка со шляпой неожиданно окликнула ее:
– Кать! Чернова, ты, что ли? Не узнаешь?
Катя пригляделась. Из-под волнистых фиолетовых прядей на нее смотрело знакомое круглое лицо Юльки Десяткиной, бывшей одноклассницы. В их одиннадцатом «Б» она была самой мелкой и неприметной, училась через пень-колоду, все время читала под партой какую-то фантастику. Кто бы мог подумать, что цветные волосы и густой макияж могут так изменить человека? Она неуверенно поздоровалась. Кто знает, как говорить с этой новой Юлей? В школе она ее почти не замечала, дружила только с Иркой, а с другими девочками они ходили по параллельным орбитам.
Зато Юля не стеснялась:
– Ты откуда? Спешишь? Давай к нам!
Катя опешила, но бывшая одноклассница уже тащила ее за руку к скамейке.
– Народ, это Катя, из моей школы, она в Новосибе в консерватории учится, прикиньте?
– Круто! – Один из парней окинул Катю уважительным взглядом и поднялся, уступая ей место на скамейке. Высокий, широкоплечий, в кожанке, по плечам рассыпаны светлые длинные волосы. И как теперь рассказать о провале на вступительных и ветеринарном колледже? Катя животом чувствовала, что в этой компании такая история не зайдет.
– Ты такой джентльмен сегодня, Ветер! – съехидничала Юля, мостясь рядом. Певец, другой патлатый парень в черной футболке с замысловатым плетеным орнаментом на пузе, временно смолк, и шляпа была не нужна. Юля нахлобучила ее на голову Ветру, который уселся возле скамейки на бордюр и вытянул длинные ноги в светлых джинсах поперек тротуара.
– Чего на землю сел, жопу простудишь!
– Ничего, я закаленный. – Ветер вдруг поймал Катин взгляд и подмигнул ей. Глаза у него были голубые, а ресницы – густые и темные. – Эй, Коршун, чего заглох? Шоу маст гоу он!
Коршун снова ударил по струнам и нарочито фальшиво проорал припев бессмертного хита «Квинов». Все начали подтягивать, так же фальшиво и вразнобой. Катя неожиданно обнаружила, что тоже подпевает, подставляя лицо вечернему солнышку.
– А дайте-ка инструмент профессионалу! – вдруг воскликнула Юля. Катя сперва не поняла, о чем это она, но тут ей в руки ткнулся гитарный гриф.
– Юль, не могу. – Она покраснела, отталкивая его. – Я… У меня… Я не на гитаре…
– Да ты же еще в школе играла! – удивилась Юлька. – На Восьмое марта, на выпускной…
– Я… я простыла! – почти крикнула Катя, вжимаясь в скамейку. – Горло болит, не могу!
– Ладно, Волчонок, не привязывайся, не видишь, стесняется человек, – добродушно произнес парень по имени Ветер и потянулся к гитаре. – Дайте я теперь.
– Давай, давай! – закричали сразу все. – Давай ту, старую, про последний бой!
Ветер пел по-настоящему красиво. Его чистый и ясный голос хотелось слушать еще и еще, к тому же оказалось, что он знает несколько Катиных любимых песен. Определенно, сегодня на бульваре ей повезло больше, чем вчера. Она самозабвенно подпевала, забыв о якобы больном горле. Откуда-то появилась бутылка пива в бумажном пакете и пошла по кругу. Ветер в перерыве между песнями отхлебнул, вытер горлышко рукавом и протянул бутылку ей, и Катя тоже храбро отпила, невзирая на брезгливость и на то, что пиво она не любит. Ей снова было хорошо, и наплевать, что солнце клонится к закату, а мама, наверное, уже ищет ее по всему городу. Пусть и за нее немного поволнуется. Катя нарочно отключила на телефоне звук и вибрацию, чтоб потом с честными глазами сказать, что не слышала звонка.
Стало прохладнее, из кустов повылезали комары. Катя поежилась и полезла было в рюкзак за кофтой, но тут ей на плечи опустилась тяжелая кожаная куртка. Она вздрогнула, подняла глаза и увидела, что Ветер улыбается, глядя на нее сверху вниз.
– Что-то стало холодать. – Юля тоже куталась в свой черный балахон. – Ветер, может, к тебе уже?
– Давайте, – согласился тот. – Тут недалеко, – пояснил он специально для Кати и снова подмигнул. – Пойдешь с нами?
– Тебя на ночь-то отпускают? – спросила еще одна девчонка, кажется, ее называли Морвен. Катя за этот вечер услышала слишком много странных имен, чтобы успеть запомнить все.
– А чего меня отпускать? – задрав подбородок, ответила Катя. – Мне восемнадцать, где хочу, там и ночую.
Морвен с недовольным видом отошла. Кажется, внимание Ветра к Кате ее не устраивало, но ему это явно было не интересно.
Гитару упаковали в пестрый от значков и нашивок чехол, мусор покидали в урну, и вся компания, гомоня, двинулась вниз по бульвару. Ветер на ходу приобнял Катю за талию, развлекая ее ненавязчивой болтовней. Иногда он прижимал ее чуть крепче, и Катя с удивлением заметила, что ей это приятно. Они свернули во двор девятиэтажки, миновали клумбу, обложенную булыжниками, и подошли к подъезду.
– Вперед, мои храбрые спутники! – шутливо произнес Ветер, прикладывая к домофону магнитный ключ и распахивая дверь. – Ноги не переломайте, в подъезде опять света нет.
Квартира оказалась маленькой, тесной и довольно грязной. Чем-то она напоминала комнату Мишки Великанова в общаге – наверное, скопищем немытых тарелок в раковине и коричневыми кружочками от чашек на кухонном столе. Линолеум на полу был старый и вытертый, почти никто из гостей не разувался, но Катя была воспитана иначе и все-таки сняла в прихожей кроссовки. От такой вежливости подошвы ее светлых носков быстро стали темно-серыми, но здесь до этого никому не было дела.
Компания разместилась в узкой длинной комнате, где вдоль одной стены стояли диван и высокий шкаф, а другую почти полностью занимал стеллаж, набитый книгами и какими-то разноцветными коробками. Кого-то отправили за пивом и загадочными «ништяками», с ними пошла и Юля – единственная, кого Катя более-менее знала. Морвен и еще одна девчонка ушли на кухню и чем-то там гремели. Остальные расположились на диване и вокруг него на полу. Ветер включил компьютер, который стоял на маленьком угловом столе у окна, и в комнате зазвучала музыка. Что-то на немецком, довольно приятное.
– Нравится? – спросил он, глядя на Катю через всю комнату.
– Ничего, – кивнула она, чувствуя, как краснеют уши. Как все странно… В комнате остались одни парни, может, ей тоже нужно пойти на кухню? Но она здесь в первый раз, как-то глупо строить из себя хозяюшку. Она принялась рассматривать плакаты и флаги неведомых государств, почти сплошняком покрывающие стену над диваном. Узкая полоса старых обоев в бледный цветочек над самой спинкой была свободна, и на ней пестрели какие-то каракули, выведенные разноцветными ручками и маркером. Катя наклонила голову, чтобы приглядеться, и почувствовала теплое дыхание на затылке.
– Изучаешь мою стену славы? – промурлыкал Ветер у нее за спиной. – Тебе тоже надо оставить автограф, ты же тут впервые. Ручка есть?
– Н-нет… – В старой сумке была, конечно, но в новом рюкзаке болтался только телефон.
– Ничего, сейчас найдем. – Он повернулся к стеллажу и начал рыться на одной из полок. На пол полетели какая-то настольная игра и пухлый фотоальбом. Катя ахнула и присела на корточки, не зная, за что хвататься. Альбом, падая, раскрылся – и стало понятно, почему он такой пухлый: вместо фоток в прозрачные кармашки были вложены лоскутки, бумажки, ленточки, нитяные браслеты, а еще… Сначала ей показалось, что там сушеные стебли травы или что-то в этом роде, но, приглядевшись, она поняла, что это косички. В каждом пакетике лежала заплетенная в косичку прядь волос. Черные, светлые, рыжие… Как в парикмахерской, в каталоге с разными красками для волос.
Катя нервно икнула и захлопнула альбом. Что еще за магия вуду?
Ветер даже внимания не обратил на то, что что-то упало. Он наконец откопал среди своего хлама ручку и протянул ее Кате:
– Вот, прошу вас, мадемуазель!
«Здравствуйте, леди!» – эхом отдалось в голове у Кати вчерашнее ерничанье местных алкоголиков. Ее передернуло. А вдруг лет через двадцать вот этот парень с красивыми голубыми глазами станет таким же отвратительным синяком? Да нет, не может быть, наверняка он где-то учится или даже работает – вот же, один живет… Она нерешительно поднялась, держась за протянутую ладонь, и взяла ручку. Надо же, гелевая, серебристая. Катя подышала на стержень, оперлась коленом на диван и наклонилась, примериваясь, где бы оставить подпись.
– Красивый вид! – негромко протянул сзади кто-то из парней. А потом она почувствовала на спине чужую руку и вдруг поняла, что замечание про вид относится к ее обтянутой джинсами попе.
Краска бросилась Кате в лицо. Она отшвырнула ручку, выскочила в коридор и принялась нашаривать в потемках свои кроссовки. Следом за ней из комнаты вразвалочку вышел Ветер, и в маленькой прихожей сразу стало тесно.