Пэтси, моя Пэтси. Хватило ли ей здравого смысла заняться медицинским лечением, так ей необходимым? Я вдруг обессилел настолько, что уже не мог утруждаться этой проблемой; разумеется, сыграла свою роль и моя отдаленность.
И тут меня охватил страх, и не просто страх, а уверенность в чем-то плохом.
Сообразив, что в этом самолете никто не мог до меня дозвониться, зато я мог позвонить в Блэквуд-Мэнор, я впервые воспользовался своей новой кредитной карточкой и набрал домашний номер.
Прежде чем в трубке послышался голос Жасмин, до меня донесся звон бьющегося стекла.
"Слава богу, это ты, – сказала она. – Знаешь, что он сейчас творит? Разбивает в доме все стекла подряд. Он разбуянился!"
"Расскажи поподробнее, – попросил я. – Ты его видишь?"
"Нет, не вижу. Просто из окон вылетают все стекла. Начал он с гостиной. Со стороны выглядит, будто стекла разбивают кулаком, одно за другим".
"Послушай меня, он не настолько силен, как ты думаешь. Что бы ты ни делала, не смотри туда, где он сейчас бьет стекла. Тебе не нужно его видеть, а то он черпает от этого силы, а они скоро должны иссякнуть, судя по тому, как он действует".
Жасмин что-то еще говорила, но я едва мог понять. Видимо, он разбил все стекла в столовой. Как раз в эту минуту он находился в кухне, откуда разговаривала Жасмин, но там он не натворил бед, и уже через секунду она услышала звон стекла на втором этаже. Постояльцы бегом ринулись вниз по лестнице.
"Так он ничего не тронул в кухне?"
Жасмин подтвердила.
"Значит, он не хотел поранить тебя. Беги к гостям, выведи их из дома. Пусть они разъезжаются, не оплатив счетов, поторопись. Но не поднимайся наверх, туда, где он сейчас, если только там не остались постояльцы. И запомни, что бы ты ни делала, старайся не смотреть в его сторону. Он от этого станет только сильнее".
Я отключил трубку. Слышимость была плохой из-за рева двигателей, и все же через тысячи миль до меня донесся звон бьющихся окон, которые он крушил, давая выход своей одинокой ярости. Я начал лихорадочно прикидывать, что теперь делать. Мне хотелось найти решение, прежде чем обращаться к Стирлингу, – ведь как-никак теперь я глава дома.
Прошла целая вечность, прежде чем в телефонной трубке снова зазвучал голос Жасмин.
"Он успокоился, – сказала она. – Постояльцы все разъехались. Видел бы ты, в каком они были восторге. Пережить такое приключение и не заплатить за удовольствие ни цента! Можешь не сомневаться, сегодня вечером пойдут разговоры и в городе, и в Мейплвилле".
"Ты цела? Никто не пострадал?"
"Нет, осколки все попадали на пол, – ответила она. – Квинн, нам придется закрыть гостиницу".
"Черта с два, Жасмин, – сказал я. – Ты ведь не думаешь, что у него хватит сил и впредь безобразничать?– спросил я. – Так вот, не хватит. Меня ведь рядом нет, чтобы я его видел, понимаешь? Он выдохся. Он выместил зло как мог".
"Кто знает, может быть, завтра с утра он затеет что-нибудь новенькое, – сказала она. – Жаль, ты не видишь, во что превратился дом!"
Мне пришлось подождать немного, пока она громко спорила с Клемом и Алленом. Один хотел вставить стекла немедленно, а второй утверждал, что Гоблин тут же их опять разобьет. Тогда в разговор ввязалась Большая Рамона, решительно заявившая, что окна следует починить, так как собирается гроза.
"Послушайте, я здесь хозяин, – вступил в разговор я, сидя в самолете. – Отремонтируйте окна немедленно. Пусть доставят стекло лучшего качества. Бог свидетель, в некоторых окнах стекла держались довольно слабенько. – Жасмин передала им мои слова. – А сейчас я хочу, чтобы ты, Жасмин, положила трубку рядом с телефоном, поднялась ко мне в комнату и взяла трубку на моем компьютерном столе".
На это у нее ушло много времени – я даже устал ждать. Наконец, когда она отозвалась, я велел ей включить компьютер.
"А он уже включен, – сказала Жасмин. – Хотя я уверена, что ты выключал его перед отъездом".
"Что там на экране?"
""КВИНН, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ". Набрано большими буквами", – ответила Жасмин.
"Хорошо, я хочу, чтобы ты напечатала ответ: "Гоблин, я люблю тебя. Но пока я не могу оставить тетушку Куин. Ты знаешь, как я люблю тетушку Куин. – Я услышал постукивание клавиш. Через секунду продиктовал дальше: – Пожалуйста, защити тех, кого я люблю, от Петронии. – (Имя пришлось продиктовать по буквам.) – "Гоблин, жди меня. Люби меня. С любовью, Квинн"".
Я подождал минуту, слушая, как она печатает. И тут меня осенила идея, которая показалась тогда удачной. Теперь, годы спустя, я спрашиваю себя, не была ли эта идея катастрофой. Хотя теперь вся моя любовь к Гоблину кажется пронизанной катастрофическими идеями.
"Жасмин, я хочу, чтобы ты напечатала еще одно послание, – сказал я. – "Дорогой Гоблин, я могу общаться с тобой через компьютер, посылая письма по электронной почте. Буду писать регулярно на свой почтовый ящик, открытый на имя Царя Тарквиния. Отправлять письма я буду под другим именем. А ты сможешь мне отвечать, как только я пришлю это другое имя. Компьютер ты знаешь не хуже меня, Гоблин. Жди мои послания"".
Жасмин долго провозилась с этим письмом, но наконец и оно было напечатано, после чего я проинструктировал ее, чтобы отныне компьютер не выключался. Жасмин должна была прикрепить на видное место записку со строгим приказом не трогать компьютер.
"Вот теперь и посмотрим, обрадуется ли Гоблин, – сказал я. – И очень скоро ты сможешь связаться с нами в отеле "Хасслер" в Риме".
Я дал отбой. Как хозяин Блэквуд-Мэнор я не видел причин сообщать моим спутникам, что в доме выбиты почти все стекла. Я откинулся в кресле, думая, что мое новое имя для электронной переписки будет Благородный Абеляр, и еще я упрошу Мону использовать имя Бессмертная Офелия, а Гоблин пусть так и остается Гоблином.
Так все и получилось.
К тому времени, как мы покинули Вечный Город, я, Мона и Гоблин установили канал связи по компьютеру. Все мои впечатления о путешествиях попадали в любовные письма к моему сокровищу, Бессмертной Офелии, и эти же самые послания, только слегка подредактированные, получал Возлюбленный Гоблин. От Моны я получал письма, полные страсти и юмора, а от Гоблина поступали маловразумительные сообщения – в основном признания в любви.
Как только мы попадали в отель с хорошим компьютерным оборудованием, я распечатывал всю эту переписку, так что она стала мои своеобразным дневником путешествий. У меня хватило ума не записывать все свои эротические устремления к Моне, а прибегнуть к шекспировской интонации, хотя и весьма приблизительной, – получилось довольно забавно.
Что касается Гоблина, его медленное угасание чрезвычайно меня тревожило и терзало мне душу. Временами казалось, будто какая-то черная рука скребет мое сердце, но я не знал, что еще можно сделать кроме того, что уже сделано.
Тем временем в Блэквуд-Мэнор установился покой, беспорядки закончились.
Но молва о бьющихся стеклах пронеслась по всему приходу Руби-Ривер, и постояльцы звонили день и ночь, резервируя номера. После разговоров по телефону у меня сложилось впечатление, что Жасмин отлично проводит время, хотя она и утверждала, что сходит с ума от беспокойства, но мы снова подняли ей зарплату, а заодно и всему остальному персоналу.
Жасмин по собственной инициативе начала принимать новые заказы, и, как потом оказалось, номера не пустовали все то время, пока мы отсутствовали. Вскоре и Большая Рамона начала получать отчисления от дохода, а еще, кажется, Клем, но я не уверен. Таким образом, вся семья Жасмин стала партнерами нашего гостиничного бизнеса. Но я подвел черту, когда очередь дошла до Аллена и Обитателей Флигеля – они и без того получали в два раза больше, чем любой работник прихода Руби-Ривер, не говоря уже о бесплатных напитках и ленче.
Остров Сладкого Дьявола давал пищу для сплетен, так как начались перевозки по болоту мраморной плитки для полов, которую грузили на примитивные пироги без моторов. За чашечкой кофе городские и деревенские жители спрашивали друг друга, не сошел ли с ума Тарквиний Блэквуд.
Я радовался тому, что, пока все это происходит, можно отсидеться в старинном палаццо в Венеции.
Мне служило утешением то, что шериф Жанфро всем разболтал мой рассказ о человеке, избавлявшемся от трупов ночью на болоте. Я искренне надеялся, что люди воспримут намек и после темноты будут держаться от острова подальше.
В первый год путешествий, когда мы все еще не покинули Италию, я написал в Оук-Хейвен Стирлингу Оливеру и рассказал о том, что сделал. Я сообщил, что способности Гоблина общаться со мной через компьютер явно снижаются и что, несмотря на все чудесные новые впечатления от большого турне, я чувствую огромную пустоту.
Несколько месяцев мы со Стирлингом продолжали переписываться. Он предостерег меня не злить Гоблина слишком короткими и слишком длинными письмами, а еще Стирлинг написал, что, по его мнению, Гоблин был призраком, привязанным в большей степени к ферме Блэквуд, чем лично ко мне, – впрочем, в этом Стирлинг не был полностью уверен.
"Попытайтесь прочувствовать обретенную от него свободу, – писал он. – Попытайтесь насладиться ею, а потом напишите мне, удалось ли вам это или нет. А еще спросите у окружающих, замечают ли они в вас какие-либо перемены. Миссис Маккуин в особенности могла бы просветить вас в этом вопросе".
Я воспользовался его советом, и оказалось, что у тетушки Куин действительно есть что сказать.
"Теперь ты по-настоящему с нами, мой дорогой, – оживилась она. – Ты больше не отвлекаешься на разговоры с ним. Ты перестал опасаться, что еще он может выкинуть в следующую секунду. Ты больше не озираешься украдкой по сторонам".
Она с воодушевлением продолжила без всякой просьбой с моей стороны:
"Ты стал гораздо лучше, мой милый мальчик. Несравненно лучше. Я это прекрасно вижу, потому что знаю тебя, как никто другой. Пора тебе расстаться с детством, а Гоблин – часть твоего детства". – Говоря это, она обласкала меня добрым взглядом.