«Те, кто рассчитывал на нас, теперь свободны от обязательств, — сказал он майору Гроскурту. — Вы понимаете, что я имею в виду».
Майор прекрасно его понял. Гальдер решил, что момент для переворота неподходящий. Снова отсрочка. Гроскурт скрыл свое недовольство и промолчал. Но приказ уничтожить документы не последовал. И Донаньи тоже. Из дневника Гроскурта исчез оптимизм. В тот день он записал: «От этих нерешительных людей меня тошнит. Ужасно».
На следующий день Гитлер позвонил в кабинет адмирала Канариса. У него появилась идея. Голландия и Бельгия — страны нейтральные, поэтому хорошо бы устроить какой-нибудь инцидент, как в Гляйвице. Фюрер хотел, чтобы Канарис подготовил диверсионные команды абвера в голландской и бельгийской форме, чтобы те устроили перестрелки на границе — тогда у немецкой армии появится повод для нападения.
Канарис не хотел нарушать правила ведения войны и отговорил Гитлера от подобных планов. «Бандитские методы» фюрера вызвали у него отвращение. В штаб абвера он вернулся обозленным и подавленным[370]. Ханс Остер, видя, что планы переворота в очередной раз срываются, пребывал в столь же мрачном настроении. 7 ноября он выехал в войска, пытаясь как-то спасти ситуацию. Он переговорил с генералом Эрвином фон Вицлебеном (он участвовал в подготовке заговора 1938 года, а теперь командовал 1-й армией, расквартированной в Бад-Кройцнахе в Рейнской области) и полковником Винсенцем Мюллером, приписанным к армейской группе С во Франкфурте. Ни Вицлебен, ни Мюллер от визита Остера в восторг не пришли. Еще больше им не понравилось, что Остер привез с собой экземпляры текста публичных заявлений Людвига Бека после переворота. Попади эти листки в руки преданных фюреру людей, десятки заговорщиков поплатились бы жизнью. Кроме того, Остер еще больше усугубил свое положение, по пути назад в Берлин остановившись в Доме офицеров во Франкфурте. Там он весьма недвусмысленно высказывался о нацистском режиме и вдобавок забыл список потенциальных членов кабинета министров будущего правительства. К счастью для Остера и потенциальных министров, этот список нашел офицер с антинацистскими убеждениями и вовремя его уничтожил.
Впрочем, легкомыслие Остера бледнеет в сравнении с сознательной готовностью рискнуть жизнью. Перед этой короткой поездкой во Франкфурт он встречался со своим давним другом, майором Гисбертусом Сасом, голландским военным атташе в Берлине. В конце сентября Сас рассказал о своих подозрениях: майору казалось, что Гитлер собирается вторгнуться в Нидерланды. Остер заверил его, что таких планов нет. Но три недели спустя он приехал к Сасу домой и извинился. «Дорогой друг, — сказал он, — вы были правы. Настала очередь Голландии».
Во вторник, 7 ноября, Сас получил от Остера приглашение приехать к нему домой. Полковник встречал голландца в военной форме — он собирался ехать на Западный фронт и встречаться с генералом Вицлебеном. Остер пригласил Саса на завтрак. За завтраком он сообщил, что нападение на Нидерланды, Бельгию и Францию начнется 12 ноября. Он надеется убедить Вицлебена и других старших офицеров примкнуть к заговору, и тогда вторжения не будет. Впрочем, Остер тут же оборвал себя: «Шансы на это минимальны».
К тому времени, когда Остер 8 ноября вернулся в Берлин, шансы равнялись нулю. Тем вечером Адольф Гитлер, как каждый год в этот день, должен был выступить в Мюнхене, в пивной «Бюргербройкеллер», где в 1923 году состоялся пивной путч.
В 9:20 произошло нечто невообразимое, чего не могли ни представить ни майор Сас, ни полковник Остер. В пивной взорвалась бомба.
28Последствия взрыва
Георг Эльзер родился в Швабских Альпах, примерно в 130 километрах к западу от Мюнхена. Эльзер был весьма привлекателен — подтянутый, с копной вьющихся темных волос. Ему исполнилось тридцать шесть, но он все еще жил с родителями в деревне Кёнигсбронн, защищая мать от склонного к насилию отца-алкоголика[371].
Эльзер не особо интересовался политикой, но чаще всего голосовал за коммунистов и никогда не испытывал симпатии к Адольфу Гитлеру. Весной 1938 года нацисты проводили в Кёнигсбронне парад, и Эльзер из любопытства тоже пришел. Когда кто-то в толпе предложил ему взметнуть руку в нацистском приветствии, Эльзер резко ответил: «Поцелуй меня в задницу!»[372]
После подписания Мюнхенского соглашения он понял, что война неизбежна, и решил что-то предпринять. По профессии он был столяром и плотником — типичный работяга, который привык трудиться не покладая рук. Убийство Гитлера стало для него навязчивой идеей, и он воплощал ее в жизнь терпеливо и методично.
В ноябре 1938 года Эльзер приехал в Мюнхен на торжества в «Бюргербройкеллер». Он отметил в пивном зале то самое место, где выступал Гитлер. Вернувшись к своей работе на военном заводе, он начал потихоньку выносить порох. В апреле 1939 года Эльзер вновь приехал в Мюнхен. Целую неделю он проводил измерения и разрабатывал план: на следующем торжестве в «Бюргербройкеллере» он взорвет бомбу, заложенную внутри одной из каменных колонн.
Эльзер вернулся в Кёнигсбронн и поступил на новую работу — в каменоломню близ города. Ему нужно было раздобыть материалы: взрывпатроны, детонаторы и донарит — взрывчатку, которую часто использовали в ручных гранатах. Он начал собирать и испытывать бомбу с часовым механизмом, который изготовил из батарейки и деталей от двух часов. Когда результаты его удовлетворили, Эльзер уволился с каменоломни и в начале августа приехал в Мюнхен, где снял комнату неподалеку от «Бюргербройкеллера».
Эльзер вел странную жизнь: каждый вечер он ужинал в пивной, а прямо перед закрытием подхватывал сумку с инструментами и прятался в кладовке. Когда работники уходили, он выбирался из своего убежища и работал до рассвета: сначал он прорезал деревянную раму выбранной каменной колонны, а затем осторожно выдолбил в колонне полость — колыбель для бомбы. На подготовку ушло больше месяца.
Пятого ноября Эльзер уложил самодельную бомбу в коробку, выстланную пробкой, установил таймер на 8 ноября, время 21:20, заложил коробку в колонну и заделал отверстие. Через два дня он заглянул в пивную, чтобы убедиться, что все в порядке, и утром 8 ноября сел на поезд до Констанца. Оттуда он собирался перебраться в Швейцарию.
В тот вечер в «Бюргербройкеллере» собрались три тысячи человек. Эльзер учел все, кроме одной детали: расписание торжества могло измениться. Так и вышло: Адольф Гитлер торопился вернуться в Берлин, а потому начал выступление в восемь вечера — на полчаса раньше запланированного. Речь фюрера была необычайно короткой. Уже в девять он вышел из пивной и отправился к личному поезду. Через пятнадцать минут бомба взорвалась. Точно вовремя. Стекла вылетели. Часть крыши рухнула. Балкон обвалился. Восемь человек погибли, более шестидесяти были ранены. А Гитлер спокойно ехал в Берлин.
Около девяти часов Георг Эльзер прибыл на швейцарскую границу, но не смог пройти мимо немецких пограничников. Выглядел он странно — среди вещей обнаружились кусачки для проволоки, части детонаторов, эскиз бомбы и открытка из «Бюргербройкеллера». Все это вызвало подозрения. Эльзера отправили в гестапо.
Возбужденный Гитлер в Берлине объявил, что чудесное спасение в мюнхенской пивной — знак божественного провидения. Сам Бог спас верховного правителя Германии[373]. Генрих Гиммлер немедленно бросился искать виноватых. «За этим, несомненно, стоит британская секретная служба»[374], — заявил он. Немецкая пресса, естественно, подхватила эти слова и, по приказу сверху, раздула скандал. Партийная газета Völkischer Beobachter напрямую обвинила британского премьер-министра: «Чудесное спасение фюрера, страстные надежды Чемберлена не оправдались»[375].
Несмотря на отсутствие доказательств, Гитлер считал взрыв делом рук британской разведки… и отличным поводом, чтобы оправдать наступление на Западном фронте. Поздно вечером в день покушения Гиммлер сказал ему, что эту карту можно разыграть для подкрепления теории заговора. Эсэсовцы должны как можно скорее провести операцию в Нидерландах.
СС и гестапо знали, что британское правительство поддерживает связи с оппозицией в Германии, но не знали деталей[376]. Поэтому пять офицеров СС несколько месяцев выдавали себя за военных заговорщиков и сумели выявить двух агентов британской разведки в Гааге: майора Ричарда Стивенса и капитана Сигизмунда Беста, который предпочитал, чтобы его звали вторым именем — Пейн. Главный помощник Гиммлера, майор СС Вальтер Шелленберг, выдал себя за майора Шиммеля из Генерального штаба армии. Седьмого и восьмого ноября он встречался со Стивенсом и Бестом на окраине голландского города Венло, в маленьком кафе, расположенном всего в 180 метрах от немецкой границы. Они должны были встретиться и на следующий день, в четыре часа. «Майор Шиммель» обещал привести с собой генерала вермахта, одного из организаторов антинацистского путча.
После взрыва в «Бюргербройкеллер» Гиммлер рассказал Гитлеру об операции в Венло. Они решили, что это прекрасная возможность выдать нападение за дело рук британских агентов. Утром 9 ноября Гиммлер приказал Шелленбергу изменить план действий и превратить встречу в Венло в похищение.
Через несколько часов «майор Шиммель» сидел на веранде все того же приграничного кафе. На парковке остановился «Форд линкольн-зефир» Беста и Стивенса. С собой они пригласили агента голландской разведки Дирка Клопа. Тот остался в машине вместе с водителем Беста, Яном Лемменсом.
Бест еще не успел выйти из машины, как ему стало ясно, что у них неприятности. Со стороны Германии прямо через границу проехала машина. Она направлялась к ним. Двое мужчин на капоте начали стрелять из автоматов. Др