[556]. Клаус отказался — слишком уж рискованно. Если прокуроры заинтересуются им, вскроются его собственные связи с Сопротивлением. Для Клауса Бонхёффера участие в процессе «Красной капеллы» стало бы настоящим самоубийством.
Арвида Харнака с женой арестовали в сентябре. Милдред Фиш Харнак была гражданкой США, уроженкой Милуоки. Они познакомились и поженились в середине 1920-х, когда Арвид по стипендии Рокфеллера работал в Висконсинском университете в Мадисоне. В Германию супруги уехали в 1929 году. Милдред писала докторскую диссертацию по американской литературе, преподавала, занималась переводами. Юрист Арвид работал в Министерстве экономики.
Харнаки были вхожи в круг берлинской интеллигенции. Их знали художники, писатели, преподаватели и чиновники… Когда канцлером стал Гитлер, многие представители богемы обратились к политике. Участники салонов стали распространять антифашистские листовки. Арвид Харнак нашел родственную душу — Харро Шульце-Бойзена, молодого лейтенанта люфтваффе. Со временем участники салона, в который были вхожи Харнаки, занялись настоящим шпионажем. Накануне июньского вторжения Гитлера в Россию Харнак передавал информацию об экономике, торговых соглашениях и военных планах Германии в американское посольство[557]. У него сложились приятельские отношения с разведчиком советского посольства в Берлине[558]. Харнак познакомил его с Шульце-Бойзеном. Советской разведке передавали ценную информацию — например, о том, как Вильгельм Канарис сумел сделать агентом абвера начальника генерального штаба Шарля де Голля. Несколько месяцев Харнаки передавали секретные данные о планах неожиданного вторжения в СССР: какие железные дороги будут бомбить, кого поставят управлять оккупированными территориями. В середине июня они предупредили русских о том, что вторжение произойдет со дня на день.
Первые звоночки от шпионской сети абвер получил летом 1941 года. Большим достижением стал перехват зашифрованных радиосообщений Москвы и советского агента в Брюсселе. В этих сообщениях упоминалась группа Харнака и Шульце-Бойзена в Берлине[559]. Спустя год гестапо провело расследование. Осенью 1942 года 120 человек арестовали[560]. Семьдесят пять подозреваемых обвинили в измене, в том числе Харнака и его жену. Вскоре Арвид узнал, что такое «интенсивные допросы», проводимые на верхних этажах штаба гестапо. Допросы были настолько интенсивными, что как минимум один из отчаявшихся узников попытался выброситься из окна. Другой разбил очки и попытался покончить с собой, проглотив осколки. Харнака периодически приводили в «комнату Сталина» — «уютную» камеру пыток на верхнем этаже, где его избивали кнутами, выламывали пальцы и зажимали ноги в испанском сапоге.
Харнаки, лейтенант Шульце-Бойзен, его жена и два армейских офицера вошли в число двенадцати обвиняемых, чьи дела рассматривали совместно на первом суде по делу «Красной капеллы»[561]. Поскольку трое обвиняемых служили в армии, а самые серьезные обвинения включали в себя военный шпионаж, дело рассматривал государственный военный суд, а судебный юрист Манфред Рёдер выступал главным обвинителем. Суд начался 15 декабря и продлился четыре дня. Обвинительное заключение заняло восемьсот страниц. Восемьсот страниц лжи и сфабрикованных показаний. Обвиняемых Рёдер называл «профессиональными игроками, коммунистическими фанатиками, взбесившимися интровертами и наркоманами, разочарованными буржуа, принципиальными анархистами, людьми, чей единственный мотив — это страстное желание выделиться, коммунистическими преступниками, действовавшими в качестве курьеров, агентов и диверсантов, дезертирами и эмигрантами».
Суд был закрытым. Пять судей (из них только двое были профессиональными судьями, оставшиеся трое — обычными офицерами) выслушали свидетелей только со стороны обвинения. Интересы обвиняемых представляли двое запуганных адвокатов. Одним из видных свидетелей выступил адмирал Вильгельм Канарис, отъявленный ненавистник коммунистов и Советской России. Он заявил, что предательские действия «Красной капеллы» привели к гибели ста тысяч немецких солдат. Это было совершенно дикое заявление — далеко не факт, что информация «Красной капеллы» хоть как-то повлияла на ход войны.
Полковник Рёдер мог вообще не вызывать свидетелей — исход суда был предрешен. Девятнадцатого декабря судьи вынесли вердикт: «пианисты» виновны по всем статьям. Рёдер потребовал вынесения смертных приговоров всем — восьми мужчинам и четырем женщинам. Судьи вынесли смертный приговор десяти обвиняемым, но помиловали Милдред Харнак и еще одну женщину — их ожидало тюремное заключение. Согласно приговору Милдред Харнак обманным путем втянули в «мир социалистических идей»[562].
Когда зачитывали приговор, Арвид вздохнул с облегчением. Он умрет, но его жена будет жить. Милдред предстояло провести в камере всего шесть лет.
41Казнь нации
Третий рейх был империей тюрем. Миллионы людей так или иначе оказывались в заключении: кто-то — в тюремных борделях, которые обслуживали нацистских офицеров, другие — в еврейских гетто, тюрьмах, каторжных лагерях, концлагерях и лагерях смерти[563]. В одном только Берлине насчитывалось около десятка обычных тюрем. В четырех из них, в том числе в Плётцензее и Тегеле, содержалось не менее полутысячи заключенных. Большинство обвиняемых попадали в лапы системы через военный, гражданский народный или «специальный» суды. Последний даже не пытался изображать беспристрастность и справедливость. Свидетели защиты на процессы не допускались. Обвиняемым не давали слова. Стенограмм заседаний не вели. Присяжных, естественно, не было. Большинство процессов длились всего несколько часов.
В августе 1942 года Роланд Фрейслер покинул пост в Министерстве юстиции и стал президентом народного суда, то есть верховным судьей. Он был воплощением сурового лица нацистского закона, соблюдаемого жестко, а то и жестоко. Худой, с окаймленной темными волосами лысиной, в ярко-красной судебной мантии, он выглядел и вел себя как безумный король. Даже Гитлер не любил находиться в его обществе[564]. «Бесноватый Роланд» с наслаждением унижал обвиняемых в суде, прежде чем вынести вердикт, который почти всегда был обвинительным и сопровождался смертным приговором. С момента прихода Гитлера к власти смертные приговоры стали выноситься все чаще и чаще. В 1933 году в Германии казнили 64 человека[565]. К 1939 году количество смертных приговоров выросло до 329, к 1941 — до 1291. Фрейслер пришел в народный суд в 1942 году, и количество смертных приговоров к концу года выросло до 4457 — и вряд ли этот показатель снизился бы в будущем[566].
Вызвать гнев государства было очень легко. Марианна Киршнер работала на военном заводе в Берлине. Она рассказала коллеге анекдот, не самый лучший: Гитлер и Геринг стоят на берлинской радиовышке, и Гитлер говорит, что хочет сделать что-то, чтобы берлинцы улыбнулись. «Почему бы тебе не спрыгнуть?» — предлагает Геринг[567].
Коллега донесла на Марианну полиции, и та предстала перед народным судом. Она признала, что действительно рассказала анекдот, но объяснила, что была вне себя, потому что на советском фронте недавно погиб ее муж. «Бесноватый Роланд» не знал жалости. В вердикте он написал: «Как вдова павшего немецкого солдата, Марианна Киршнер пыталась подорвать нашу волю… делая злонамеренные замечания о фюрере и немецком народе… Честь ее навсегда растоптана, и она должна быть казнена»[568]. Он недрогнувшей рукой послал Киршнер на гильотину.
Для казней требовались палачи. В нацистской Германии должность палача была гражданской — причем зачастую наследственной. Большую часть работы выполняли три старших палача, но порой к работе привлекали десять палачей и тридцать восемь помощников. Они относились к своим мрачным обязанностям серьезно: надевали черные сюртуки, черные галстуки-бабочки, черные цилиндры и белые перчатки. Зарплата была невелика, но за каждую казнь они получали дополнительно 65 рейхсмарок. Правительство тоже не упускало своего: родственникам казненных выставляли счет за казнь, а также за каждый день, проведенный обвиняемым в заключении.
Иоганн Рейхарт, палач в восьмом поколении, прошедший подготовку у своего дяди, был главным палачом Германии. Он начал работать в 1924 году, но через четыре года ушел с государственной службы — слишком уж мало было работы. Вернулся он в 1933 году, когда Гитлер начал казнить своих противников. Рейхарт ездил на спортивной машине «фиат-ардита» с мощными крыльями и подножками и напоминал Аль Капоне, раскатывающего по Чикаго[569]. Рейхарт мог позволить себе дорогую машину, потому что бизнес его процветал, а работал он быстро. Он довел технику казни на гильотине до совершенства — чтобы отрубить осужденному голову, ему требовалось всего четыре секунды[570].
Не все смертные приговоры были одинаковы. Самым гуманным способом был яд — так казнили политиков и высокопоставленных военных. Второе место занимала гильотина: казнь мгновенная, предположительно безболезненная, предназначенная для женщин и очень молодых осужденных. Затем шел расстрел — одиночной пулей или расстрельной командой. Самой жестокой казнью было повешение — палачи просто выбивали стул из-под ног жертвы, оставляя человека болтаться в петле и умирать от асфиксии. Иногда палачам приказывали усилить мучения жертвы — тогда в дело вступало «ожерелье», тонкая веревка