Альбрехт Титце был человеком среднего роста, с крупным носом — фамильная черта. Ровесник Ганса фон Донаньи, сорокатрехлетний врач отличался педантичностью и сдержанностью. Постепенно Донаньи и Титце подружились, стали обсуждать политику. Ганс откровенно делился раздражением, какое вызывали у него представители немецких элит и высокопоставленные военные. Он считал, что в свое время вполне можно было свергнуть Гитлера, но планы эти не осуществились из-за «трусости богатых и влиятельных людей и глупости большинства военных»[885]. Гораздо более высокого мнения он был о немцах, с которыми познакомился в тюрьме, о «безупречных идеалистах, которых закалило страдание» — то же самое можно было сказать и о нем.
Доктор Титце смог несколько раз провести в больницу Кристину Донаньи, выдав ее за медсестру Красного Креста. Все прошло так хорошо, что появились мысли о побеге. Увы, палату Донаньи постоянно охраняли два агента гестапо в штатском. Обойти их было невозможно. Гансу пришлось ждать более удобного случая и продолжать закаляться страданием.
66Бомбардировки и бегство
Днем 28 марта Гарольд Пёльхау опоздал на похороны — ему пришлось пережидать двухчасовую американскую бомбардировку Берлина[886]. Когда налет кончился, он сел на велосипед и помчался — глаза разъедал едкий дым, повсюду скалились руины домов. Кладбище находилось в шестнадцати километрах от города. Пастору Пёльхау нужно было успеть — ему предстояло отслужить службу на двойных похоронах, имевших для него особое значение.
Во время прошлой бомбардировки был разрушен жилой дом. Там погибла девятнадцатилетняя Урсель Ройбер. Эта девушка смешанного происхождения училась в университете, но потом власть отправила ее на принудительные работы — она стала дворником[887]. Урсель входила в группу Сопротивления «Дядя Эмиль». В своей квартире она прятала еврейку — Ева Герихтер тоже погибла во время бомбардировки. Пёльхау совсем недавно нашел Еве работу горничной в частном доме. Проводить еврейские церемонии было немыслимо, поэтому пастор Пёльхау и его друзья по Сопротивлению решили изобразить псевдохристианские похороны двух женщин. Пастор опоздал всего на несколько минут. Насквозь мокрый от пота, он провел короткую службу для пятидесяти собравшихся, прочел фрагмент Ветхого Завета — за похоронами присматривали двое полицейских, чтобы никто не позволял себе религиозных вольностей. С кладбища Пёльхау вышел с Рут Андреас-Фридрих, одной из основателей группы «Дядя Эмиль».
«Прошлой ночью в моем доме появились две новые подводные лодки, — тихо сказал Гарольд, имея в виду тех, кому нужно было скрываться от властей. — Поможете раздобыть документы для них?» Андреас-Фридрих ответила, что постарается.
Иногда бомбы отменяли смерть, а не причиняли ее. Ральф Нойман был ровесником Урсель Ройбер, но ему повезло больше. Он и его старшая сестра Рита находились в еврейской больнице на Шульштрассе, ожидая отправки в концлагерь. В здание попала бомба. Ральфу и Рите удалось не только выжить, но и сбежать[888]. Когда-то Ральф выполнял поручения пастора Пёльхау. Идти им было некуда, и около полуночи они позвонили в дом пастора. Пёльхау сразу узнал Ральфа и пригласил войти[889].
Узнав, что Нойманам грозит смерть, пастор заверил беглецов, что в его доме им ничего не грозит. Они могут оставаться, сколько будет нужно. Обычно Пёльхау такого не говорил. Прятать евреев было опасно, а пастор и без того сильно рисковал. Обычно он отправлял страждущих в проверенные безопасные дома. Увы, таких мест становилось все меньше. Виной тому — бомбарировки. По оценкам верховного командования союзников, примерно треть немцев лишились жилья.
Теперь сама идея «безопасного дома» казалась фарсом. За несколько месяцев в город прибыло множество беженцев. Красная армия приближалась, и берлинцы пытались покинуть город. Правительство приказало выехать «лишнему» населению — женщинам, детям и престарелым. Но как? Автомобилей почти не было, а общественный транспорт дышал на ладан. Корреспондент шведской газеты проявил сообразительность и сумел выбраться из страны, купив подержанную машину за два костюма, килограмм кофе, несколько галстуков и носков[890].
Гарольд Пёльхау смог покинуть Берлин благодаря своевременному совпадению. В ночь неудачного заговора 20 июля агенты гестапо нашли в штабе резервной армии список, составленный Клаусом фон Штауффенбергом. Это был список всех местных офицеров-резервистов, готовых вывести войска и свергнуть правительство. В списке военного округа XIII по Нюрнбергу числился капитан Дитрих фон Трухзес. Этого оказалось достаточно, чтобы заключить капитана в тюрьму Тегель. Кузина его жены, Мария, оказалась невестой Дитриха Бонхёффера, который дружил с пастором Гарольдом Пёльхау. Очень скоро Пёльхау познакомился и подружился с капитаном, и тот предложил пастору вывезти жену и сына из Берлина[891]. Чтобы пастор согласился, он предложил всем поселиться в поместье Бундорф. Трухзес сказал также, что у его жены Хези есть родственник, который занимается железнодорожными перевозками для верховного командования. Он найдет места для Пёльхау. В Берлине вот-вот начнутся настоящие бои — ждать осталось несколько недель. Зачем оставаться в мясорубке?
В четверг, 4 апреля, Пёльхау не вышел на работу в тюрьму Тегель. Он сам, Доротея и Гарольд-младший ехали в поезде в Мюнхен, а оттуда — в Бундорф. Прибыв в поместье, они узнали, что Хези уже приютила у себя десяток беженцев. Кто-то даже стал проводить уроки для детей — это была Мария фон Ведемейер.
У Гарольда Пёльхау были и другие причины покинуть Берлин как можно скорее. Даже истинный божий человек, которого Рут Андреас-Фридрих называла «почти святым», может оступиться и пасть[892]. У Пёльхау начался роман с женщиной из движения Сопротивления. Он знал ее еще по университету. В марте она родила девочку. Гарольд оставался другом Герти Симсен, но не собирался бросать жену. Он хотел сказать Доротее, что изменил ей, и был уверен, что она даже если не поймет его, то хотя бы простит.
Как и пастор Бонхёффер, пастор Пёльхау верил, что сердце человеческое обладает самой большой силой мира.
67Дорога в никуда
Поздно вечером во вторник, 3 апреля, Дитриха Бонхёффера, Йозефа Мюллера и других особых узников Бухенвальда погрузили в небольшой грузовик. С собой заключенные могли взять разве что смену белья, и только британский капитан Пейн-Бест эвакуировался ни много ни мало с пишущей машинкой, чемоданом и тремя (!) коробками личных вещей[893].
С бензином в Германии было туго, поэтому тысячи грузовиков оснастили странным цилиндрическим приспособлением, напоминающим самогонный аппарат. Внутри «самогонки» горели поленья, что обеспечивало автомобилю скорость в тридцать километров в час. Вдобавок раз в час это «чудо техники» приходилось прочищать и подкидывать дрова в топку[894]. Поездка обещала быть долгой. Семнадцать пассажиров, охранники и вещи набили в кузов как селедок в бочку. Никто не говорил или попросту не знал, куда конкретно они держат путь, но грузовик медленно двигался на юг.
К полудню среды грузовик с трудом преодолел 240 километров и, к всеобщему облегчению, свернул к концлагерю Флоссенбюрг. Вскоре грузовик догнала полицейская машина и заставила съехать на обочину. Из машины вышли двое полицейских. Они сказали охранникам, что получили приказ доставить Йозефа Мюллера и еще одного заговорщика из абвера, капитана Франца Лидига, а также еще кого-то во Флоссенбюрг. Проблема была в том, что полицейские никак не могли разобраться, кто же этот «еще кто-то». В конце концов капитан абвера Людвиг Гере направился к полицейским. Он хотел остаться с Мюллером — в Бухенвальде они сидели в одной камере.
Полицейская машина с тремя новыми узниками Флоссенбюрга унеслась, а грузовик продолжил свой скорбный путь. Похоже, узников везли к Дунаю. Ночь заключенные провели в городской тюрьме Регенсбурга. «Опять эта вшивая интеллигенция! — проворчал охранник, когда они вошли в здание. — На второй этаж! Ма-а-арш!» Второй этаж напоминал кузов грузовика — люди буквально сидели на головах друг у друга. В основном это были родственники осужденных, которых под охраной перемещали в неизвестном направлении. Повсюду стояли и сидели представители разных поколений Гёрделеров, Штауффенбергов, Хасселей и Гальдеров. Тут же находилась и сестра беглеца из Стамбула, Эриха Вермерена.
Узников Бухенвальда разместили в камерах, однако уже на следующее утро им удалось пообщаться с остальными. Дитрих Бонхёффер принял на себя тяжкую обязанность — он сообщил Аннелизе Гёрделер о казни ее мужа. Вдова и четверо ее детей оказались в тюрьме в рамках закона о «коллективной ответственности». Бонхёффер рассказал, что Карла казнили в Плётцензее еще в феврале.
Тюрьма полнилась гулом людских голосов. Вдруг пронзительно завыла сирена воздушной тревоги. Разговоры немедленно смолкли. Союзники бомбили железнодорожное депо Регенсбурга. Охранники погнали заключенных в подвал. Пейн-Бест мельком увидел горящие вагоны и развороченные пути.
К вечеру все успокоилось. Узники Бухенвальда продолжили свой путь в никуда. Грузовик, чадя и надсадно кашляя, ковылял по дороге. Вдруг, издав предсмертный хрип, двигатель-«самогонка» заглох. Его пытались починить всю ночь. Заключенные мокли под дождем. Увы, реанимация провалилась, и утром узников пересадили на автобус. Мягкие сиденья, возможность сесть удобно… и десять охранников с автоматами. Автобус держал путь на восток, в сторону Чехословакии.