— Всё может быть, — неопределённо сказал Бутылкин. — Только вряд ли это.
— Отчего же? Врачи поголовно святые?
— Ну, святые не святые, а только все мы клятву Гиппократа давали. И рук злодейством не замараем.
Бутылкин в порыве благородного негодования даже привстал. Поднялся и я.
— Справедливости ради, злодейством занимался убийца, — уточнил я. — Врач лишь помогал. Хотя, надо признать, без его помощи Кусков по-прежнему был бы жив.
— Всё равно, — упрямо сказал Бутылкин, — всё равно… — Сунув руки в карманы халата, вызывающе посмотрел мне в глаза и, видимо, что-то в них прочёл. Нервно вскрикнул, срываясь на фальцет: — Что вы так на меня смотрите? Что за намёки?
— Действительно, к чему намёки, — согласился я самым что ни на есть мирным тоном. И без перехода гаркнул так, что врач вздрогнул: — Хватит дурака валять, Бутылкин! Извольте немедленно рассказать о вашей связи с убийцей!
Бутылкин мгновенно побелел, словно я публично отхлестал его по щекам.
— Как вы смеете? — взвизгнул пронзительно. — Меня, уважаемого врача… С ума сошли, что ли? На каком основании? Я немедленно иду к начальнику госпиталя!.. За клевету ответите…
И, резко повернувшись, почти побежал к двери. Ульянов сделал движение, словно хотел остановить, однако этого не потребовалось. Выскочив за дверь, Бутылкин тут же и вернулся, пятясь, — в сопровождении урядника Васильева, наставившего в тощую грудь револьвер.
Кирилл Ульянов
Морохин во всём блеске своих логических умозаключений был прекрасен и убедителен. Усадив подавленного врача на прежнее место и энергично шагая по палате взад-вперёд, он излагал доказательства вины Бутылкина. Мы с Петренко и Васильевым следили, чтобы тот не дёргался, и с колоссальным интересом слушали сотоварища.
— Вы, Савелий Львович, сделали всё возможное, чтобы убийца смог беспрепятственно проникнуть в палату и убить Кускова. Тому есть ряд доказательств, о которых нам рассказали его соседи по палате.
Во-первых, это вы как начальник отделения распорядились, чтобы Кускова без видимой необходимости перевели со второго этажа, куда его положили, на первый этаж. Ваш скрытый умысел очевиден: достать человека в палате на первом этаже неизмеримо проще, чем на втором… А Кусков-то удивился и о своём удивлении рассказал соседям.
Далее, именно вы дали команду санитарам переставить койку Кускова к окну. Казалось бы, зачем? А затем, чтобы убийце надо было только перемахнуть через подоконник — и вот она, жертва. Другого внятного объяснения нет.
Но и это не всё. Соседи Кускова рассказали, что накануне вечером вы лично зашли в палату, поинтересовались самочувствием больных и между прочим распахнули окно настежь. Жарко, мол, пусть будет в палате свежий воздух. При этом распахнутую раму вы застопорили какой-то деревянной чуркой, достав её из кармана халата. Она и теперь там. — Морохин ткнул пальцем в сторону подоконника. — Вы всегда берёте на обход деревянные предметы? Или захватили специально, чтобы подстраховаться? Чтобы окно случайно не захлопнулось от сквозняка и тем самым не создало проблем убийце?
Бутылкин поднял голову.
— Господи, какая чушь, — сказал с отвращением. — Что-то вы, господин следователь, в дедукцию заигрались… Да всё, о чём вы тут бубните, — это повседневная рутина. Мелочи. Я как начальник отделения ежедневно отдаю десятки указаний. Кого-то из пациентов переместить, кого-то выписать, кому-то поставить клистир… Обвинять меня бог весть в чём на основании подобного вздора? Вы в уме?
— Даже не сомневайтесь, — заверил Морохин. — Кстати, на хамство не обижаюсь, поскольку идёт оно от растерянности вашей, от страха разоблачения… И, наконец, самое интересное. Соседи Кускова рассказали, что во время вечернего обхода вы принесли с собой банку с некой жидкостью. Её вы собственноручно разлили по стаканам и буквально заставили больных выпить. Это, мол, хорошее снотворное…
— И что с того?
— А то, что никто в этой палате на бессонницу не жаловался. Удивились, но врачу отказать не посмели. И заснули, как убитые. Потому и не слышали ничего, когда убийца проник в палату. — Выдержал паузу. — Он, правда, — и мы это знаем — умеет передвигаться бесшумно. Такой интересный человек. Однако вы решили подстраховаться и фактически усыпили больных. Одного из них в каком-то смысле навсегда…
Петренко грозно засопел. Я подумал вдруг, что Морохин пристава убедил и сейчас тому очень хочется Бутылкина придушить. Убили-то не кого-нибудь — своего брата полицейского…
Бутылкин медленно поднялся.
— Всё это бездоказательные разговоры, — заявил он тускло. Заметно было, что растерян. — Действительно, кое-какие обстоятельства складываются так, что меня можно заподозрить… Но это ничего не значит! Любой адвокат на суде камня на камне от ваших измышлений не оставит!
— Вот! — перебил Морохин, поднимая палец. — Вы мыслите в правильном направлении. Суд будет обязательно, потому что ваше соучастие в убийстве я докажу. Это я ведь с вами пока беседы беседую. А в ближайшие дни начну допросы допрашивать. И можете не сомневаться — сами всё расскажете. И не таких, как вы, на чистую воду выводил. (Я внутренне поёжился, настолько жёстко говорил сотоварищ.) А пока я вас задерживаю до выяснения обстоятельств. — Морохин повернулся к приставу. — Тарас Иванович, будьте любезны забрать этого господина к себе в участок на денёк. Постановление о задержании я нынче подошлю. А потом переведу в тюрьму.
— Сделаем, Дмитрий Петрович, — солидно сказал Петренко.
Бутылкин тряхнул головой, словно не веря ушам.
— Меня? В тюрьму? Да вы права не имеете!
— То есть как это не имею? — искренне удивился Морохин. — Я действую строго в рамках российского законодательства. А вы до начала допросов посидите, подумайте, сочините аргументы в свою пользу… Кстати, не хотите ли сказать, какой гадостью вчера вечером пациентов напоили?
— Обычное снотворное, — окрысился Бутылкин, бледнея. — Из больничных запасов.
— Ой ли? А почему же у всех трёх соседей Кускова с утра головы трещат, как с похмелья? Это у вас все больничные препараты на людей так плохо действуют или выборочно? Впрочем, я выясню, выясню…
— Каким образом? — вырвалось у Бутылкина.
Морохин подмигнул.
— Один из пациентов, Митрохин, с утра свой стакан вымыть не удосужился. Я этот стакан с остатками питья у него изъял и сейчас отправлю на криминалистическую экспертизу. Вот пусть учёные люди разберутся, что вы там намешали. Может, обычное снотворное. А может, что посерьёзнее, чего в больничных запасах не водится.
Петренко с Васильевым повели Бутылкина к выходу. У двери тот обернулся и, с ненавистью глядя на Морохина, выкрикнул:
— Всё равно ничего не докажешь… сатрап!
— Не болтай тут, — прикрикнул Петренко, толкая Бутылкина в спину. — Ещё на допросах наговоришься.
В палате мы остались одни. Морохин сел на кровать и достал портсигар. Сев рядом, я дружески положил руку на плечо.
— Браво, Дмитрий Петрович! Прямых улик пока нет, но цепочка косвенных доказательств убедительная. И реакция Бутылкина подозрительна. Как вы насчёт него догадались-то?
— Догадка не сложная, говорю без всякого кокетства… Убийца всё сделал без сучка без задоринки. Как это у него так гладко получилось? Ясно же, что в больнице был надёжный сообщник, и солидный притом, скорее всего, не санитар какой-нибудь, не медсестра. Ну, а кем является этот сообщник, я понял из опроса соседей Кускова.
— И как вы собираетесь выводить его на чистую воду?
Затушив папиросу о подошву ботинка, Морохин метко швырнул окурок в окно.
— Для начала надеюсь на результат экспертизы. Подозреваю, что Бутылкин опоил пациентов каким-то сильным наркотическим снадобьем, какого в больничных запасах нет. На это указывает утреннее состояние больных. Если так — вот вам прямая улика… Впрочем, есть и другие способы добиться искренности. — Взглянув на меня, уточнил: — Логика и психология, Кирилл Сергеевич, ничего более. Физических методов воздействия не практикую.
«Слава богу», — подумал я. Морохин был мне по душе и не хотелось бы думать, что на допросах он распускает руки. Вслух спросил:
— Он, кстати, на пороге сгоряча сатрапом вас обозвал. Ничего не напоминает?
— Как же, напоминает, — ответил Морохин, не задумываясь. — По отношению к представителям власти — любимое словечко наших карбонариев-революционеров независимо от партийной принадлежности.
— Оно самое. Как полагаете, случайно вырвалось?
— Вырвалось, может, и случайно. А вот что в лексиконе нашего эскулапа есть такой термин, само по себе любопытно. Уж очень слово специфическое. Мирные обыватели таким не пользуются.
Морохин был совершенно прав. В голове заклубились какие-то невнятные мысли, образы, ассоциации… Я ещё не мог их сформулировать, но возникло смутное ощущение (всего лишь ощущение!), что, взяв врача, мы неожиданно коснулись некой силы. Той самой, которая опасалась Себрякова и погубила его.
— Сам ли по себе действовал Бутылкин или кто-то ему приказал? — подумал я вслух.
Усмехнувшись, Морохин остро взглянул на меня.
— Поздравляю, Кирилл Сергеевич. Мы, кажется, сработались и мыслим в одном направлении, — произнёс он. — Представьте себе, я тоже об этом подумал. Будем выяснять на допросах.
Ну и славно… Резко меняя тему разговора, я сообщил:
— Пока суд да дело, я ещё вам не сообщил, что по линии моей службы пришли сведения из Англии.
— Из Англии? — удивлённо переспросил Морохин.
Совсем ему голову Бутылкин заморочил…
— Ну да. Мы ведь говорили, что за три недели до убийства Себряков туда ездил с неизвестной целью.
— Точно! Что-то я забегался… Так удалось выяснить, что он там делал?
— Удалось, Дмитрий Петрович. Себряков встречался с живущей в Лондоне госпожой Эттвуд.
И опять, чёрт бы меня побрал… О том, что Себряков ездил в Англию для встречи с этой дамой, я знал давно. Однако вышестоящие инструкции, полученные перед командированием в полицию, вязали меня по рукам и ногам. О полной откровенности с Морохиным не было и речи. Информацию приходилось дозировать. И потому уже имеющиеся сведения я выдал за только что полученную новость.