Я отрицательно покачал головой.
— Дмитрий Петрович, дорогой вы мой, не будем забегать вперёд. Их ещё найти надо. Мы, между прочим, до сих пор не знаем, выдал ли что-нибудь Варакин убийце под пыткой. А вдруг документ уже в руках у эсеров? Или даже у англичан?
Однако Морохин лишь отмахнулся.
— Думаю, что Варакин общее представление о планах Себрякова имел, однако о документе и месте хранения ничего не знал, — заявил убеждённо. — Слишком большой секрет, чтобы делиться им даже с ближайшим помощником. По всем отзывам, Себряков был человеком очень осторожным.
— Возможно, вы правы…
— А если даже не прав, то возьмём Зарокова, и у него выясним, где записки.
— Мы уже берём Зарокова? — изумился я. — Мы ещё даже убийцу не взяли… Кстати! А не пора ли звонить Василию Андреевичу?
С Потаповым, управляющим купца Кукушкина, договорились, что в течение дня он будет аккуратно присматривать за квартирой убийцы. А вечером контрольным порядком сообщит, на месте ли тот.
— И верно, — откликнулся Морохин, взглянув на часы. — Уже четверть одиннадцатого, пора… Телефон у вас в кабинете?
Проводив Морохина, я ушёл в гостиную и бросился в кресло. Сквозь усталость пробивалась мысль, что брать убийцу будет куда как не просто. И даже пять дюжих полицейских, намеченных к участию в засаде, ещё не гарантия успеха. Но я сам пойду вместе с ними. Тряхну стариной…
Морохин вернулся в гостиную злее чёрта.
— Исчез, — рявкнул с порога.
— Постойте-ка, — сказал я, поднимаясь. — Почему сразу «исчез»? Может, где-то задержался или ночует у женщины…
— А вот ни хрена! — Морохин нервным жестом взъерошил волосы. — Потапов сообщил, что часа два назад к убийце пришёл какой-то мужичок простецкого вида. Ввалился в квартиру, а минут через двадцать вышли оба, причём хромой был с чемоданом. Швейцару на выходе сказал, что должен на несколько дней уехать по срочному делу.
— Да… Похоже, что уже и не вернётся, — сказал я невесело.
— Надо было брать сегодня, без всякой засады, — казнился Морохин. — Послать штурмовую группу, — и всё. А тот, видно, что-то почуял. Или, вернее, предупредили его…
Он яростно забегал по гостиной. Остановился, хищно глядя на диван. Думаю, лишь уважение к хозяину дома помешало отпинать беззащитную мебель. Я терпеливо ждал, пока сотоварищ успокоится.
Наконец Морохин выдохся и упал в кресло. Подняв на меня глаза, спросил неожиданно:
— Скажите, Кирилл Сергеевич, у вашей организации… в смысле, контрразведки… есть собственная служба внешнего наблюдения? Соответствующие люди?
Не скрою, вопрос удивил. Очень.
— Вы имеете в виду филёров?
— Ну, да, да.
— Есть такая служба, — сказал я осторожно, соображая, не выдаю ли я служебный секрет. — А зачем она вам?
Дарья Себрякова, вдова профессора, 25 лет
Какое же облегчение я испытала, когда нотариус вскрыл и огласил текст завещания! Конечно, я знала, что Викентий не обманет. И всё же невероятно приятно было сознавать с документом в руке, что отныне я — хозяйка большой квартиры в центре столицы, хорошего загородного дома и солидного счёта в банке. И это не считая авторских прав на замечательные книги, которые переиздавать ещё будут, будут…
Правда, это ещё не капитал. Но для начала неплохо. А могло быть и больше, если бы Викентий меня слушался и вкладывал свободные деньги в доходные акции. Но консервативный покойник биржевых игр не любил.
Викентий был старым другом моего отца, и я помнила его с детства. (Кто бы знал, что добрый дядя Вика однажды поведёт меня под венец…) После окончания гимназии помог поступить на Бестужевские курсы. Его попечением я получила хорошее образование, но что толку? Диплом есть, а перспектив нет. Казалось бы, со своей внешностью я могла бы составить хорошую партию, но где там… Воздыхателей хватало, однако лишь выяснялось, что я бесприданница, как все они один за другим куда-то пропадали из виду.
И вновь помог дядя Вика. Но как!
Однажды он приехал к отцу, и они о чём-то долго разговаривали. Затем красный от волнения родитель позвал меня в комнату.
— Дашенька, Викентий Павлович просит твоей руки, — сказал торжественно.
Я внутренне ойкнула и собралась. Играя смятение, буквально упала на стул.
— Что вы, что вы! Разве можно так сразу… — произнесла сбивчиво, словно в ужасе от грядущего расставания с девичеством.
— Я со своей стороны согласен, — продолжал отец. — Однако окончательное решение, конечно, примешь ты сама. Выслушай Викентия Павловича внимательно и со всей серьёзностью.
С этими словами он вышел, тщательно притворив дверь.
Профессор сел рядом. Седой, худенький, невысокий, был он одет в парадный чёрный костюм с ослепительно белой рубашкой и светло-серым галстуком, словно уже репетировал наряд к свадьбе.
— Что это вы надумали, дядя Вика? — пролепетала я трогательно, вытирая платком уголки глаз.
— Сделай одолжение, не красней, как маков цвет, — сказал Себряков твёрдо. — И не выжимай из себя слёзы. Ты девушка умная, с характером, так что тургеневскую барышню не изображай. По крайней мере со мной.
Что ж, дядя Вика знал меня хорошо. С ним действительно можно было не притворяться, хотя притворяться я привыкла с самого детства. Бедная девочка рано поняла, что маска слабости, покорности и смирения защищает от людей и мира не хуже щита. А притворство — верный способ обмануть окружающих и чего-то от них добиться.
Но не с Викентием. Он сам готов был дать мне всё, и я догадывалась, почему.
— У тебя безрадостное будущее, Дашенька, — продолжал Себряков спокойно. — Твои достойные родители бедны и ничем в этой жизни помочь не могут. Боюсь, что тебя ждёт прозябание.
— А вы, значит, хотите меня спасти? — спросила я с натянутой улыбкой. Себряков попал в самое больное место. Что может быть страшнее прозябания, в котором бесследно растворяются молодость и красота? И не есть ли это удел бесприданницы?
— Я всегда любил тебя и желал счастья, — говорил дядя Вика, наклоняясь ко мне и беря за руку. — Хоть удочеряй, но как это возможно при живых родителях? Теперь, однако, ты выросла, и я могу на тебе жениться. — Сильно сжал руку. — Ты стала восхитительной девушкой. Но поверь, я вовсе не сладострастный старик, мечтающий насладиться твоей красотой и невинностью… Хотя врать не буду: и это есть. Я всё же мужчина… — На миг прикрыл глаза. — Но это не главное! Главное ты и твоё будущее… Что скажешь?
Сердце билось отчаянно. Я вдруг поняла, что знаменитый учёный — мой шанс, моя удача, мой выигрышный лотерейный билет. В воображении мигом пронеслись туманные картины будущей жизни, совсем иной. Радостной, в достатке и удовольствиях… И если за эту жизнь придётся заплатить невинностью — что ж, ломаться не стану. Не я первая, не я последняя.
— Я согласна, дядя Вика… Викентий, — поправилась я. (Никогда ещё не приходилось называть его просто по имени. Вот и первый шажок в новую жизнь.) — Что я должна буду делать?
Себряков посмотрел на меня одобрительно.
— Ты права, Даша. Давай поговорим, как взрослые люди. Столкуемся о некоторых вещах сразу, до свадьбы ещё.
В тот день мы заключили своеобразный договор и в дальнейшем выполняли его неукоснительно.
Я стала примерной женой — хозяйственной и почтительной. А Викентий, как и обещал, на мне не экономил. Впервые в жизни у меня появились дорогие наряды и драгоценности, на очереди был собственный экипаж. Загородный дом в Сестрорецке находился в моём полном распоряжении. Муж ввёл меня в университетское общество, а несколько раз мы даже побывали на вечерах у великих князей, которые Себрякова знали и ценили как биографа августейшей семьи. Всё было прекрасно.
И всё же чего-то не хватало.
Перед свадьбой Викентий великодушно сказал, что держать меня взаперти и ограничивать мою свободу не собирается. «Но помни: никаких скандалов, никаких сплетен вокруг тебя и моего имени», — настойчиво повторял он, и я дала зарок. А про себя отлично поняла: про мои будущие увлечения он ничего знать не хотел. Да и мне скандалы были не нужны. А вот любовная связь очень даже…
Именно любовная связь — не любовь. Зачем мне любовь? Она по сути своей трагична, а я не Джульетта и в Ромео не нуждаюсь. Бурные страсти не для меня.
Другое дело уютная связь с приятным человеком. Она и только она могла дать ощущение полноты жизни. Отрада сердца, бальзам для души, источник физических наслаждений, неведомых в спальне со старым болезненным мужем, — вот что мне было нужно. И с первых же недель супружества я начала — пока ещё неосознанно — оглядываться вокруг в поисках друга.
Он явился в образе профессора Зарокова, который был шафером Викентия на свадьбе. Есть мужчины, созданные для того, чтобы волновать женщин, если угодно, роковые. Статный, высокий, с импозантной сединой, Зароков был полной противоположностью Себрякову. И тем не менее они дружили ещё со студенческой скамьи. Однако это не помешало Евгению недвусмысленно разглядывать меня ещё на свадьбе. А встретившись глазами, мы друг друга поняли.
Наша связь началась месяца через три после свадьбы. О, мы были осторожны, свидания случались только на холостяцкой квартире Евгения. Себряков о нашем романе ничего не знал, а мы украдкой наслаждались тайными отношениями. Евгений был галантен, мил и, несмотря на возраст, очень любвеобилен.
Кроме постельных удовольствий было и другое, особое. Красавец мужчина, уверенный в своей неотразимости, Евгений с самого начала смотрел на меня как на красивую глупышку, легко павшую в его объятья. (Знал бы он, с каким блеском окончила Бестужевку эта глупышка!) Профессора Зарокова я видела насквозь и забавлялась его самоуверенностью. Более того, смеясь про себя, подыгрывала, притворяясь глупой и слабой. В общем, развлекалась.
Таким образом, жизнь текла своим чередом — спокойная, обеспеченная, полная приятных маленьких страстей и удовольствий. Чем не идиллия? Однако смерть Викентия эту идиллию сломала.
Возможно, он и впрямь умер от инфаркта. Но тогда почему в нашей квартире оказался труп швейцара? Кто устроил в доме дикий разгром? Ясно как день, что дело было нечисто. Я ничего не понимала и начала всего бояться. Приходил следователь Морохин со своим помощником Ульяновым. Они задавали вопросы о