Вопрос был риторический и прозвучал сегодня уже не впервые. Встретившись с Демоном, как обычно, на специальной квартире, мы буквально сломали голову в поисках решения. Но его не было. Окажись на нашем месте мерзавец Морохин, он бы что-нибудь придумал, профессионал же. А мы с Демоном нет. От безысходности я предложил:
— Давай рассуждать от противного.
— Валяй, — разрешил Демон, и мне не понравился оттенок снисходительности в его тоне. Положительно, этот опасный, как кобра, плебей зарвался… Я стиснул зубы. Помолчал.
— Судя по словам вдовы, Себряков предпочитал держать важные вещи и документы при себе, в квартире. Тем более, что квартира просторная, слона можно спрятать, — продолжил наконец. — Следовательно, постороннее место хранения, вроде банковского сейфа или чего-то в этом роде, можно исключить. Так?
— Ну, так.
— Идём дальше. Мог ли он оставить записки на хранение кому-либо из близких людей? Теоретически мог. Однако близких людей у него почти не было. Вдова не в счёт — он её всерьёз не воспринимал и в свои дела не посвящал. Я тоже не в счёт, он мне о записках ничего не говорил. В сущности, остаётся лишь Варакин, помощник. Но, по твоим словам, он также ничего не знал.
— Можешь не сомневаться, — заявил Демон с неприятной ухмылкой. — Было б что сказать, сказал бы. У меня и не такие скулили.
— Ну вот… Методом исключения приходим к тому, что документ по сей день лежит где-то у него дома. Не в Неве же он его утопил… Вопрос: где?
Вывод был простой. И одновременно сложный. Я бы сказал, что искать надо в кабинете Викентия. Скорее всего, в кабинете. Я просто не мог представить Викентия, взламывающего пол, скажем, на кухне или в спальне, чтобы спрятать документ под половицей. Домашнего сейфа у него не было — обходился ящиками письменного стола…
Да, именно кабинет. Но в поисках пожелтевших от времени листов бумаги, исписанных выцветшими чернилами, как раз кабинет Демон исследовал тщательнее всего. И безуспешно… Под предлогом составления каталога я и сам провёл в кабинете немало времени. Вроде бы изучил в нём каждую щель. Опять же безуспешно.
Или всё-таки существует какой-то специально оборудованный домашний тайник? Возможно и это. В таком случае надо во что бы то не стало спровадить Дарью дня на два-три, чтобы аккуратно исследовать квартиру… Но попробуй спровадь! Сидит дома, как приклеенная, даже в Сестрорецк не ездит. Она, видите ли, в трауре. И, кстати, отказалась дать мне ключ от квартиры. Что-то в последнее время у нас отношения разладились…
От чувства бессилия сдавило виски. Я начал массировать голову.
— Да не убивайся ты так, — посоветовал Демон с ноткой сочувствия. — Ну, хочешь, спалю всю квартиру к едрёной фене? Тогда уж точно искать будет нечего.
— Шуточки, — огрызнулся я, морщась.
— Может, с Тузом посоветоваться? — предложил Демон вдруг. — Он мужик башковитый. Авось что-то подскажет.
— Вчера уже советовался, а толку? Он сам разводит руками… Лучше давай-ка ещё раз припомним, где и как ты искал той ночью. Прямо шаг за шагом.
Демон устремил скучающий взгляд в потолок.
— Давай, — согласился лениво. — Ну, значит, первым делом вытряхнул из ящиков письменного стола на пол все бумажки. Нужных не нашёл. Порылся в бумагах на подоконниках — там их тоже были кучи. Опять мимо. Тогда взялся за библиотеку. А вдруг, думаю, спрятал документ между книгами. В кабинете три шкафа, все битком набиты. По очереди открываю, а книги на пол выбрасываю. Все выбросил, потом отдельно шкафы осмотрел — нет ли секретных отделений. И ничего…
Так всё и было. Дарья потом жаловалась, что они с Пашей потратили несколько часов, собирая и заново расставляя книги в шкафах.
Слушая тягучий рассказ Демона, я не мог отделаться от мыслей о библиотеке Викентия. Правильно сделал Демон, что вытряхнул книги из шкафов. Документ вполне мог оказаться между научными томами. Но не оказался. А значит, Викентий был хитрее, чем я о нём думал. Спрятал записки так, что ни черта не догадаешься… Интересно, что со мной сделает Лидер, если в назначенный срок я не найду эти чёртовы мемуары?
И вдруг я догадался.
Догадка пришла неожиданно, без всякой связи с рассказом Демона. Она была проста и, можно сказать, лежала на поверхности. Она была ослепительна. Я невольно закрыл лицо рукой. До чего же я был глуп, что не додумался раньше!
Но что получается? Если моё предположение верно, то Дарья, убиравшая книги после убийства… Так вот почему отказалась дать ключ! Не столь уж она безмозгла, как я полагал. Мерзавка, шлюха… Я замычал, как от зубной боли.
Демон осёкся на полуслове.
— Ты что? — спросил удивлённо, заметив моё состояние. (Я сделал неопределённый жест.) Посунулся ко мне. — Что, неужто додумался?
Я уже взял себя в руки.
— Похоже, что да, — обронил тихо. — Во всяком случае, надо проверить…
И в двух словах сообщил о своей догадке. Про Дарью тоже сказал.
Некоторое время Демон лишь хлопал глазами.
— Ну, ты голова, Казанова! — сказал наконец негромко.
Не скрою — уважение в его голосе доставило мне удовольствие.
Кирилл Ульянов
Кажется, моим любезным Морохиным овладела хандра. Лютая.
Он подолгу молча глядел в окно или слонялся по кабинету. Отвечал невпопад. Много курил и пил чай в изумляющих количествах. Нехотя листал какие-то бумажки. Со стороны казалось, что человек просто убивает время, не зная, чем заняться. Но я уже неплохо изучил Дмитрия Петровича и готов был биться об заклад, что отсутствующий вид скрывает энергичную умственную работу. Оставалось надеяться, что она завершится неким озарением, которое в итоге приведёт к раскрытию дела Себрякова. Пора было, ох, пора.
Следствие ощутимо затормозило. Что сейчас можно было предпринять? Ну, продолжали следить за надзирателем Сидоркиным и Зароковым. Ну, разослали по городовым приметы хромоногого и надзирателя Воробьёва. Естественно, обыскали квартиру, покинутую хромым. Ничего интересного найти не удалось: так, всякий скарб, кое-какие пожитки, скудный запас продуктов. Проделали ещё кое-какие мелкие оперативные телодвижения — пока безрезультатные.
В общем, затишье. Для дедукции не было материала, для действий конкретных адресов и направлений. Ощущая сегодняшнюю свою бесполезность, я уже собрался откланяться и уехать к себе на службу, когда дежурный сообщил, что к Морохину пришла барышня Филатова. Говорит, мол, по делу.
Сотоварищ оживился.
— Веди её, — распорядился дежурному, поднимаясь и надевая пиджак, снятый в честь летней жары. — Помните Филатову? (Это уже мне.)
— А как же, — сказал я, в свою очередь надевая пиджак. — Очень милая женщина. Невенчанная жена покойного Варакина. Или, вернее сказать, невеста?
— Да хоть так, хоть этак… Раз пришла во второй раз, то, стало быть, что-то вспомнила или узнала. Возможно, достойное внимания.
У милой барышни Филатовой в руках была потрёпанная картонная папка с верёвочными тесёмками.
— Разбирала бумаги Виктора и вот нашла, — сообщила она, усевшись. — На ней надпись «Себряков В. П.», видите? Ну, думаю, надо следователям отнести. Мало ли, вдруг пригодится…
— Может, и пригодится, — подтвердил Морохин серьёзно. — А что в ней, Мария Михайловна?
— Черновики всякие, заметки, квитанции… Виктор же был у профессора правой рукой, да ещё половинкой левой. И литературу для работы подбирал, и тексты рецензировал, и поручения всякие выполнял. Случалось, что хозяйственными делами по просьбе Себрякова занимался.
— И, значит, всё, что касалось поручений Себрякова, он как человек скрупулёзный складывал в специальную папку, — полувопросительно сказал я.
— Ровно так, — подтвердила Филатова грустно. — Очень уж он был дотошный. Всё-то у него по полочкам разложено, всё-то у него в порядке — и на работе, и дома. — Вздохнув, полезла за платком.
Морохин поспешно протянул ей стакан воды, а я тем временем развязал тесёмки и заглянул в папку. Внутри была внушительная стопка разнокалиберных листков, исписанных от руки. Я мельком просмотрел некоторые из них. Отзыв на какую-то монографию, перечень книг, взятых в библиотеке университета, план работы над темой, утверждённый Себряковым… С этим надо было разбираться.
Проводив Филатову, Морохин взял папку и взвесил на ладони.
— Солидно, — резюмировал он. — Судя по весу, Варакин и впрямь делал для Себрякова много чего. Значит, будем изучать.
— Будете, будете, — подтвердил я, вставая. — Не скучайте, Дмитрий Петрович. Оставляю вас в обществе папки. До завтра.
Морохин поднялся вслед за мной.
— Кирилл Сергеевич, — произнёс негромко, пожимая руку, — может быть, ваша служба внешнего наблюдения что-нибудь уже накопала? Я имею в виду, интересное?
Я лишь пожал плечами.
— Может, и так… Если что, узнаете первым после меня.
Приехав на службу и зайдя в свой кабинет, я убедился, что Морохин как в воду глядел. На столе меня ждал пакет с донесениями наших филёров.
Усевшись, я быстро проглядел их. Потом перечитал медленно. Вот, значит, как… Вскочил со стула, словно подброшенный пружиной, и покинул кабинет, не пробыв и десяти минут. Выйдя на улицу, схватил первый попавшийся экипаж. Мчась к Морохину, уже не в первый раз думал, что не зря сотоварищ пользуется репутацией одного из лучших столичных сыщиков. И уж точно, что интуицией бог его не обидел…
Морохина я нашёл закопавшимся в унылые бумаги из папки Филатовой.
— Ба, Кирилл Сергеевич! — воскликнул он радостно, с удовольствием отодвигая стопки листов. — Вы же вроде уехали до конца дня. Бумажник забыли?
Вместо ответа я сел напротив него и, достав из внутреннего кармана пиджака, протянул сложенный пакет.
Морохин мгновенно стал серьёзным.
— Донесения? — спросил он лаконично, принимая пакет.
— Они, — ответил я столь же лаконично. И закурил, ожидая реакцию сотоварища на полученные сведения.
Аркадий Говоров, начальник
следственного отделения, 54 года
Ах, как хорошо началось утро! Можно сказать, превосходно. Телефонировал мне товарищ начальника полицейского департамента Платон Борисович Перепёлкин. Кто не знает, — большой человек. Все назначения по нашей службе идут через него. Едва поздоровавшись, тут же перешёл к делу.