— А ты не боишься, Ники? Англия будущую войну уже куёт и мечтает поставить нас под ружьё — на своей стороне и в своих интересах, естественно. Можешь не сомневаться, что мы в них увязнем с головой. Такое в нашей истории уже было и не раз. Напомнить тебе когда, где и при каких обстоятельствах?
Николай помолчал. Закурил, часто и глубоко затягиваясь. Произнёс высокомерно:
— Вопросы войны и мира я с тобой обсуждать не намерен. А вот что я хочу всерьёз обсудить, так это твою измену.
— Мою измену? Ты бредишь?
— Ничуть. Неповиновение воле монарха и есть форма измены. — Достал из ящика стола лист бумаги. — Вот! Вот весь ваш антибританский клуб! Зачитать? Великий князь (ткнул в меня пальцем)… камергер… аристократы… военные… даже министр собственного правительства! Чёрт бы вас всех побрал! Это что ещё за придворная оппозиция? Мало мне революционеров с террористами? Моё терпение лопнуло.
— И что ты намерен предпринять? — спросил я холодно.
Николай пригладил волосы слегка дрожащими руками.
— Я вас разгоню, — пообещал с угрозой охрипшим от гнева голосом. — Ссылку, разжалование, лишение чинов и наград ещё никто не отменял. Вы у меня хлебнёте…
Я усмехнулся.
— Ну, по крайней мере, звания великого князя ты меня не лишишь, а всё остальное переживу.
— И на тебя управа найдётся, дядюшка, — заверил племянник, внезапно успокаиваясь. — С тобой, конечно, сложнее, какой ни есть, а член фамилии. Живи, где живёшь, и служи, где служишь. От скандала я воздержусь. Но предупреждаю, что с этого дня каждый твой шаг будет под контролем. И любую твою глупость я пресеку на корню. Что такое негласный политический надзор, знаешь?
Про негласный надзор, я разумеется, знал. Знал и то, что к членам царской семьи он никогда не применялся. Я, значит, буду первым. Ай да Николай, ай да реформатор…
— А чтобы ты окончательно успокоился и не трепыхался, открою тебе: нашему с Англией союзу — быть, — произнёс Николай величественно. — Так решили мы с Джорджи. А любые препятствия на пути к союзу будут уничтожены. Смотри!
С этими словами он сгрёб рукопись в охапку. Мягко ступая по персидскому ковру, подошёл к угловому камину, разожжённому несмотря на тёплый летний день. Швырнул документ в огонь. Я вздрогнул и сделал невольное движение… но что оно могло изменить?
— Ясно теперь? — спросил Николай, не отрывая глаз от листов ин-кварто, гибнущих в огне.
— Уж куда яснее, — откликнулся я угрюмо.
Николай вернулся за стол.
— Между прочим, про эти записки мне написал именно Джорджи, — сообщил он. — Мы договорились, что никаких палок в колёса нашему союзу не потерпим. Вот это, — добавил высокопарно, указывая на догорающую рукопись, — жертвоприношение на алтарь британско-российского братства. Смирись, Сандро.
Стоп! Я поднял голову.
— А Джорджи о мемуарах Палена и угрозе их публикации узнал, разумеется, от своей «Интеллидженс сервис»? — спросил небрежно.
— От кого же ещё?
Я саркастически засмеялся.
— Браво, Ники! Два года назад ты принял звание британского адмирала. Сегодня твои решения подсказаны английской секретной службой. А что завтра? В России появится британский управляющий?
Ударь я его по лицу, он вряд ли побледнел бы сильнее.
— Чтобы добыть эти записки, англичане руками своих эсеровских холуев отправили на тот свет массу людей во главе с твоим биографом профессором Себряковым, — продолжал я наотмашь, не давая себя перебить. — Не веришь мне, так запроси материалы следствия! Ты в дурной компании, Ники…
— Замолчи!..
— А впрочем, не переживай. На что только не пойдёшь, лишь бы заключить пакт с великой Британией! На что только глаза не закроешь!
Я всё сказал, а он всё услышал. И мне вдруг стало крепко не по себе. Желание уничтожить меня светилось в его взгляде с пугающей ясностью.
— Твоё счастье, Сандро, что времена изменились, — сказал Николай тускло, доставая платок и отирая лоб. — При Петре или Анне за десятую часть своих слов ты бы уже харкал кровью на дыбе. И поважней тебя людям головы рубили…
Он встал и приблизился ко мне. Я тоже поднялся. Лицом к лицу — так и стояли, меряя друг друга тяжёлыми взглядами.
— Впредь я запрещаю называть меня по имени, — наконец произнёс Николай. — Кончился для тебя Ники. А ты мне больше не Сандро. Уходи!
Спасибо, что не «Убирайся»…
— Слушаюсь, ваше императорское величество! — отчеканил я.
И, чётко развернувшись, покинул кабинет чуть ли не строевым шагом.
Ах, бедный недалёкий Николай… Было ему невдомёк, что возможность напечатать уничтоженные записки Палена у меня всё же оставалась. И если не в России, так за границей. Но разве дело только в них? Изначальный замысел публикации был намного шире и глубже. И лишь покойный Себряков мог его воплотить. С гибелью профессора дерзкая попытка изменить роковой ход событий фактически провалилась. И с новой силой мной овладело ощущение, что наш поезд, набирая ход, мчится к обрыву.
Господи, спаси Россию и нас, в ней обитающих…
Дмитрий Морохин
Утром Кирилл Сергеевич привычно вошёл в кабинет, и я радостно поднялся ему навстречу. Сотоварищ, как всегда, выглядел бодрым и подтянутым. Только глаза у него были невесёлые, усталые, что ли.
— А я, собственно, пришёл попрощаться, — огорошил он, пожимая руку.
— Как так?
— Да уж так. Снова переводят на Дальний Восток, а приказы, знаете ли, не обсуждаются. Завтра и уезжаю. Но сначала в Москву, с Сашкой повидаться. Чувствую, теперь не скоро встретимся…
Ну да, у него же в Москве сын… Я огорчился. За месяц, что длилось расследование, я очень привык к этому надёжному и сильному человеку. Понятно, что у него своя служба, но в столице мы, по крайней мере, могли бы время от времени общаться, а так…
— Судя по вашей записке, за время моего отъезда случились какие-то события? — спросил Ульянов, усаживаясь напротив и доставая портсигар.
— А у нас что ни день, то события…
Я рассказал ему о разговоре со Спиридовичем, не исключая неожиданное предложение занять кресло покойного Говорова.
— Великолепно, — оценил сотоварищ. — Рад за вас и за дело рад. Когда бы на высоких постах всегда находились умные талантливые и порядочные люди… не будем показывать пальцем на Дмитрия Петровича… Россия бы сильно выиграла.
— Да это ладно, — сказал я, махнув рукой (хотя, не скрою, комплимент Ульянова лёг на душу приятной тяжестью). — Вы лучше вот что скажите… — Помедлил. — Вы ведь записки Палена сфотографировали?
Ульянов усмехнулся.
— Конечно, — подтвердил спокойно.
— Зачем?
— Чтобы на всякий случай осталась копия. Но вы правы, теперь, можно сказать, ни за чем.
— Загадками говорить изволите, Кирилл Сергеевич, — произнёс я со вздохом. — Вы же не себе в архив эту копию приготовили?
Ульянов не ответил. Заметно было, что сотоварищ о чём-то напряжённо думает, чуть слышно барабаня пальцами по столешнице. Впрочем, игра в молчанку длилась недолго.
— Не хочу я больше ничего от вас таить, Дмитрий Петрович, — наконец сказал Ульянов медленно, словно колеблясь. Провёл рукой по лицу. — Разрешения откровенничать с вами нет, ну и ладно. Возьму грех на душу. Знаю, что на вашу порядочность можно положиться, и конфиденциальные сведения останутся при вас. Хотя кое о чём я с вами уже обиняками говорил, а о чём-то вы с вашей проницательностью и сами наверняка догадались.
— Вы имеете в виду план опубликовать записки Палена? — спросил я с интересом.
— Я имею в виду план опубликовать «Чёрную книгу», — уточнил Ульянов.
Кирилл Ульянов
Морохин нахмурился.
— Что такое «Чёрная книга», Кирилл Сергеевич? — спросил с недоумением. — Уж очень название какое-то… мрачное.
— Да уж не мрачнее содержания, — возразил я. — По мысли авторов плана, «Чёрная книга» — это своего рода досье. Энциклопедия многовековых подлостей и прямых преступлений Англии против России в хронологической последовательности и с историческими комментариями. Записки Палена должны были войти в книгу важной частью, но содержания далеко не исчерпывали.
Судя по лицу Морохина, он пока не очень понимал.
— А кто вообще придумал эту затею? — спросил осторожно.
— При дворе сложилась группа высокопоставленных лиц, которые из государственных и патриотических соображений не разделяют курс императора на сближение с Англией, — пояснил я. — Более того, они этого курса опасаются. С такими друзьями, как Англия, и врагов не надо… Впрочем, на эту тему мы с вами уже говорили.
— Да, продолжайте.
— Главой этого неофициального клуба стал великий князь Александр Михайлович. Он-то и предложил подготовить такую, что ли, историко-политическую бомбу под фундамент будущего англо-российского союза с целью сорвать его заключение.
— Смело, — пробормотал Морохин. — Особенно учитывая личные симпатии императора к Англии.
— Смело, да, но что оставалось? Все попытки переубедить императора успехом не увенчались. Он заворожён мощью Англии, он упивается её демонстративным дружелюбием и комплиментами. На добрые слова король Георг Пятый, он же дорогой кузен Джорджи, не скупится. Но если власть в лице Николая плюёт на уроки истории и не может верно оценить сегодняшние угрозы для России, что делать? Великий князь предложил апеллировать через голову монарха к обществу.
Морохин машинально пригладил усы.
— Ай да князь! — произнёс задумчиво. — Так, значит, профессор Себряков тут был не главный…
— В каком-то смысле именно главный. Замысел замыслом, но его надо было реализовать. Вот тут Себряков с его научным и литературным талантом был незаменим. Я уже не говорю, что он был хорошо знаком с Александром Михайловичем и полностью разделял его патриотические взгляды, а также отношение к Англии.
— Что было дальше?
— Себряков составил план будущей «Чёрной книги». Кстати, название его. Книга должна была включать ряд глав. Предательство в ходе антинаполеоновских войн, заговор против императора Павла, поддержка польских восстаний при Николае Первом, крымская война против России вместе с французами и итальянцами. — Я взял паузу, чтобы зажечь папиросу. — Далее, дипломатическое удушение России после Русско-турецкой войны, поддержка Японии в ходе недавней Русско-японской войны… Это лишь неполный конспект. На самом деле, содержание шире. Кстати, планировался особый раздел о финансировании Британией российских революционеров — социал-демократов, эсеров.