— Впечатляет… Это всё?
— Ещё глава-версия о покушениях на Александра Третьего, организованных «Интеллидженс сервис». И, наконец, общий вывод.
— А именно?
— Вывод простой. Англия — враг, ненавидящий Россию лютой, животной ненавистью. Мы с ней не совместимы, и это навсегда. Любой союз со смертельным врагом губителен. С ним нельзя сближаться хотя бы даже из простого инстинкта самосохранения. И пусть российская власть помнит это. Ради страны, ради народа. Так сказать, forever[24].
Дмитрий Морохин
Я слушал, как заворожённый, и, когда Ульянов закончил, некоторое время молчал, обдумывая сказанное.
— Замысел мощный, — наконец оценил я искренне. — Один лишь конспект — и тот цепляет за живое… А вы знаете, ведь всё могло получиться. Такая книга общественное мнение взорвала бы…
— Расчёт на то и был.
— Так что успел Себряков?
— Увы, почти ничего. Кое-какие заметки, черновики, сохранившиеся у Александра Михайловича… Почему-то Себряков непременно хотел начать с главы, посвящённой убийству Павла. А для этого ему требовались записки Палена, о существовании которых он знал. Тут ему в помощь подключился, будем говорить, антибританский клуб.
— Каким образом?
— В его составе люди влиятельные, с возможностями, включая связи в специальных службах. Общими усилиями организовали поиск записок. Негласно обшарили пол-Европы, нашли потомков Палена, выяснили, что записки хранятся у его праправнучки Эттвуд. В общем, была большая работа, сделанная в короткий срок.
— А вы говорили, что искал Себряков…
Ульянов отрицательно покачал головой.
— До сегодняшнего дня я много чего говорил… вернее, недоговаривал. Один Себряков с поиском и за десять лет не управился бы. В общем, наш человек в Лондоне даму навестил и о покупке рукописи договорился. Деньги дал великий князь.
— Так ваш коллега сам бы и купил. Себрякову-то зачем ехать в Лондон?
— Он должен был лично убедиться в аутентичности рукописи. Наш человек, естественно, в истории дилетант, такого и обмануть не сложно. К сожалению, как я уже раньше говорил, их с профессором визит к Эттвуд англичане отследили. И всё завертелось…
— Похоже, он не только в истории дилетант, — произнёс я хмуро. — Если бы он заметил английскую слежку и смог бы от неё оторваться, сейчас всё было бы по-другому. Британцы не вышли бы на Эттвуд, не узнали бы о мемуарах, Себряков остался бы жив, — и многие другие тоже… И книга писалась бы…
Ульянов неожиданно рассердился.
— Наш человек далеко не дилетант, хотя, может быть, и не семи пядей во лбу, — сказал жёстко. — Российские службы по сравнению с «Интеллидженс сервис» существуют без году неделя. Нам ещё учиться надо, опыт набирать… К тому же, не в обиду вам, легко рассуждать вне оперативной обстановки, сидя в покойном кабинете…
Оскорбился сотоварищ за честь мундира, оскорбился. И был по-своему прав. Я, впрочем, тоже, однако ссориться с Кириллом Сергеевичем ни за какие коврижки не собирался.
— Беру свои слова обратно, — быстро повинился я, поднимая руки. — Вы рассказывайте, рассказывайте.
— А дальше произошло то, что произошло, — произнёс Ульянов, и меня ужалила полынная горечь его тона. — Великий князь и Себряков, конечно, знали, что ввязываются в опасную игру. Но кто же знал, что опасную до такой степени…
Кирилл Ульянов
Налив мне и себе чаю, Морохин вернулся на место, снял пиджак. Я последовал его примеру. Жаркое нынче лето выдалось. Или такое ощущение возникло оттого, что события — одно другого печальнее и драматичнее — идут нескончаемой чередой?
— Что решил делать великий князь после смерти Себрякова? — спросил Морохин.
— Это был вопрос… Гибель профессора, в общем-то, ставила на всём замысле крест. Однако Александр Михайлович — человек настойчивый и от своего плана отказываться не стал. Он принялся искать замену Себрякову. А пока суд да дело, надо было найти записки Палена, которые после смерти профессора исчезли.
— И, стало быть, вы…
— Совершенно верно, появился я у вас не случайно. Требовалось, чтобы человек, уполномоченный клубом, участвовал в расследовании, помогал в поиске убийцы и, главное, исподволь направлял следователя на поиск записок. Следователем по делу стали вы. А человеком от клуба — я.
— Почему именно вы?
— Александр Михайлович знает меня ещё по Русско-японской войне. К тому же я служу в контрразведке и оперативно-следственный опыт имею. Великий князь договорился с моим начальством, чтобы меня временно откомандировали для участия в расследовании. Предлог был вполне благовидный: погиб личный биограф царского дома, и в высших кругах желают, чтобы полицейское следствие было усилено представителем специальной службы.
Вскочив, Морохин принялся по обыкновению шагать по кабинету, искоса поглядывая на меня. Лишь бы не обиделся… Всё же, как ни крути, все эти недели я в чём-то его обманывал.
— Так вы всё знали и молчали? — сказал наконец Морохин, останавливаясь.
— Да помилуйте! Мне была известна лишь подоплёка дела в части записок Палена, не больше, и я эти сведения частями вам излагал. Всё остальное — фигуру Демона, участие Зарокова, предательство Говорова и так далее — мы вычислили вместе. Главным образом, конечно, вы, а я лишь помогал. Но вместе. — Встав, я положил руку ему на плечо. — Не сердитесь, Дмитрий Петрович. Свою связь с клубом и великим князем я, конечно, от вас таил. Но иначе, по ситуации, было невозможно. Во всём прочем я старался быть вам полезным… да просто быть надёжным товарищем. Во всяком случае, вы для меня стали именно таким.
Морохин широко улыбнулся, и у меня отлегло от сердца.
— И вовсе я не сержусь, с чего вы взяли, — проворчал он, крепко пожимая руку.
Славный человек Дмитрий Петрович… После смерти жены я замкнулся в себе и с людьми схожусь трудно. Однако Морохин вошёл в мою жизнь просто и естественно, словно знакомы невесть сколько. Как жаль, что теперь уж и не знаю, когда увидимся. Слишком далеко от Владивостока до Санкт-Петербурга.
— Ну, вот вроде и разобрались, — пробормотал Морохин словно сам себе. Перевёл взгляд на меня. — А то ведь я с первых дней чувствовал с вашей стороны какое-то умолчание, подозревал какие-то подводные камни…
— В вашей проницательности я и не сомневался.
— Но постойте! — спохватился Морохин. — А что же теперь? Великий князь от своего плана отказался?
— Вернее сказать, план провалился. Себрякова нет, записки Палена оказались в руках у императора. Он, кстати, их сжёг на глазах великого князя.
— Не удивлён, — сказал Морохин, помедлив.
— Но дело не в этом. В конце концов копия записок у меня есть… Дело в том, что император взбешён. С одной стороны, через Георга Пятого «Интеллидженс сервис» передала ему сведения о подготовке публикации скандального документа. С другой, охрана выявила и передала императору список лиц, входящих в неофициальный антибританский клуб. И Николай его фактически раздавил.
— Каким образом?
— Организационным. Великий князь взят под политический надзор. Других членов клуба в ближайшие дни ожидают отставки, разжалования, лишение наград и прочие репрессии. — Я усмехнулся и, боюсь, усмешка вышла тоскливой. — А ведь император ещё не знает, что кроме записок в публикации было бы много чего ещё… Так или иначе, в этой ситуации работа над «Чёрной книгой» закончена.
Повисла пауза. Потом Морохин глубоко вздохнул.
— Невероятно жаль…
— Да я ведь и сам скоропостижно уезжаю на край империи вовсе не случайно. Второго дня Спиридович беседовал и со мной.
— Да что вы? — поразился Морохин. — Наш пострел везде поспел… О чём же он говорил?
— Примерно о том же, что и с вами. Мне, правда, повышения не предлагал, — уточнил я не без иронии. — Взял честное слово, что о записках Палена я распространяться не буду. А потом, видимо, дал команду моему начальству на всякий случай перевести Ульянова подальше, куда Макар телят не гонял, — там пусть болтает, если что. А тем куда деваться…
Морохин крепко почесал в затылке и выругался.
— М-да… А знаете что, Кирилл Сергеевич? Спиридович оставил мне номер своего телефона. Я сейчас ему позвоню и попрошу, чтобы вас не переводили. Мол, ещё можете понадобиться как участник следствия…
Я сделал отрицательный жест.
— От души благодарен, Дмитрий Петрович, но не надо. Мотивировка слабая, а наши дружеские отношения к делу не пришьёшь. К тому же в кругах Спиридовича категория дружбы вообще не в ходу… Я ведь Владивостока не боюсь. Всюду люди, и дел по моей линии там по горло. Да я уже там и служил.
— Чёрт знает что такое!.. — Морохин посмотрел на меня растерянно. — Ну, вот как?.. Я сейчас про эту «Чёрную книгу» говорю. План провалился, а дальше что? Война-то если и не на пороге, так на горизонте. Неужто придётся воевать с Англией в одном окопе?
— В одном окопе, Дмитрий Петрович, Россия будет воевать с Францией и, может быть, с Сербией. А Британия возьмёт на себя общее руководство союзниками и вообще отделается малой кровью. Ну, дивиденды будет считать — куда ж англичанам без дивидендов-то… Тут мы с вами ничего изменить не можем.
— А что мы можем?
Вопрос был риторический, но я ответил вполне предметно:
— Лично я для себя решил так. Надо быть на своём месте и честно делать своё дело. Любить, коли есть кого, заботиться о близких. Помогать людям, чем можешь. А если война… ну, что ж, значит, будем воевать за Россию. Только так и никак иначе. В общем, надо жить, Дмитрий Петрович.
Морохин молча кивнул.
Поднявшись и резко меняя тему разговора, сказал я уже другим тоном:
— Чуть не забыл… По случаю моего отъезда приглашаю вас нынче вечером на отвальную.
— Дело хорошее, — оживился Морохин, потирая руки. — Но с одним условием: вечер за мой счёт.
— Это в честь чего?
— Мне тут по команде Спиридовича выписали наградные. Это за успешное расследование дела Себрякова, а работали-то мы вместе. Вместе и прогуляем.