денным в Одессе, и особенно действиями прокурора Стрельникова, назначенного производить следствия по политическим делам на всем юге России. Халтурин известил об этом «Исполнительный Комитет», который и поручил ему организовать убийство прокурора.
Покушение на Стрельникова планировалось на январь 1882 г., но Исполком «Народной воли», считая предстоящую операцию рискованной, отложил ее, чтобы найти для Халтурина напарника. Этим напарником стал двадцатидвухлетний пропагандист «Народной воли» Н. А. Желваков. 18 марта 1882 года он убил Стрельникова во время прогулки, но скрыться не смог. Халтурин с оружием в руках пытался отбить его от полицейских и был взят с поличным. Весть о том, что ненавистный прокурор убит, очень обрадовала сидевших в местной тюрьме уголовников. Желваков и Халтурин были ими встречены с почетом. Через несколько дней террористы, так и не назвавшие свои подлинные имена, были повешены.
Имя Халтурина было с особым цинизмом присвоено Миллионной улице, на которой стоит Зимний дворец — место главного преступления этого террориста. Теперь этой улице возвращено исконное название. Однако улицы Халтурина остались в Павловске и Петродворце. А в Твери городская Дума не поддержала инициативу более тысячи горожан о переименовании улиц Софьи Перовской, Александра Желябова и Степана Халтурина. Халтуринские улица и проезд сохраняются в Москве и в других русских городах. Погубивший невинных людей Халтурин удостоился несравненно больших почестей, чем еще один его земляк и ровесник — Владимир Бехтерев. Будущий корифей российской медицины в момент взрыва находился в Зимнем и оказывал помощь пострадавшим…
5. Названия, связанные с канонизированными советской пропагандой идеологами революционного движения
В этом разделе дано несколько очерков о людях, непосредственно к террору не причастных, но создавших произведения, которыми вдохновлялись поколения революционеров и террористов. Возможно, как значительные мыслители, они и заслуживают того, чтобы их именами были названы, допустим, улицы в родных им городах, а на домах, где они жили, остались мемориальные доски. Но то место, которое занимают их имена в российской топонимике, никак не сообразно с их вкладом в отечественную культуру. Вряд ли оправдано положение, когда огромному большинству жителей нашей страны совершенно не известны имена десятков действительно крупных русских писателей и политических мыслителей, в том числе и реформаторского движения, таких как князь Александр Голицын, граф Михаил Сперанский, Алексей Хомяков, Юрий Самарин, Константин Леонтьев или граф Павел Киселёв, тогда как несколько имен «духовных предтеч» большевизма с детства усвоены в качестве символов отечественной культуры. Ведь благодарность нации заслуживают не гении как таковые, но те выдающиеся люди, которые стремились исправлять, созидать и улучшать, а не разрушать до основания, чтобы на руинах исторической России возвести нечто новое, ими самими лишь очень смутно представляемое. Воплощение этих разрушительных идей в XX веке лишает их творцов того ореола очарования «борцов с тиранией», который они имели в глазах прогрессивной русской интеллигенции до 1917 года.
Герцен
Александр Иванович Герцен (1812–1870) был внебрачным сыном богатого помещика И. А. Яковлева и Генриетты Луизы Гааг, приехавшей в Россию из Штутгарта. Мальчик получил придуманную отцом фамилию, намекающую на сердечную привязанность родителей (Herz — сердце), и тяжело переживал свое «ложное положение». Его первыми домашними учителями были радикально настроенные республиканец-француз Бушо и семинарист И. Протопопов. Сильное влияние на мировоззрение молодого Герцена оказали также сочинения Руссо и Шиллера и восстание декабристов. «Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей души», — вспоминал Герцен. Вместе со своим другом Н. П. Огаревым он поклялся «отомстить казненных».
В 1829–1833 гг. Герцен был студентом физико-математического отделения Московского университета. В это время его увлекли сочинения утопических социалистов Сен-Симона, Фурье и Оуэна, а также революционные события 1830-х гг. во Франции и Польше. Вокруг Герцена сложился кружок «вольномыслящей» молодежи, в котором «проповедовали ненависть к всякому правительственному произволу». Через год после окончания курса Герцен, Огарев и несколько их товарищей были арестованы. Поводом стала вечеринка, на которой они пели песню с антимонархическими словами и разбили бюст Николая I. Было заведено дело о «несостоявшемся, вследствие ареста, заговоре молодых людей, преданных учению сен-симонизма». Герцен 6 лет провёл в ссылке в разных городах (Пермь, Вятка, Владимир); с 1836 г. он стал печататься под псевдонимом Искандер.
В годы ссылки, во многом под влиянием невесты — Н. А. Захарьиной и знаменитого масона зодчего Витберга усилились религиозные искания Герцена. Он восторгается Евангелием, обретает опыт глубокой молитвы, но за исключением короткого периода перед свадьбой остается чуждым и даже враждебным Православной Церкви. Свободолюбивый дух Герцена смущает казенность «николаевского православия» и он предпочитает быть «сердечным христианином» в традиции Сен Мартена. Друзей он просит прислать ему в ссылку сочинения знаменитых нецерковных мистиков — Парацельса, Эккартсгаузена, Сведенборга. Перед рождением своего первого сына он пишет «Бог поручает мне это малое существо, и я устремлю его к Богу» (Соч. т. 2, с. 263). Однако, вскоре этот религиозный настрой ослабевает и сменяется к 1842 г. настоящим бунтом против Бога. Внешней причиной перемены стали тяжелые жизненные испытания мыслителя — болезни жены, страдания и смерти трех детей. Вера в гармонию и разумность Божьего мира рухнула. Не желая сомневаться в человеке, видеть его органическую испорченность грехом, Герцен восстаёт на Бога и низвергает Его в своем мировоззрении.
На место Бога, как и другие революционные теоретики середины XIX века, он пытается поставить человека. Огромное влияние здесь на него оказывает сначала Гегель, а затем Фейербах. Но мощный ум Герцена не останавливается на половине пути. Он, страстно, совершенно религиозно взыскуя положительный идеал, отказывается его видеть не только в Боге, но и в любых исторических и социальных общностях. Он слишком хорошо знает человека, чтобы обольщаться на его счет. «Мужественная правдивость, которая проходит через все годы исканий Герцена, ведёт к тому, что в Герцене ярче, чем в ком-либо другом, секуляризм доходит до своих тупиков» — пишет о Герцене протоиерей Василий Зеньковский (Ист. рус. фил., Париж, 1948. — Т. 1, с. 278). Отсюда «печать трагизма на всём идейном творчестве» Герцена.
В 1842 г. Герцен вернулся в Москву и возглавил левое крыло «западников». Вместе с В. Г. Белинским, М. А. Бакуниным и др. он вступил в бой со «славянофилами»: «Мы видели в их учении новый елей, помазывающий благочестивого самодержца всероссийского, новую цепь, налагаемую на независимую мысль, новое подчинение ее какому-то монастырскому чину азиатской церкви, всегда коленопреклоненной перед светской властью». В 1840-е гг. Герцен написал роман «Кто виноват?», повести «Сорока-воровка» и «Доктор Крупов», в которых содержалось обличение крепостничества. Создал он и несколько философских работ, в том числе «Письма об изучении природы», о которых Г.В. Плеханов сказал: «Легко можно подумать, что они написаны не в начале 40-х гг., а во второй половине 70-х, и притом не Герценом, а Энгельсом. До такой степени мысли первого похожи на мысли второго». Василий Зеньковский считает Герцена основоположником русского философского позитивизма.
После смерти отца (1846) Герцен стал обеспеченным человеком и вскоре уехал в Европу, где занялся активной революционной работой, желая освободить человечество от гнета эксплуатации, клерикального и политического рабства. В конце 1840-х он занял место в самом центре международной революционной деятельности. Он тяжело переживал поражение европейских революций 1848–1849 гг.: «Я так еще не страдал никогда». Герцен разочаровался в революционных возможностях Западной Европы и в самом европейском обществе, смертельно отравленном, по его мнению, мещанством. Будущий успех освобождения человеческой личности от гнёта корыстной эксплуатации Герцен стал связывать с Россией. Он разработал теорию, согласно которой социализм разовьется в России из крестьянской общины. Герцен считал, что «человек будущего в России — мужик, точно так же, как во Франции работник». Отказавшись от веры в Бога и в Европу, он перенес свое страстное религиозное упование на Россию, и на русского мужика-общинника. Эти идеи впоследствии были восприняты народниками.
В Европе Герцен сблизился с местными революционерами, участвовал в издании газеты Прудона «Голос народа». В 1850 г. он ответил отказом на требование русского правительства вернуться в Россию, за что был лишен всех прав состояния и объявлен «вечным изгнанником». Переехав в Лондон, Герцен в 1853 г. основал там Вольную русскую типографию, чтобы печатать сочинения, запрещенные в России цензурой. С 1855 г. начал издавать альманах «Полярная звезда» (своего рода продолжение одноименного альманаха Рылеева). В 1856 г. в Лондон переехал Огарев, и в следующем году друзья приступили к изданию «Колокола» — первой русской революционной газеты, распространявшейся в России.
В 1857–1861 гг. «Колокол» писал о необходимости освободить крестьян (но сохранить общинное землевладение), уничтожить цензуру и телесные наказания. Когда же в 1861 г. крепостное право было отменено, Герцен стал резко критиковать правительственные реформы, публиковать прокламации и прочие документы революционного подполья. Он решительно поддержал Польское восстание 1863–1864 гг. в результате чего русская аудитория отхлынула от газеты, тираж сократился в несколько раз. Перенесение издания из Лондона в Женеву не поправило дела; в 1867 г. «Колокол» перестал выходить. Однако его распространение в России принесло свой плод: газета Герцена помогла объединить антигосударственные силы и создать революционную организацию «Земля и Воля».