— Саш, мне кажется, в данном случае мы сэкономим, а результат получим тот же. Посчитай, сколько надо будет материала.
Александр взял чертеж из рук матери, с интересом повертел в руках. Бросил матери, отодвинувшись.
— Понятия не имею… — он с тем же равнодушием пожал плечами, снова уставившись в телевизор.
— Лучше уж скажи, чтобы отстали… — Кирилл почувствовал раздражение, когда понял, что Александр намерен и дальше игнорировать их. — Мам, он же не собирается жить с нами. Да, Сашка? Он в нашей квартире жить собирается со своей Иркой! Наверное, не знает еще, что он у нее третий такой городской дурачок. В селе. А сколько их было, не знает никто! Ну, давай, иди, живи, что тогда тут делаешь?
— Ты че привязался? — бросил Александр со злостью. — Да, мы поссорились, да, я собираюсь вернуться в город, да, я не собираюсь жить здесь… Даже если не с Иринкой, я все равно здесь жить не собираюсь! — заявил он твердо, стараясь на мать не смотреть. — Ирина не виновата, не она заставляла меня играть на автоматах. Сказали бы спасибо, что Родион помог выкупить квартиру! — взвинчено прокричал он. — Конечно, с домом он поступил… Но я его понимаю! Я съездил, посмотрел, район мне понравился, не спросил, а они не подумали, что я не знаю, где это! Если я вам не нужен, — Александр вскочил, беспорядочно бросая в сумку то, что попадало ему под руку, — хорошо, замечательно, я уезжаю!
— Саша, а ты не хочешь предварительно поговорить с людьми, которые такими же умными словами бросаются? — вступил в разговор Матвей с насмешкой. — Мы тут не год, не два, всю жизнь на семейку эту любуемся!
— А вы кто такой, что бы я вас слушал? — остановился Александр, с неприязнью уставившись на Матвея Васильевича. — Я не собираюсь ни с кем разговаривать! — он поднял сумку, подошел к столу и протянул руку за ключами от машины.
Матвей перехватил ключи, надел на палец, кивнул на стул.
— Сядь! — приказал он. — Машина матери пригодится, у нас летом грибы, ягоды, веники, охота и рыбалка, а автобусы рейсовые не ходят. Ты уже достаточно в ту семью отдал, и остановиться без специальной помощи не сможешь. Ты еще документы на машину оставь, пожалуйста, — попросил он серьезным и строгим голосом. — Давай посчитаем… Я твоей маме верю. Офис, база… Сколько это? Десять миллионов? Техники… четыре камаза, строительный кран… Еще десять миллионов. Итого двадцать. Странно, что все это теперь принадлежит Родиону? Машина у него новая, квартира, повезло ему нарваться на бизнесмена! И как-то так получилось, что все твои долги точнехонько уложились в то, что у вас с матерью было!
— И что, ну забрали машину… Надеетесь, что начну собирать ваши сплетни? — усмехнулся Кирилл, внезапно натолкнувшись на сопротивление. Матвей Васильевич здесь был начальник и пользовался уважением. Там, за дверью было не меньше пятидесяти человек, которые скрутят его в одно мгновение. Матвей Васильевич его не боялся, и показал это всем своим видом, слегка нагловато. — Да кто вы такой, чтобы меня учить? Документы надо? — Александр в приступе гнева вывалил вещи из дорожной сумки на пол, достал пакет с документами, швырнул ими в Матвея. — Подавитесь! Вам легче? Что тебе еще, мужик? Поселиться здесь решил? Ну-ну! — он перевел взгляд на мать, внезапно меняясь. Теперь лицо его исказила ухмылка. — Мать, ты с ним уже переспала, или этот деревенский урод пока только подъезды делает? Собираешься подбирать это говно?
Матвей спокойно подобрал документы, и встал напротив Александра. Александр раскраснелся, кривился, сжимая кулаки — он бы кинулся на Матвея, если бы тот не был так спокоен. Глаза матери тоже налились кровью ненависти и презрения.
— Сашенька, а где ж мне лучше-то взять?! — ядовито процедила она сквозь зубы. — Ты ж меня в эту деревню… Я еще не старая, мне едва за сорок. В моем возрасте, знаешь ли, еще детей бабы рожают! Так что, ты иди, иди, мы тут как-нибудь сами, без тебя! Все, что можно было, все в твоей новой семье, из-за которой ты нас еще убьешь… Иди! Мне Кирюшу надо от тебя спасать. Не собираемся мы хоть как-то судиться и рядиться. Бог вам судья! Матвей, отдай ему ключи, пусть уезжает!
— Давай, — Александр протянул руку.
— Отдам, но сначала посидишь и послушаешь одного человека, — холодно заявил Матвей, открыл дверь и позвал: — Слава, поди-ка сюда! Славу позовите!
Через несколько тревожных и гнетущих минут в комнату зашел парень, лет двадцати пяти, одного возраста с Александром. Одет он был по рабочему, в зеленого цвета ватник и такие же штаны. Внешность у него была обыкновенная, но спустя мгновение Александр задергался, стараясь на парня не смотреть. Изо рта Славы текла слюна, руки дрожали, глаз подергивался. Кирилл застыл, впервые увидев человека, место которого было в психиатрической клинике.
— Вы что-то хотели, дядя Матвей? — спросил он и как-то странно начал моргать.
— И что, мне надо слушать это урода? — Александр усмехнулся, разваливаясь в кресле, сложив ногу на ногу, оскаливаясь в усмешке. — Ну, начинай!
— Этот урод, жертва твоей необычайно умной невесты, — дядя Матвей тоже ухмыльнулся и посмотрел на Александра свысока. — В свое время, то бишь, три года назад, это был очень интересный молодой человек, — Матвей обратился к Славе. — Как твою девушку зовут?
— Ирина Штерн, — слегка заикаясь, сказал Слава. — Она не будет любить вас, если вы станете говорить о ней плохо… — парень затряс головой и сунул в рот палец, кусая его до крови, но как будто не чувствуя боли.
— С кем теперь Ирина, невеста твоя? — ласково спросил Матвей.
— Здесь! — блаженно улыбнулся парень, показав на свою голову. — Ирина смотрит на меня сверху, — у Славы вдруг покатились слезы, он уперся в стену и начал биться головой. Пена изо рта у него не шла, но он держался руками за голову, царапая себе глаза, и повалился на пол, начиная дергаться в конвульсии.
Александр брезгливо от него отодвинулся.
— Ты что несешь, козел! — лицо у Александра вытянулось.
— А теперь я расскажу его историю… На, Славик, поешь, — устало вздохнул Матвей, присаживаясь на стул и протягивая Славе бублик и кружку кофе, когда тот пришел в себя. Он снова улыбался, как будто не помнил, что с ним только что произошло. — Закончил парень институт. Горный. Познакомился с Ириной, привел в дом. Сначала воровать начал у родителей. А потом мать узнала, что спит она не только с сыном, но и с отцом. Пробовала выгнать, а получилось наоборот — отец их выгнал. И жену, и дочь, и сына. Вот тогда-то Ирина и предложила купить им полуразвалившуюся хибарку в Черемушках, а чтобы они квартиру не отсудили, предложила быстро оформить ее на себя. Такая вот… история!
Александр криво усмехался, но сидел на месте, не пытаясь встать.
— Кстати, матери твоей развалюху готовили не лучше, — с насмешкой продолжил дядя Матвей. — Можешь посмотреть на нее, ее хорошо отсюда видно. И поверь, если бы не вмешался Артур Генрихович, жить бы вам на улице! — закончил он.
— У него же черепно-мозговая травма! — заикаясь, вдруг заговорила мать, подсаживаясь к Славе, погладив его и пододвинув тарелку с сушками.
— Но доказать мы ничего не можем, — бросил с неприязнью дядя Матвей.
— Его в больницу надо, — предложила мать.
— Не надо, заколют его там, хуже только сделают, — решительно воспротивился Матвей. — Сами поднимем, сейчас получше уже стало. Понимать что-то начал, а то вовсе памяти не было. Вот, Авдотья умела лечить, — он с сожалением покачал головой. Это со временем проходит иногда.
— А что же они, ссорились? — поинтересовалась мать. — Она вроде им как бабушка?
— Да нет, — поморщился Матвей. — Отца их она приветила, жили они лет шесть, тогда и дом построили. А потом жену с дитями привез. Поначалу вроде как чтобы не мыкались там. Авдотья добрая была, не могла она никому отказать, жалостливая. Сами-то они тогда в Казахстане жили, в Ташкенте, а тут как раз перестройка началась, Союз развалился, выгоняли их из квартир. К нам тогда семей десять приехало. И встретила по-человечески, привечала, а как муж умер, помогала, учила.
Он снова обратился к Александру, успокоившись.
— Иди, я даже рад, очень кстати. Когда черепушку пробьют, наверное, суд примет во внимание, что двое удивительно одинаково выглядят и мыслят, и оба собирались жениться на одной и той же…
— Хм, — Александр все еще улыбался, но в глазах его промелькнул испуг. — Вы хотите сказать… И что? Это ничего не доказывает, вы сами сказали…
— По непонятным причинам, вскоре отец его умер, прострелил себе голову, — словно бы наслаждаясь, продолжил Матвей Васильевич, кивнув на Славу. — И странно, да, когда Славка узнал, что отца нет, поехал Ирину искать! И вернулся к нам вот такой… Мать у этого парня тоже умерла. Сердце не выдержало, когда поняла, что с ним сделали. Только сестра осталась. Иди-ка сюда, — Матвей взял руку Александра против его воли и положил ее на лоб Славы, пальцем поводив по черепу, успокаивая Славика, который испуганно вздрогнул.
Александр тут же отдернул руку, побледнев.
— Что там? — мать тоже склонилась над парнем. И тоже побледнела, как полотно. — Боже мой! Боже мой! Но это же… — она сдавленно вздохнула, прохрипев, повалилась рядом, стараясь дышать глубоко. — Такое мог сделать только врач! Боже мой, лоботомия!
Александр теперь сидел с вытянутым лицом. Кирилл не удержался и тоже пощупал то место на лбу, которое так напугало и мать, и брата. На лбу парня, чуть выше переносицы, в черепе прощупывалась ровная круглая дыра в кости размером в сантиметр.
— Саша, посмотри на себя, на свое мышление со стороны, — Матвей показал рукой на пространство надо лбом с обеих сторон. — Ты выставил мать и брата из квартиры, ради людей, которых знаешь всего год. Что они тебе дали? Покажи мне здесь хоть одну вещь, которая принадлежала бы им. Так за что ты так стараешься оправдать их, даже готов наплевать на людей, которые тебя любят?
— Дом, — произнес Александр автоматически, наморщив лоб.
— Дом куплен, причем за большие деньги! — констатировал Матвей Васильевич. — В двадцать пять миллионов он вам обошелся! Он таких денег не стоит. Ты хоть какие-то чувства брата и матери чувствуешь? — с жалостью спросил он. — Нет? А почему? Это внушение, гипноз, приказ. Саша, ты у нас уже третий такой в деревне. Мы ведь и бабушку их, Авдотью, хорошо знали — и каждый скажет, знахарка была сильная. И порчу умела напускать. Упырь ты, если не одумаешься! Давай-ка лучше память свою проверь… — Матвей протянул Александру проект, сделанный матерью. — Человек ничего н