2 марта 1942 года утром к гетто стали подъезжать легковые машины с гестаповцами; среди них находился оберштурмфюрер Шмидт, совершенно пьяный. Это было плохим предзнаменованием. Евреи заволновались. Однако рабочие колонны, как обычно, отправились на работу. Прибывшие гестаповцы пошли на квартиру заведующего биржей труда и принялись кутить. В водке, в дорогих винах недостатка не было. Все это было доставлено в гетто на грузовой машине. Все приехавшие не уместились в квартире, и часть из них осталась на улице и на площади. К ним был вызван полицейский 5-го участка Рихтер, в ведении которого находилось гетто. Тут же на улице гестаповцы пьянствовали и обжирались, после чего они приступили к ”работе”. С нагайками, с револьверами они врывались в дома и сгоняли людей во двор обойной фабрики на Шпалерной улице. Толпы народа — женщины, дети, старики — стояли и ждали своей смерти. В двух домах по технической улице палачи не нашли жильцов — они спрятались в ”малинах”. Немцы подожгли эти дома и сожгли людей живьем. Наутро на пепелище стали возвращаться рабочие колонны, их встречал у ворот гетто сотрудник гестапо. Этих рабочих, вместе с толпой, ожидавшей смерти во дворе обойной фабрики, направили к железной дороге, погрузили в вагоны и отправили по дороге, ведшей на Дзержинск.
Там все были расстреляны. Многие пытались бежать, но пули убийц их настигали. Так были убиты еще 5000 человек.
Гестаповцы окружили колонну рабочих из тюрьмы во главе с их бригадиром Левиным.
Левин, в прошлом художник и детский писатель, писал под псевдонимом Берсарин.
Левин потребовал освобождения всей колонны, мотивируя тем, что его колонна состоит из одних специалистов. Его одного освободили, но Левин настаивал на освобождении всех. Его избили прикладами и погнали прочь. В руках у Левина была жестяная крышка, с которой он набросился на немцев. Тут же на улице Левина расстреляли.
Вечером, когда кровавая работа подходила к концу, оберштурмфюрер Шмидт, окруженный немцами и полицейскими, с длинным кнутом, совершенно пьяный, на чистом русском языке кричал: ”Сегодня, как никогда, удачно, прекрасно, удачно, удачно”. Полицейский за хорошую организацию погрома и помощь гестапо получил награду и был повышен по службе.
Как и при первых погромах, были уничтожены: детский дом, инвалидный дом и часть работников Юденрата.
Страшную картину представляла колонна детей всех возрастов, от самых маленьких до 13—14 лет, во главе с заведующим детским домом. Дети кричали: ”За что? Наши придут и отомстят за нашу кровь, за кровь наших отцов и матерей”. Нагайки опускались на их головы. Дети с кровоподтеками, со вздувшимися от побоев лицами, оборванные, шли дальше. Если ребенок отставал, его пристреливали. Вся улица была усеяна трупами ребят.
Работница детского дома Амстердам покончила с собой, вскрыв вену.
Население гетто уменьшалось. Немцы произвели снова переселение, перебрасывали евреев из одной квартиры в другую, из одного района в другой. Уменьшалась территория гетто, сжималось кольцо вокруг него.
Погромы, которые устраивало гестапо, не останавливали работы коммунистов. В гетто не прекращался уход евреев в партизанские отряды: с каждым днем к партизанам уходило все больше и больше людей. Об этом узнало гестапо и кровавым террором отвечало на каждый уход евреев в партизанские отряды.
В том случае, когда гестапо находило след человека, связанного с подпольной партийной организацией, нес ответственность не только он один, но все жители дома, где он жил, или вся колонна, где он работал. Ночью окружали дом со всех сторон, выводили людей и расстреливали их.
В конце марта 1942 года началась волна ночных погромов. Жители гетто с ужасом прислушивались к тому, как строчил ночью пулемет, как раздавались стоны и крики расстреливаемых. По ночам слышался топот людей, убегавших от пуль.
Ночные погромы произошли 31 марта, 3 апреля, 15 апреля, 23 апреля. В одном из этих погромов — 31 марта 1942 года — погибла Нина Лисс, которая только за день до того, выполнив задание в Западной Белоруссии, вернулась в Минск.
Нашелся предатель, который передал в гестапо списки работников подпольного партийного комитета с указанием их адресов. Нина жила на Коллекторной улице, в доме №18. Когда бандиты ночью окружили дом, они стучали и кричали: ”Нинка, открой!”
Гестапо требовало выдачи Гебелева, Смоляра, Фельдмана, Окуня, предупреждая, что иначе будут расстреляны все работники Юденрата. Вновь назначенный председатель Юденрата Иоффе знал, что немцы осуществят эту угрозу. Но выполнить требование гестапо Иоффе отказался.
Гебелев, конспирируясь, носил три фамилии, поэтому гестаповцы были сбиты с толку. Фельдманов в гетто было много, трех Фельдманов гестапо отправило в тюрьму, откуда они уже не вернулись. Окуня через некоторое время арестовали.
Смоляр (Смоляревич), возглавлявший подпольную партийную организацию гетто, был неуловим. Гестаповцы настойчиво требовали выдачи его. Иоффе пошел на хитрость: он заполнил чистый бланк паспорта Смоляревича Ефима, измазал его в крови и пошел в гестапо, сказав, что этот паспорт найден в одном из домов, где произошел ночной погром, и извлечен из одежды трупа. Гестаповцы удовлетворились, считая, что Смоляревич (Смоляр) погиб.
Смоляревич, Гебелев и Фельдман жили и продолжали вести борьбу с врагом.
Фельдман занимался снабжением оружием. Группы людей, отправляемые в отряды, вооружались винтовками, наганами, гранатами. Помимо добычи оружия, усилия подпольщиков были направлены к тому, чтобы раздобыть типографию и отправить ее в отряды. Две типографии удалось отправить в отряды, а третью передали в распоряжение городского комитета партии.
Большую роль при отправке типографий в партизанские отряды сыграл связной, пионер Вилик Рубежин. Мальчик этот потерял своих родителей, война застала его в пионерском лагере под Минском. Три раза, с огромным риском, вез он через весь город санки со шрифтом, прикрытые сверху тряпьем.
Он же провел к партизанам партию евреев в 30 человек. Впоследствии сам ушел в лес к партизанам, участвовал во многих диверсиях и засадах. Он был награжден в отряде орденом Красной Звезды.
Ночные погромы гестаповцы объясняли борьбой с партизанским движением. Такие же ”акции” происходили и в русском районе. В партийную организацию пробрался враг и выдал некоторых членов подпольного партийного комитета.
Гебелев привез 10 коммунистов из русского района и скрывал их в ”малинах” гетто по еврейским паспортам.
Особо жестоким был внезапный и краткий погром 23 апреля 1941 года. Убийцы окружили дома по Обувной, Сухой, Шорной и Коллекторной улицам. Погром начался в 17 часов и закончился в 23 часа, погибло до 500 человек.
Другой ночной погром, поражающий своей жестокостью, немцы и полиция учинили в мае 1942 года. По Завальной улице они окружили два четырехэтажных густозаселенных дома, подожгли эти дома со всех сторон и сожгли в них живьем людей. Сгорело несколько сот человек.
Менялись немецкие громилы, одни уходили, другие приходили, и каждый из них под видом наведения порядка в гетто занимался истреблением евреев.
Незадолго до своего ухода из гетто Рихтер решил проверить выполнение приказа об обязательном выходе евреев на работу. Он остановил на улице первых трех встречных, завел их на биржу и приказал полицейским раздеть несчастных, избил их до полусмерти, а одного из них вывел на площадь, привязал к столбу и застрелил. На груди убитого повесили картон с надписью: ”Так будут поступать с каждым, кто посмеет не выходить на работу”.
На смену Рихтеру пришел его преемник — Геттенбах. Он издал приказ, превращавший гетто в лагерь. Все дома гетто были перенумерованы, и жители гетто, помимо желтых лат, стали носить еще номера своих домов. За нарушение этого приказа Геттенбах собственноручно расстрелял сотни евреев. Но расстрелы в гетто производились и без всяких поводов и причин. В мае привезли из лагеря Тростинец трех рабочих. Они себя плохо чувствовали и попросились на прием к врачу. Геттенбах отвез их на кладбище и расстрелял. Аналогичных случаев было много.
Работа на фабрике ”Октябрь” считалась самой выгодной. Там, кроме 200 граммов хлеба, давали кружку горячей воды, а на обед жидкий суп.
В мае 1942 года с фабрики уволили 13 женщин. Они решили наутро пройти с колонной на фабрику, узнать, за что их уволили. Им не позволили говорить с шефом и повели в тюрьму. Две недели их мучили и томили в тюрьме, а потом под усиленным конвоем повели в гетто на площадь против Юденрата. Жителей выгнали из домов на площадь, а затем этих 13 несчастных расстреляли разрывными пулями. Два дня лежали убитые на площади, — немцы не разрешали их убрать.
В апреле 1942 г. гестаповцы приказали всем евреям каждое воскресенье являться на площадь к зданию Юденрата ровно к 10 часам утра.
Без плеток и избиения прикладами эти выходы на площадь не обходились. Люди находились в напряжении, не зная, что их ждет на площади. Каждое воскресенье на сборах Рихтер, Геттенбах, Фихтель, Меншель и другие произносили речи, убеждали евреев не уходить из гетто в партизанские отряды, говорили, что погромов больше не будет. Каждое воскресенье повторяли одни и те же речи, после чего евреев заставляли исполнять концертные номера: петь, играть, некоторых фотографировали.
В одно из воскресений полицейские пошли проверять по домам выход евреев на ”апель”. Они нашли в квартирах 14 мужчин. Их привели на площадь, показывали всем и объявили, что их отведут в тюрьму, откуда они уже больше не вернутся. Так это и было: их расстреляли. ”Апели” продолжались до 28 июня 1942 года. В июне, в одно из воскресений, после ”апеля”, группа евреев стояла у водоколонки на Танковой улице. По 2-му Апанскому переулку проходил полицейский с женщиной. Подошли к проволоке, увидели очередь за водой, и полицейский, обращаясь к своей даме, сказал: ”Посмотри, какой я меткий стрелок”, — и выстрелил из винтовки в толпу. У колонки осталась лежать 16-летняя девушка Эсфирь, через час она скончалась. Такие случаи не были единичными.