Так же было и в Молодечненском госпитале. На голом полу, в каждой палате в четыре ряда, плотно прижавшись друг к другу, лежало восемьдесят человек. Свирепствовал тиф. На целый этаж (восемь-десять палат) был один термометр. Я заболел тифом. За все время болезни фельдшер смог лишь один раз измерить мне температуру. Вшей обирали в обязательном порядке три-четыре раза в день. Раздевались догола и просматривали каждую вещь. За один прием набирали по триста-четыреста крупных вшей, мелких собирали пригоршнями. Немцы ничего не делали для борьбы со вшивостью. Врачи мне рассказывали случаи, когда немцы кардинально решали проблему с тифом: они поджигали тифозные бараки вместе с находившимися там больными.
Немцы разработали целую систему утонченных наказаний, рассчитанных на то, чтобы нанести физические страдания военнопленным, и на то, чтобы унизить их человеческое достоинство.
Порка, избиение, заключение в карцеры и бункеры — все это применялось в лагерях. Людей пытали, вешали и расстреливали без малейшего повода.
В Молодечненском лагере (позже и в Кальзарийском) мы много раз видели, как на дворе порют пленных. Били полицейские, но за процедурой избиения часто наблюдали немецкие офицеры. Однажды я видел, как офицер выхватил у полицейского нагайку и стал со всего размаха бить по голому телу распластанного на скамейке человека. Окончив избиение, офицер пригрозил полицейскому: если он будет жалостлив и бить будет некрепко, то его самого выпорют.
Только извращенный ум садиста мог додуматься до системы пыток, какие существовали в лагерях, особенно для политработников и евреев.
Вот что мне рассказал младший политрук Мельников (уроженец Сталинградской области, Березовского района, села Рогачева). Он попал в плен под Керчью в мае 1942 года. Его предали и сообщили немцам, что он политработник. Немцы отправили его в лагерь № 326 (близ деревни Августдорф, недалеко от Падеборна и Билефельда). Здесь был специальный ”блок СС”, куда помещали политработников, евреев и особо подозрительных.
Товарищ Мельников попал в этот блок. На допросе Немцы прежде всего интересовались его предками, не было ли среди них евреев. При допросе били пистолетом по лицу и выбили зуб.
Затем били резиновой дубинкой, добиваясь признания, что он политрук. В этом блоке на допросах били до потери сознания. Когда человек терял сознание, его окатывали холодной водой, он приходил в себя, тогда опять били. Вставляли пальцы в щель дверей и ломали их, закрывая дверь. Окунали голову в стоявшую тут же посуду с водой. Иногда держали голову в воде до тех пор, пока человек захлебывался.
После двухчасовой пытки товарища Мельникова вывели на ”тактику”: веточной канаве, куда стекала моча из уборной, нужно было проползти на животе (наполовину раздетым) пятнадцать-двадцать метров, затем по той же канаве проползти это расстояние на спине.
Процедура получения обеда в этом блоке была такова: в котелки наливали суп и в двадцати—тридцати метрах от котелков ставили людей. Они должны были ”по-пластунски”, на животе, подползти к котелкам, взять их и быстро съесть суп. Тех, кто отставал или выползал вперед, били или травили собаками. В день давали половину котелка баланды (брюква и вода) и сто граммов хлеба, а вечером — кипяток. После обеда с 12.30 и до 14.30 людей выводили на ”физзарядку” — непрерывный бег вокруг барака. Отстававших и падавших били и наказывали: два часа они должны были стоять неподвижно с завязанными назад руками и повешенным на шею камнем. После бега заставляли копать яму размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Один из пленных должен был влезть в яму, а товарищи должны были по грудь засыпать его землей. После этого его откапывали и ту же процедуру проделывали над другим. Затем в яму дырявым ведром лили воду с тем, чтобы потом дырявым же ведром ее из ямы вычерпывать. Под вечер все люди в блоке (тогда — восемьдесят человек) должны были десять—пятнадцать раз по команде быстро залезать на трехъярусные нары, ложиться, соскакивать на землю и снова залезать. Отстававших травили собаками. Так продолжалось до 7—8 часов вечера. Вечером пленных заставляли вычерпывать своими котелками мочу из уборной (из этих же котелков они обязаны были и кушать). Затем людей водили в баню и поливали из брандспойта попеременно, то горячей, то холодной водой.
В 9 часов вечера пленным давали кипяток — ”чай”. С 9.30 до 11 — была еще раз ”физзарядка”: измученные люди должны были непрерывно бегать вокруг барака. С 11 до 12 часов ночи — вокруг барака ходили ”гусиным шагом”. В 12 ночи давали сигнал: отбой. День пыток снова начинался с 3 часов утра. Евреев после мучительных пыток убивали. Но мало кто из русских товарищей выдерживал эти нечеловеческие пытки. Конец для всех был один.
Немцы морили и убивали пленных на каторжных работах — на фабриках, в шахтах, каменоломнях. С декабря 1944 года до конца плена я находился в лагере смерти ”Везуве”. Сюда посылали умирать советских военнопленных, некоторое время проработавших на немецких предприятиях. Таких лагерей для умирающих было много. Недалеко от лагеря ”Везуве” находились такие же лагеря смертников — Далюм, Витмаршен, Алексис и другие. Они все входили в одно лагерное объединение — так называемый ”Шталаг VI С”.
Уже после нашего освобождения из плена в лагерь ”Везуве” приезжали английские и канадские офицеры и солдаты, приезжали врачи и спрашивали умирающих от туберкулеза, что довело их до такого состояния. Они услышали потрясающие рассказы о том, как немцы отправляли на шахты и предприятия молодых и здоровых людей, солдат и офицеров Красной Армии, попавших в плен; их заставляли работать по четырнадцать и шестнадцать часов в сутки, давая за рабочий день один-два литра баланды из травы и брюквы. Люди подвергались неслыханным издевательствам и избиениям. Даже самые здоровые через четыре-пять месяцев заболевали туберкулезом, и тогда немцы посылали их в лагеря смерти. На их место пригоняли из других лагерей специально отобранных здоровых людей, чтобы в четыре—шесть месяцев и их вымотать. Так работал немецкий конвейер смерти. Но и в лагерях смерти спокойно умирать не давали. До последней минуты жизни немцы мучили людей голодом, холодом, избиениями, надругательствами.
С первой минуты плена немцы раздевали и разували пленных и одевали их в лохмотья. Тем самым они не только обрекали пленных на муки холода, но и унижали их человеческое достоинство. В начале января 1942 года в Вяземский госпиталь прибыла группа офицеров Красной Армии, незадолго до того попавших в плен. Большинство из них прибыло с обмороженными ногами. На ногах вместо обуви у них были какие-то тряпки. Как рассказывали эти товарищи, когда они попали в плен, немцы прежде всего сняли с них всю теплую зимнюю одежду и разули, а затем разутыми погнали по этапу зимой в мороз. Я видел в феврале 1942 года, по пути из Вязьмы в Молодечно, как немцы разували пленных, снимали с них теплые валенки и тут же надевали себе на ноги.
Удивительно ли, что в этих условиях и при таком зверском обращении в немецком плену погибли сотни тысяч советских людей. Они буквально были замучены немцами.
Немцы не щадили ни русских, ни украинцев, ни белорусов, ни армян, ни грузин, ни татар, ни евреев, ни узбеков, ни казахов.
И в то же время разжигали национальную рознь среди пленных, с целью разобщить советских людей, натравить одни национальные группы на другие и таким образом облегчить осуществление своих подлых планов. В своих газетах они натравливали русских на украинцев, украинцев они натравливали на русских и белорусов. В газетках, раздаваемых немцами на украинском языке, Пушкин, Белинский и другие выдающиеся русские люди поносились самым грубым образом. В белорусских газетках немцы ругали русских, украинцев и других. Кое-где в лагерях охрана была ”украинская”, в эту охрану набирались всякие отбросы, националисты и хулиганы. Они били пленных — русских, украинцев, белорусов, татар и других, выдавали евреев. Этим путем немцы разжигали национальную вражду.
Особенно дикую вражду немцы разжигали к евреям. Фашисты вели невиданную антисемитскую пропаганду.
Каждый советский гражданин, попавший в фашистский плен, был смертником, независимо от его национальной принадлежности. И все же, еще страшнее было положение евреев. За ними и за политработниками велась ни на один день не прекращавшаяся охота. Евреи попадали в плен подобно тому, как попадали в плен русские, украинцы, белорусы, армяне, грузины и другие: либо в окружениях, либо раненые. Среди немногих евреев, которых я встречал в плену, были врачи, попавшие в окружение вместе с госпиталями и ранеными. Некоторые попали в плен тяжело раненными, истекая кровью на поле боя. Военнослужащие-евреи знали, что у немцев их ждет мучительная смерть. И если, тем не менее, они попадали в плен, то лишь в силу чрезвычайных обстоятельств.
В конце 1941 года я находился в ”госпитале” для военнопленных в Вязьме. Как-то в декабре в палату пришел санитар и сообщил: ”Немцы ищут евреев”. Недалеко от меня на нарах лежал военный врач, до войны начальник железнодорожной поликлиники в Калуге, доктор С. Лабковский. Он попал в окружение и, выходя из него, отморозил обе ноги так, что пальцы на ногах отвалились. Его ноги представляли собой кровавые обрубки. Он не мог передвигаться даже на костылях. Немцы узнали, что он еврей. Вечером пришли шесть немцев и велели ему немедленно собраться. Тяжелобольного, его увезли. В тот день увезли всех больных, в которых немцы заподозрили евреев. Арестовали и увезли также евреев врачей, фельдшеров и медицинских сестер. Все знали, что их ожидает: пытки, мучения, смерть.
В Рославльском лагере Смоленской области, по рассказам бывших там в 1941 году, немцы травили военнопленных евреев собаками: их выводили во двор лагеря и спускали собак. Пытавшихся защищаться или отгонять собак немцы, потешавшиеся этим зрелищем, избивали.
Евреев и политработников, попавших в районе Вязьмы в окружение в октябре 1941 года, немцы живыми бросали в колодцы. Находясь в Вяземском и Молодечненском лагерях, я от очевидцев слышал множество рассказов об этом. Оказавшихся в окружении собирали по лесам и деревням, свозили на сборные пункты. Здесь, по внешнему виду, отбирали евреев и убивали. В Барановичском штрафном лагере (так называемый ”Остлагерь”) производились систематические расстрелы военнопленных евреев, в том числе и женщин — медицинских сестер и врачей.