«Она знает о тебе… И я знаю». Подсудимого прижали к стенке две женщины, которых он пытался запутать и очаровать, чтобы они не заметили его преступлений. Его прижали к стенке, и у него не оставалось выбора. Он ликвидировал их обеих с интервалом в несколько минут… А теперь давайте поговорим о вещественных доказательствах, которые мы предъявим, — воодушевляется она.
Таких доказательств оказывается немало. Но это всего лишь сахарная глазурь на прекрасном торте, который только что испекла Маргарет Олсон. По реакции присяжных на ее слова и по их мрачным взглядам в мою сторону становится ясно, что я одной ногой в могиле. И свою лопату земли на эту мою могилу бросит каждый из них.
88
На следующее утро мой адвокат Стилсон Томита выступает с нашей вступительной речью, суть которой он уже изложил мне в своем офисе. Кейт, по его словам, представляла собой классическую «отвергнутую женщину». В составе присяжных было семь дам, и я больше всего переживал по поводу того, как они отреагируют на эти слова. Пэтти всегда говорила — и один раз мне подтвердила моя жена, — что никто не относится к женщинам более критично, чем другие женщины. Возможно. А если критика исходит от мужчины? Тут уж я не знаю. Стилсон использует имеющиеся у него доказательства — сексуальные фотографии и сообщения, в том числе и то из них, в котором сквозила скрытая угроза: «У тебя был шанс. Помни что я давала тебе шанс».
Но присяжным, похоже, это не кажется убедительным. Они весь прошедший вечер размышляли над тем, что услышали от Маргарет Олсон: что я был непорядочным, манипулировал людьми, соблазнил Кейт ради возможности держать ее в поле своего зрения — «держать врага поближе к себе». И каждый из доводов Стилсона, которые тот приводил в доказательство отчаяния и безумия Кейт, которая всеми способами домогалась меня, кажется им еще одним подтверждением, что мои манипуляции сработали.
Слово снова переходит к обвинению. Маргарет Олсон в течение трех последующих дней устраивает прямо-таки парад свидетелей, тщательно обосновывая обвинения в мой адрес.
Первой выступает Нгози Макнамара, заместитель прокурора штата, — красиво одетая молодая афроамериканка родом из Йоханнесбурга, что в Южно-Африканской Республике. Судя по фамилии, она вышла замуж за какого-то местного ирландца.
— По указанию Эми Лентини я помогала составлять запрос на ордер на обыск в особняке, — рассказывает она.
Маргарет Олсон кивает:
— Первое предложение третьего абзаца документа. Не могли бы вы прочесть, что там написано, чтобы это внесли в протокол, госпожа Макнамара?
Макнамара смотрит на свой экземпляр документа:
— «Нижеподписавшемуся лицу стало известно от ТО, что сделанные от руки записи, относящиеся к занятию проституцией и взяткам чикагской полиции, хранятся внутри здания».
— А что означает «ТО»?
— «Тайный осведомитель».
— А за чьей подписью был бы отправлен запрос?
— За подписью Эми Лентини, — отвечает Макнамара.
— Получается, у нее имелся тайный осведомитель?
— Да, имелся. Он сообщил, что Рамона Диллавоу ведет учетные записи внутри особняка. Нас прежде всего интересовали пометки о взятках, которые давались полицейскому управлению Чикаго.
— Эми говорила вам, кто был ее тайным осведомителем?
Макнамара, вспомнив что-то, улыбается и качает головой:
— Вытащить из нее эти сведения не помогли бы даже «Челюсти жизни».[71]
— Не помогли бы?
— Ей, конечно, в конце концов пришлось бы рассказать об информаторе судье, от которого она хотела получить ордер на обыск. Но если бы такой необходимости не было, Эми скорее забрала бы информацию с собой в могилу.
Олсон бросает взгляд на присяжных:
— Насколько вам известно, Эми действительно забрала ее с собой в могилу, не так ли?..
Суперинтендант полиции Тристан Дрискол, мой старинный «друг», одетый в униформу — хотя не провел ни одного дня на улицах города, борясь со всяким дерьмом, — заявил, приподняв подбородок и проговаривая слова очень четко и доходчиво, что Эми Лентини была убеждена в том, что именно я украл маленькую черную книжку во время облавы в особняке.
— Госпожа Лентини однозначно заявила, что детектив, расследующий убийства, не имел никаких оснований арестовывать кого бы то ни было за причастность к проституции, — вступает он. — И я согласился. Оснований действительно не было.
— А как отреагировал подсудимый?
— Он очень разволновался. Уже в самом конце разговора резко поднялся со стула и подскочил к ней почти вплотную. Я поначалу подумал, что он собирается напасть на нее.
— Протест, — поднимает руку Стилсон, стараясь в полной мере отработать высокую почасовую оплату. — Необоснованные нападки.
Судья удовлетворяет протест, тем самым отбивая выпад, который Тристан сделал в мою сторону, но как можно ликвидировать звон колокола, который уже зазвонил? «Сделайте вид, что вы его не слышали, господа присяжные (подмигивание), пусть даже нам всем и известно, что вы его слышали!»
Мэри Энн Лентини (мать Эми, очень похожая на нее — такие же темные глаза и черные волосы) со слезами на глазах сообщает, что дочь приехала ее навестить в город Аплтон в штате Висконсин и рассказала о знакомстве с одним мужчиной.
— Эми призналась, что впервые в жизни нашла человека, с которым могла бы связать будущее, — говорит мать Эми. — Она сказала, что влюбилась в полицейского, которого зовут Билли Харни.
Затем выступает Марк Мэдисон — специалист по сбору улик из полицейского управления Чикаго. Эдакий коренастый толстяк, который покрасил — причем неудачно — остаток волос на полулысой голове. Я знаю Марка далеко не один год. Чего ему меньше всего хочется — так это давать в суде показания против меня. Сейчас он даже не решается взглянуть в мою сторону.
— Да, — говорит он. — Я присутствовал во время обыска в доме Билли. Но лично я оружия в подвале не находил.
— Но, поскольку вы являетесь одним из специалистов по сбору улик, вам показали обнаруженное оружие?
— Да. Меня сначала позвали в некое помещение в подвале, похожее на кладовую. В коробке для сигар на одной из полок было обнаружено огнестрельное оружие.
— То самое оружие, описание которого вы только что дали? — спрашивает Олсон, показывая на пистолет в прозрачном пакете.
— Да, это оно, — соглашается Марк. — Я положил его в пакет и прикрепил бирку.
— Вы…
— Я инвентаризировал его, — не дает договорить он.
Олсон кивает:
— А было ли там какое-нибудь другое оружие?
— Был нож — обычный старый кухонный нож, который обнаружили под крышкой туалета в подвале, — отвечает он. — Я тоже его инвентаризировал.
— Этот? — Появляется еще один прозрачный пакет, в котором лежит нож.
— Да, это он.
— Насколько нам известно, вы получили указанные единицы оружия из рук человека, который их обнаружил?
— Думаю, да.
— И кто этот человек? — задает следующий вопрос Олсон. — Кто обнаружил пистолет и кухонный нож в подвале подсудимого? Один и тот же человек?
— Да, один и тот же, — говорит Марк. — Лейтенант Пол Визневски.
89
Доктор Жаклин Коллинз-Лайтфорд — судебный эксперт в криминалистической лаборатории чикагской полиции. После ее фамилии в документах фигурируют многочисленные аббревиатуры, символизирующие ученые звания, и другие аббревиатуры, обозначающие профильные группы экспертов, в состав которых она входит. Много букв и всевозможные заумные слова. К тому моменту, как она наконец расшифровала присутствующим все закодированные аббревиатурами знаки, мы, я думаю, несколько раз прошлись по всему алфавиту.
С этим свидетелем беседует уже не Олсон, а один из ее заместителей — женщина-прокурор, которую зовут Лоретта Скоупс. Я когда-то видел ее у здания суда, и не раз, но никогда не общался. Она выглядит как положено: серьезная, резкая, никакого словоблудия — только факты.
— Доктор, каким образом вы определяете, имеется ли на вещественном доказательстве кровь?
— Проводятся два отдельных анализа, — объясняет она. — Во-первых, так сказать, предварительный анализ, который называется анализом по методу Оухтерлони. Он позволяет узнать, является ли обнаруженное пятно кровью. Если исследование дает положительный результат, я провожу уже основной этап, чтобы окончательно убедиться, что это и в самом деле кровь, и кровь человеческая.
Прокурор кивает:
— Вы проводили анализы применительно к вещественному доказательству номер четыре, под которым фигурирует нож?
— Да.
— И какие получили результаты?
— Они подтвердили наличие крови, а также то, что она принадлежала человеку.
(Ну вот, дошла очередь до предположения, что нож использовался для ритуального жертвоприношения нашего козленка.)
— Доктор, вы брали образец крови для анализа ДНК?
— Да.
— И подготовили образец крови жертвы — госпожи Рамоны Диллавоу. И, получив соответствующий запрос, сделали анализ ДНК применительно и к данной крови?
— Да.
— Вы сравнили образцы?
— Да.
— Каким образом вы это делали?
Ответ на вопрос занимает бо́льшую часть второй половины дня. Все слышали о ДНК, но никто толком не знает, что это такое. А лаборанты в белых халатах имеют об этом четкое представление. И один из таких выходит на место для дачи свидетельских показаний и в течение девяноста минут читает своего рода лекцию об анализе ДНК, бросаясь выражениями типа «короткие тандемные повторы», «полиморфизм длины амплифицированных фрагментов» и «полимеразная цепная реакция». А мы делаем вид, что присяжные в состоянии понять, о чем идет речь. Позволил бы кто-нибудь присяжному заседателю, прослушав двухчасовую лекцию, провести кардиохирургическую операцию? Разрешил бы кто-нибудь присяжному заседателю, обученному подобным образом, скажем, осмотреть уши собаки? Черт возьми, нет. Допустимо ли, чтобы присяжный признал человека виновным в убийстве и засадил его до конца дней в тюрьму после краткого объяснения о том, как выполняется анализ ДНК? Еще как! Никаких проблем!