Воспоминания — яркие и отчетливые сцены, звуки и запахи, страх, ненависть и дикий ужас — все это набрасывается на меня с разных сторон, мешая дышать и вызывая жжение в груди.
Я с трудом восстанавливаю дыхание, делаю блаженные глубокие вдохи, хриплю и издаю нечленораздельные звуки.
А когда ко мне возвращается дар речи, единственное, что я могу сказать, — «нет».
«Нет, нет, нет, нет, нет, нет…»
— Нет!
93
Туман рассеивается и заменяется негромким шумом, звуками шагов и разговоров снующих по дому полицейских и специалистов по сбору улик.
— Давай-ка я вытащу тебя отсюда. — Пэтти, просунув руку под мышку, тянет меня вверх. — Пусть они делают свою работу.
Мы осторожно обходим «опасного незнакомца», все еще лежащего на ковре в моей спальне. Он по-прежнему держит в руке пистолет 45-го калибра. Его черный свитер испещрен окровавленными дырками.
Лыжная маска поднята до уровня лба. Белый мужчина, на вид — около тридцати лет. Однодневная небритость на щеках, шрам на щеке, безжизненные глаза смотрят вверх. Он умер еще до того, как повалился на ковер.
— Мы выясним, кто это, — обещает Пэтти. — Я уверена, что о нем имеются какие-нибудь сведения.
Мой отец и Гоулди стоят в коридоре, наблюдая за тем, как специалисты по сбору улик делают свою работу внутри спальни и вдоль коридора, цепляя бирки, фотографируя и посыпая специальным порошком, чтобы затем снять отпечатки. Я подхожу к отцу, он обхватывает меня одной рукой. Пэтти идет с другой стороны. Они поддерживают меня, как будто я инвалид.
Мы направляемся вниз по лестнице в гостиную. Детектив будет брать у меня показания. Однако рассказать я могу немного: я услышал, как задняя дверь открылась, спрятался в углу спальни, выпустил весь магазин в человека, который забрался в мой дом.
Раньше я его никогда не видел.
Два моих брата — Айден и Брендан, которые приехали в Чикаго на суд, пытаются отремонтировать замки, взломанные сегодня ночью: с задней дверью потрудился человек в лыжной маске, а переднюю выбили прибывшие полицейские.
Мой адвокат, Стилсон Томита, приезжает через пару часов после инцидента и обнаруживает меня и Пэтти сидящими на крыльце, а моего отца и Гоулди — беседующими с детективами о расследовании и требующими для меня круглосуточной охраны.
Я сижу на диванчике с закрытыми глазами, откинув голову на подушку. Люди вокруг разговаривают тихо, думая, что я сплю, и надеясь, что сон поможет мне немного расслабиться и отдохнуть.
Но я не могу уснуть. И расслабиться тоже не удается.
Я напряженно размышляю. Думаю о том, что произошло там, на втором этаже.
Но мысли мои заняты не «опасным незнакомцем». И не перестрелкой. Я анализирую мысли и картинки, которые навалились на меня непосредственно перед появлением незнакомца и не отпускали после. Они хлынули таким потоком, что у меня перехватило дух.
Теперь они отвердели, превратились в лед, образовав в груди прочные неровные глыбы.
— Билли, — слегка толкает меня Стилсон.
Я поднимаю голову и открываю глаза. В окне за Стилсоном видны первые признаки восхода солнца: блеклый расплывчатый свет.
— Мы получим отсрочку судебного разбирательства, — обещает Стилсон. — После того, что произошло, судья не откажет.
— Нет, — твердо говорю я.
— Тебе нужно отдохнуть, — вмешивается Пэтти.
— Послушай, есть еще один момент, — уговаривает Стилсон. — Я знаю, то, что случилось сегодня ночью, ужасно, но мы можем использовать это в своих целях. Инцидент показывает, что кто-то хочет закрыть тебе рот.
Я бросаю взгляд на Пэтти, пытаюсь встать с диванчика.
— Куда ты собрался?
— Хочу принять душ и одеться, чтобы отправиться на суд, — поясняю я.
— Стой! — в один голос восклицают Пэтти и Стилсон.
Адвокат преграждает мне путь:
— Билли, это наверняка дело рук Пола Визневски. Дело именно его рук.
Я киваю и похлопываю его по плечу.
— Нам нужно время, — говорит он. — Нам нужно время для того, чтобы это доказать. Собрать все воедино. После событий сегодняшней ночи мы можем запросить дополнительное время.
Я отодвигаю его в сторону.
— Мне не нужно дополнительное время, — возражаю я.
— Билли, ты не прав, — нервничает Пэтти. — Ты не можешь пойти в суд. Ты не можешь сегодня давать показания. Как ты собираешься давать показания?
Я поворачиваюсь и смотрю на сестру-близнеца — человека, который знает меня лучше других.
Мне казалось, что я, со своей стороны, знаю ее лучше всех.
Я думал, что мы доверяем друг другу.
— Стилсон, тебе нужно съездить домой и принять душ. Увидимся в здании суда.
Пэтти и адвокат пытаются возражать и хватают меня за руку, но я, освободившись, прохожу мимо и иду на второй этаж, чтобы принять душ и переодеться.
Сегодня, всего лишь через пару коротеньких часов, я буду давать показания на суде.
И я расскажу правду.
94
Двумя часами позже я уже в суде. Все смотрят на меня с удивлением. Весть о том, что произошло прошлой ночью в моем доме, разлетелась быстро.
Судья обещает Стилсону предоставить нам отсрочку в судебном разбирательстве. Я требую, чтобы он отказался. Судья давит на Стилсона, вынуждая его демонстративно отвергнуть великодушное предложение. Судья печется о том, чтобы его затем не обвинили, что он при рассмотрении дела упустил важную деталь.
— Он хочет давать показания сейчас, господин судья, — пожимает плечами Стилсон. — Вопреки моему совету, — добавляет он, защищая свою репутацию.
Я иду к месту для дачи свидетельских показаний. Ноги еле держат, тело дрожит.
Но мой рассудок — впервые за долгое время — ясен как божий день.
— Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Я клянусь. Я расскажу правду.
Я заявлю — и абсолютно честно, — что раньше не помнил ничего о том, что произошло в спальне с Кейт и Эми.
Затем я заявлю — и тоже абсолютно правдиво, — что теперь я все вспомнил.
События выплыли из глубин моей памяти. Они возникли в голове, когда я услышал, как задняя дверь со скрипом открылась, и стал прислушиваться к звукам шагов. По лестнице, а затем по коридору крался человек в лыжной маске, чтобы убить меня. Хаос, кошмар, адреналин — эмоции не просто открыли дверь в глубины моей памяти. Воспоминания хлынули сквозь нее, сорвав с петель.
Теперь я помню все.
— Мистер Харни, — говорит Стилсон. — Вас обвиняют в убийстве четырех человек.
— Да, обвиняют.
— Мистер Харни, вы действительно убили четверых?
— Нет, — отрицаю я. — Я не убивал Рамону Диллавоу. Не убивал Джо Вашингтона. Не трогал ни Кейт, ни Эми.
Я бросаю взгляд на Пэтти, которая, затаив дыхание, сидит в переднем ряду — прямая, как натянутая тетива.
Ей сейчас придется нелегко.
— Я не убивал перечисленных мною людей, — говорю я. — Но теперь я знаю, кто это сделал.
Прошлое и настоящее
95
Стилсон Томита быстро просматривает свои записи, отчаянно пытаясь уследить за ходом моих показаний. Он не виноват. Он не знал, что именно я собираюсь сегодня рассказать. Я, черт побери, и сам еще несколько часов назад не знал, пока ко мне внезапно не вернулась память о тех событиях.
Все утро я очень подробно рассказывал обо всех обстоятельствах, которые привели к четырем убийствам. Но присяжные продолжают слушать очень внимательно, слегка подавшись вперед и сузив глаза.
Очень внимательно слушают и остальные. Журналисты лихорадочно делают записи в блокнотах, что-то набирают на смартфонах — по-видимому, кусочек за кусочком обнародуют полученную информацию через «Твиттер». Моя сестра напряжена. Такое впечатление, что она сделала вдох три часа назад и больше не дышала.
— Итак, кто-то положил на ваше крыльцо фотографию, на которой Эми Лентини поднимается по ступенькам в особняк. — Стилсон повторяет за мной. Это лучшее, что он может сделать, придавая моим показаниям формат вопросов и ответов. Иначе я бы говорил непрерывно в течение нескольких часов. — И что произошло потом?
— Я обратил внимание, что фотография сделана точно под таким же углом, с таким же ракурсом и местоположением объекта, как и прочие снимки, которые еженедельно публиковались журналисткой Ким Бинс в интернет-издании. Мне стало ясно, что фото сделано тем же человеком, который передавал Ким Бинс предыдущие фотографии.
— И что вы предприняли?
— Я поговорил с Эми. Спросил, что, черт возьми, происходит.
— И… что она вам ответила? — спрашивает Стилсон, терзаемый любопытством не меньше, чем присяжные.
— Она рассказала о своем расследовании, — поясняю я. — Она наконец призналась, что офис прокурора штата проводит расследование в отношении менеджера особняка, которая, возможно, дает взятки чикагским полицейским в обмен на то, что они закроют глаза на существование борделя и на мужчин, захаживающих туда. И тот, кто оставил фотографию Эми на пороге моего дома, был, возможно, тем же человеком, который передавал снимки Ким Бинс.
— Поэтому…
— Я задался вопросом: кто бы мог передавать компромат репортеру? И понял, с какой целью это делается.
— Когда… когда вы поняли?
— Когда Маргарет Олсон объявила, что выдвигает свою кандидатуру на пост мэра.
Максималистка Маргарет, и без того напряженная, напрягается, как мне кажется, еще сильнее. Она упирается руками в стол, готовясь встать и высказать протест. Сидящие в зале начинают удивленно перешептываться, поднимается гул. Заместителю шерифа приходится громко потребовать тишины.
— Конгрессмен Тедеско считался кандидатом номер один на пост мэра, — объясняю я. — У него достаточно денег, он пользовался всесторонней поддержкой. Он наверняка занял бы этот пост. И вдруг он выбывает из предвыборной гонки и заявляет, что поддерживает кандидатуру прокурора штата. С какой стати?