— Что ваш жених и Эльза Мамонова были заодно! Что он был ее любовником! Вы сказали, что видели его у торгового центра, когда Мамонова скорее всего жестоко разыграли!
— Да.
— Но ведь любовник Эльзы родился под знаком Скорпиона! Венера Гелиевна, ее астролог, лично составляла гороскоп!
— Тогда я ничего не понимаю…
— Я тоже, — сердито сказал Леонидов. — У вас все?
— Да.
— А… Мамонов? Он с вами.
— У меня в квартире.
— С ним все в порядке?
— Нет. Он болен.
— По крайней мере он с вами. Что-то мне подсказывает: вы ему пропасть не дадите, Валентина Павловна. Всего хорошего. То есть спокойной ночи.
И Леонидов дал отбой. Валентина пожала плечами. Она пересказала то, что видела своими глазами. И день рождения у Антона в начале октября. Не в конце. Тут уж она ничего поделать не может. Да и представить, что он одновременно был и любовником Эльзы… Ну не бывает так! Не может же человек так безбожно врать! Если бы у него была другая женщина, она, Валентина, почувствовала бы это! Как? Когда? Антон всегда был для нее доступен, звонил каждый день, они часто встречались. Нет, тут что-то другое. Надо посоветоваться с Силой.
Взволнованная, она вернулась в комнату. И замерла на пороге. Мамонов спал. Она подошла на цыпочках, поправила одеяло. Сила застонал во сне, перевернулся на бок. У самой Валентины сна не было. Она все пыталась понять: что же произошло? Почему они все оказались замешаны в эту историю? И где искать концы?
Валентина ушла на кухню и включила электрический чайник. Ей так хотелось помочь следствию! Помочь Силе, себе. Но чем?
ТЕМНАЯ КОМНАТА 9
Сила Игнатьевич проснулся рано. Как, впрочем, и всегда. Какое-то время лежал не двигаясь. Теперь ему не надо было вспоминать, где он и что с ним. Едва открыл глаза, первая мысль была: Валентина! Ну почему они встретились так поздно? То есть встретились-то вовремя. И все было в его руках. Леонидов прав: он, Сила Мамонов, выбрал тогда не ту подружку.
Но теперь поздно. Все не так, все не на месте. Теперь он все время испытывает дискомфорт. Внутренний и внешний — от соприкосновения со всеми окружающими его предметами. Его раздражают чужая мебель, чужая квартира, чужая посуда. Машина тоже кажется теперь чужой. А больше всего раздражают люди. Кажется, что все они говорят не то. И всем им дела нет до Силы Игнатьевича Мамонова. Ему же невыносимо слышать о том, что его лично не касается. Как они могут жить? Ходить, говорить, смеяться и делать вид, что все нормально, когда хуже уже и быть не может! Все не так. Все не то. Он уже не хозяин положения. Спекся Мамонов. Сгорел. Бежать… Куда? От кого?
Стараясь не скрипеть пружинами старого дивана, Мамонов поднялся и собрал свою одежду. Наскоро выпил кофе на кухне и, стараясь не шуметь, вышел из дома. Сел в свой джип и отправился искать Леонидова. Единственного человека, не считая Валентины, с которым он может поговорить о том, что волнует лично его. Мамонов ехал к нему на работу. Сила Игнатьевич уже принял решение.
Пропуск ему выписали и нужный кабинет указали, но ждать пришлось долго. Впрочем, Силу Игнатьевича это уже не тяготило. Неподвижность и ожидание. Он сидел в коридоре, на неудобном стуле, сидел не шевелясь и смотрел в одну точку. И даже не дрогнул, когда раздался знакомый голос:
— Сила Игнатьевич? Какими судьбами?
Мамонов молча поднялся.
— А мне говорят на проходной: тебя ожидает некий господин Мамонов, — весело говорил Леонидов, отпирая дверь. — Я и удивился, и обрадовался. Вспомнили что-нибудь? Да вы заходите!
Вслед за ним Сила Игнатьевич вошел в кабинет.
— Садитесь. Что вы как неживой?
Леонидов сел, а он остался на ногах. Потянул за ворот рубахи, словно задыхаясь, и хрипло сказал:
— Я сумасшедший.
— Да ну! — уставился на него Леонидов. — Что вы говорите?!
— Я сумасшедший, — упрямо повторил Мамонов. — Я убил свою жену. Пишите.
— Вы что, с ума сошли?! Черт! Я-то что говорю? Что случилось, Сила Игнатьевич?
— У меня собака сдохла.
— Ротвейлер?
— Да. Обе.
— И белая болонка тоже?
— Обе. Да.
— Вы были к ним так привязаны?
— Оказалось, что да. Я привез его в лечебницу. Дружка. Вчера. А мне говорят: поздно. Его надо усыпить. Он уже не…
— А вы что?
— Я — ничего. А что я мог? Я бы любые деньги…
— Успокойтесь. Воды хотите?
— Нет.
Леонидов потянулся к графину, налил в стакан воды, протянул ему.
— Пейте.
— Хорошо. — Мамонов кивнул, взял стакан и сделал глоток.
— А может, коньяку?
Он вздрогнул.
— Шучу. Ну же, Сила Игнатьевич! Сядьте!
— Нет.
Мамонов сел.
— Почему вы один? А где Валентина Павловна?
— Дома. Спит.
— Как же она вас отпустила? Я ей сейчас позвоню.
Леонидов потянулся к телефону. Сила Игнатьевич дернулся:
— Нет! Не надо. Не хочу.
— А чего вы хотите?
— Я хочу… Дайте бумагу, ручку. Я напишу. Я хочу чистосердечно признаться.
— В чем?
— В убийстве.
— Да бросьте, Сила Игнатьевич! Ведь вы никого не убивали!
— Я хочу покоя. Хочу в больницу. Лечь и закрыть глаза. И чтобы никто меня больше не трогал. Чтобы меня все оставили в покое. Я хочу, чтобы мне укололи что-нибудь такое… В общем, забыть. Желательно уснуть.
— Скажите еще: и не проснуться, — Леонидов усмехнулся. Сила Игнатьевич молчал. — Ну, что за упадническое настроение?
— Это все собаки. Почему они сдохли? Это дурной знак.
— Вы стали искать знаки судьбы? Хотите разориться на гадалках и ясновидящих? Сила Игнатьевич, все просто. Мне показалось, что ротвейлер был старый. Вот он и умер. От старости. Вы здесь ни при чем. Я и не думал, что вы так любите животных.
— Я не люблю. Но я привык, что они есть. Я встаю рано утром, она тоже встает. Мы идем выгуливать собак. Почему ж обе? А?
— Одна умерла от тоски, другая от старости. Ну успокойтесь. Черт меня возьми! О чем мы говорим! О каких-то собаках! И я еще вас успокаиваю! — Леонидов стукнул кулаком по столу. — Кто-то из нас точно сумасшедший!
— Я… — Мамонов вздохнул.
— Нельзя так резко бросать пить. И не принимать при этом никаких лекарств, плохо питаться, мало спать. Плюс сильнейший стресс: убийство жены. Собаки опять же. Одно на другое наложилось и…
Зазвонил мобильный телефон Леонидова.
— Да! — сердито сказал он в трубку. — Не паникуйте, он здесь. Сидит у меня в кабинете. Приезжайте, я вам его выдам. А лучше вызвать врача. Его надо в больницу. Похоже, нервное истощение. Я позвоню и закажу вам пропуск.
— Кто это? — одними губами спросил Мамонов. -Валентина?
— Да. Ищет вас. Сидеть! Не дергаться! Вам в больницу надо. Она сейчас приедет. А пока…
Леонидов полез в карман, достал какие-то записи. Протянул Мамонову:
— Почитайте.
— Что это? — вяло удивился Сила Игнатьевич.
— А вы почитайте.
— «Она потянулась прохладными влажными губами к его…» Что за бред?
— «К его щеке». Вы читайте.
Сила Игнатьевич зашевелил губами. Это были отрывки из любовных романов. Он непонимающе посмотрел на Леонидова. Полный бред. Любовные сцены. Пошлейшие диалоги. «Ты любишь меня?» — «Да». — «А как ты меня любишь?» Губами куда-то там и руками тоже. Буквы расплывались перед глазами. Он читал и ничего не понимал. Поднял глаза на Леонидова и повторил:
— Что это?
— Ничего не напоминает?
— Абсолютно.
— А мужчина? Не знаком?
— Откуда я могу его знать? Это же вымышленный герой!
— А внешность? Красивый, умный, сильный, добрый? Рост, цвет глаз, волос? А это, между прочим, любимый роман Эльзы Валентиновны!
— Ну, разве что… — Мамонов осекся.
— Вот именно. Я тоже подумал: где-то я это уже видел! Но где? Вообще это одно из самых странных дел в моей практике. Полное нелепейших, роковых совпадений. На первый взгляд во всем этом нет никакой логики. Явно действовал дилетант, — эмоционально заговорил Леонидов. -Но ведь как вас развели! Профессионально! Вот чего я не могу понять! Дело из серии «Как тесен мир!» Я даже не сразу сообразил, что к чему. С моим-то опытом! Ну не сходятся концы с концами! Никак! А тут еще Валентина Павловна позвонила вчера и ошарашила. Мол, на машине, стоявшей в тот вечер у торгового центра, были «шашечки»! Такси! Елки! А Антон Васильев родился под знаком Весов! Твою мать! Я это проверил. Так и есть: Весы! Будь он ее любовником, все было бы просто. Вчера у меня был тяжелый день, -пожаловался Леонидов. — Я ездил к Василисе Ивановне. Тяжелый был разговор. А вечером позвонила ваша Валя и разбила мою версию в пух и прах. Но я вспомнил вдруг его последние слова. Антона Васильева. И понял, что он хотел сказать! Я понял! Потом долго смотрел на его фотографии. И все вдруг сошлось! В этом деле нет мелочей, как, впрочем, и во всяком другом. Все важно, даже болезненный цвет его лица. Это подсказка. Я даже звонил в поликлинику, где лечился Васильев. А сегодня с утра я поехал к вашему тестю. Вот за этим, — Леонидов указал на листочки. — И вызвал важного свидетеля. Он сказал, что подъедет после полудня.
— Он?
— Ну да. Свидетель. Он войдет — и вы сразу все поймете.
Леонидов посмотрел на часы. Потом вздохнул.
— Придется ждать. Выбора у нас нет. Вы торопитесь?
— Я давно уже никуда не тороплюсь.
— Ну тогда — чай, кофе?
— А, все одно… — Мамонов махнул рукой. -Можно и водички.
— Ну уж нет. Вы мой гость, я вас угощаю. Да и сам от кофейка не откажусь. Встал сегодня рано. Да и спал, признаться, плохо. Все думал, думал. Осеняет меня, как правило, во сне. И вы подумайте! Он мне сегодня приснился! Герой ее романа!
— А мне давно уже ничего не снится. Как в яму проваливаюсь.
— Не бережете вы себя, Сила Игнатьевич. Так и в самом деле недолго свихнуться. Ладно. Отставим мрачные мысли. Давайте кофе пить…
Первой приехала Валентина. Влетела в кабинет — запыхавшаяся, щеки раскраснелись — и бросилась к нему.
— Господи! Сила! Как я испугалась! Просыпаюсь — тебя нет! Я уж не знала, что и подумать! Ушел, даже не попрощавшись! Если ты еще раз меня бросишь, я этого не переживу!