Он инстинктивно чувствовал, что может любить ее такой, какая она есть. Ее не надо очищать, как других. Она принимает его собственную черноту. Она загодя чувствует Цвет Лжи. Вот почему она достойна его. Вот почему она поймет его творение.
За несколько часов она смогла увидеть фотографии последнего святилища — тела Перниллы Мозенсен. Она догадалась, что произошло. Она уже подозревала, в чем заключается ритуал. Чего он добивается своим упорным трудом. Он не сомневался, что ей удастся дойти до самого конца, до истины.
Через несколько дней она найдет Вехи Вечности.
А потом и другие этапы.
И дойдет до Него.
Он хвалил себя — но уже с меньшим пылом — за то, что нашел такую эффективную систему связи. Ему не составило ни малейшего труда воспользоваться миникомпьютером. Сначала он думал подключить его к мобильному телефону, но вспомнил, что надзиратели безжалостно отслеживали все звонки. Тогда он вернулся к первоначальному плану: найти провода внутренней телефонной линии медпункта, потом отыскать среди всей этой путаницы внешние провода, к которым можно подсоединить прибор. Таким образом, ему удавалось выходить на связь, оставаясь необнаруженным. Официально эта связь не существовала.
Потом он зарегистрировал бесплатный почтовый ящик на крупном сервере Wanadoo. Этого адреса не знал никто, кроме Элизабет. Он мог отправлять и получать письма совершенно незаметно, они терялись среди миллионов других звонков. Подпольный, виртуальный роман — притом невидимый.
Заключенные по-прежнему орали, пытаясь забить гол судьбе. Они кричали по-малайски, по-китайски, по-английски. Путаница языков сродни той, что царила в их мозгах. А его мысли и желания, наоборот, изысканно ясны.
Он снова предался своим мыслям. И вызвал в памяти другое воспоминание. Черно-белый фильм, который еще подростком смотрел в музее кино в Марселе — «Карманник» Робера Брессона. История человека, решившего быть выше закона. Обычно действия преступника описываются как нечто тайное, подпольное, недостойное. Здесь же путь вора был показан как поиск высшего разума, как дорога к благодати. Глядя на это, Жак сразу же понял, что именно такой путь уготован и для него. И сегодня аналогии продолжались.
В фильме Брессона вор встречает женщину. Он не сразу разглядел в ней свою любовь. Он хочет оставаться в одиночестве. Но в последней сцене, уже находясь в тюрьме, он шепчет своей подруге через решетку в комнате для свиданий: «О, Джейн, какой странный путь мне пришлось пройти, чтобы добраться до тебя…»
Он порылся в кармане, вытащил фотографию Элизабет и повторил: «Какой странный путь мне пришлось пройти, чтобы добраться до тебя…»
Он вдруг осознал, что произнес эти слова вслух. И сразу пожалел о такой слабости. Его губы должны оставаться границей, непреодолимой для мыслей. Его тайный мир подобен пещере с настенными рисунками, которые могут разрушиться при контакте с воздухом.
Скамейка заскрипела. Рядом с ним уселся Эрик. Реверди убрал фотографию в карман.
— Нам надо поговорить.
Жак подумал, что речь пойдет о лекарствах, которыми он приторговывал в медпункте.
— Не прибедняйся. Получишь свою дозу.
— Славно. Но я пришел поговорить о другом.
— О чем?
— О Рамане.
Жак вздохнул: мерзавец начальник оставался главной темой всех разговоров. Демон, властвующий над умами.
— Ну, что еще?
Рот с заячьей губой искривился в заговорщицкой гримасе, приблизился. Лицо, покрытое вмятинами, наводило на мысль о том, что по нему били молотком.
— Говорят, у него СПИД.
— Месяц назад у всех китайцев была атипичная пневмония.
— Реверди, я не шучу. У него брали кровь, как у всех нас. И результат положительный. Он их заражает.
— Кого?
— Ребятишек из блока «Е». Несовершеннолетних.
Реверди снова вздохнул. Все в Канаре почему-то думали, что только он один, «большой Джек», может восстать против Рамана. Он невольно подумал об Элизабет. Нет, и речи быть не может о том, чтобы рыпаться. Он должен оставаться примерным заключенным и жить, хотя бы в мыслях, рядом со своей возлюбленной.
— Меня это не колышет.
— Это же детишки! Он их заставляет у себя отсасывать. Трахает их без презерватива. Этот псих их всех убьет.
— Я ничего не могу сделать.
Эрик придвинулся к нему еще ближе. Из его рта несло гнилью. Жак представил себе его язык в виде куска протухшего мяса. Коротышка сказал, полусерьезным-полуироничным тоном:
— Ты тут хозяин, Реверди. Ты не можешь допускать такого на своей территории.
Грубая ложь, но при слове «хозяин» в нем что-то дрогнуло. Он рассердился на себя за то, что еще поддается на такую лесть. Особенно тут, в этом царстве дегенератов. Но Эрик был прав: охранник обречен на смерть. С той минуты, как заставил его соскабливать следы пота со стен. С той секунды, как заставил его встать на колени. Ни один человек, так унизивший его, не может остаться в живых.
Так почему же не ускорить события и не спасти нескольких мальчишек? Ему в голову пришла одна идея. Он свяжет свое решение с Элизабет. «Когда она найдет Вехи, — сказал он себе, — я подарю ей шкуру Рамана».
— Подождем несколько дней, — сказал он. — Так, с бухты-барахты, действовать нельзя.
40
В Малайзии все знают Камерон-Хайлэндс.
Невозможно найти путеводитель, в котором не было бы обстоятельного рассказа об этой области. Все малайцы считают эти земли чем-то вроде рая, потому они дарят им чудо: прохладу. На высоте более 1500 метров над уровнем моря можно найти убежище во время влажных муссонов и сезонов жары. Выше туманов всегда холодно.
Англичане первыми освоили эти горы, построили там дома, нарезали площадки для крикета, насадили чайные плантации — и закрыли доступ для малайцев. Потом, после ухода колонизаторов, богатые местные жители заняли их место и в свою очередь стали строить роскошные отели, обустраивать поля для гольфа, неизменно прорубаясь через гигантские первобытные леса.
Потому что путь к этому зеленому раю преграждали джунгли.
Теперь Марк ехал под высокими сводами листвы. Узкая дорога, петлявшая между скалами, покрытыми лианами, справа, и изумрудными пропастями слева, шла круто вверх, и внизу он мог видеть нитку шоссе, по которому уже проехал.
Марк наслаждался этой первой встречей с густым лесом. Он выключил кондиционер в своем «протоне» и ехал с открытыми окнами, чтобы ощутить свежесть, нараставшую с каждым поворотом. Иногда он даже прикрывал глаза и буквально парил в воздухе, пытаясь угадать названия наполнявших воздух ароматов. На самом же деле он импровизировал, повторяя, словно молитву, названия, вычитанные в путеводителе: пальмы, кокосовые пальмы, туаланги, орхидеи, раффлезии…
Порой блаженство прерывалось воспоминаниями о встрече с доктором Норман. «Не предавайте его. Это — единственное, чего он не сможет вам простить». Тогда его пробирала дрожь, куда более сильная, чем от горной прохлады. Он снова спрашивал себя: существует ли на самом деле какая-то опасность? Возможно ли, чтобы Реверди разгадал его комбинацию? Если представить себе наихудшее развитие событий — разоблачение, — чем он рискует? Убийца под замком — и практически уже приговорен к смерти.
Дорога по-прежнему шла в гору. Появились первые признаки былого присутствия британцев. Сначала — чайные плантации. Ровные ступеньки террас, от которых в воздухе распространялся влажный, почти что затхлый запах. Издали казалось, что это развалины древних царств, ярусами выступающие над зелеными пространствами. Поля становились то коричневыми, какими-то плотными, молчаливыми, то блестели, как хлопья пены, легкие и светящиеся.
Потом показались отели. Белые усадьбы с черными балками, цветными стеклами в окнах и двориками, посыпанными серым гравием, в самом что ни на есть «британском» стиле. Девственные джунгли смыкались сразу за ними, и казалось, что все увиденное было лишь миражом. А потом вдруг снова возникало поле для гольфа. Или роскошный отель с бирюзовым бассейном…
Марк забрался на высоту полторы тысячи метров, когда появились первые деревушки. О них также упоминалось в путеводителях: там жили «оранг-асли», или «аборигены». Лесные люди, в набедренных повязках, до сих пор пользующиеся сарбаканами[7], среди строящихся высотных зданий и туристов на внедорожниках.
Он сбросил скорость и понял, что эти люди представляли собой всего лишь очередную приманку для туристов. Вместо набедренных повязок они носили футболки «Рибок», а сарбаканы уступили место плеерам. Сидя на корточках перед хижинами, они продавали дары леса: мед, букеты цветов, скарабеев или скорпионов, пришпиленных к картонкам.
В этот момент на опушке джунглей показалась какая-то группа. Эти люди были вооружены совсем другими инструментами. Догнав их, Марк смог рассмотреть длинные деревянные палки, которые они несли на плечах. Сачки для ловли бабочек. Без сомнения, еще одна достопримечательность здешних мест…
Он резко затормозил. «Ищи в небе».
«Вехи, что Парят и Множатся…» Бабочки?
Взгляда, брошенного на витрины в первом же городе, Ринглете, оказалось достаточно, чтобы найти подтверждение своей гипотезе: бабочки действительно составляли одну из достопримечательностей этого места. Марк зашел в один магазинчик, где ему объяснили: на высоте Камерон-Хайлэндс водятся уникальные виды бабочек, не имеющих себе равных по красоте.
Марк продолжил путь. В Танах-Рата — две тысячи метров над уровнем моря — он нашел китайский ресторанчик и устроился в глубине зала. В три часа дня посетителей не было. Он заказал кофе. Бабочки. Ему никак не удавалось отделаться от этой мысли. «Ищи в небе». «Вехи, что Парят и Множатся». Тут вроде бы что-то складывается.
Потягивая маленькими глотками коричневую пену с едким привкусом, он представлял себе извращенные убийства, каким-то образом связанные с бабочками. Он видел, как Реверди сажает бабочек на окровавленные женские тела, прижимает разноцветные крылышки к ранам, наблюдает за трепещущей лаской насекомых.