— Когда мне удалось остановиться, он был весь в крови. Я услышал какие-то острые, напряженные звуки… Он плакал. Мой маленький мальчик плакал. Я бросился к нему. Вся ненависть куда-то пропала. Я обнял его и в этот миг чуть не умер: он смеялся. Он смеялся!
Вонг-Фат замолчал, потом пнул ногой валявшуюся на земле банку из-под цикория: крышка упала, выпустив на волю крупных жуков, улетевших с шумом вертолетных моторов.
— Этот мерзавец получал удовлетворение. Я увидел, что он прижимает руки у себя между ног. Он онанировал, пока я его лупил.
Он поднял на Марка свои черные глаза с желтоватым ободком:
— Я простой человек. Я всегда занимался насекомыми. Все, что я заработал, — это благодаря им. Как я могу понять подобные отклонения? Я выгнал его. Это чудовище.
Наступила долгая пауза. Марк все еще не понимал причины этой исповеди. Он заметил, что один палочник прохаживается по его руке, но не пошевелился, боясь прервать поток откровений.
— А Реверди? Какая тут связь с вашим сыном? Они знакомы?
— Сейчас мой сын адвокат в Куала-Лумпуре.
— И что же?
— Мой сын — адвокат Жака Реверди. Его, как говорится, назначили официально. Но я-то знаю, что он заплатил за это назначение. Этот убийца его восхищает.
Словно яркая вспышка озарила мозг Марка. Как же он сразу не догадался? Ведь он сам посылал письма «Джимми Вонг-Фату»! Значит, вампир был защитником Жака Реверди. Внезапно он почувствовал дурноту: Джимми — единственный человек, кроме него и Реверди, кто знает о существовании Элизабет. Теперь он встряхнул рукой, чтобы сбросить насекомое.
— Он отправился к Реверди, как ученик к учителю, — заключил китаец. — Чтобы совершенствоваться в зле. Я не хочу, чтобы люди знали, что я тоже был знаком с этим убийцей. Это могло бы усилить подозрения в отношении моего сына.
Марк почувствовал, что на этом признания торговца закончились. А главного он так и не узнал.
— Но вы можете, по крайней мере, сказать мне, что он у вас покупал?
Торговец отрицательно покачал головой и открыл решетку:
— Нет, Я хочу забыть обо всем. Теперь, когда я знаю, что Реверди убийца, я догадываюсь, что он делает с девушками.
— Что же?
Вонг-Фат сплюнул на землю:
— Довольно! Этого нельзя выговорить.
Правда была тут, на расстоянии вытянутой руки, но он уже знал, что не добьется ее.
— Прошу вас… Что он у вас покупал? Ответьте мне. Если не скажете, то я пойду в полицию и…
— Идите куда хотите. Мне наплевать. В глубине души я жду только одного: чтобы Реверди повесили. Как можно скорее. Пока он не сделал моего сына убийцей.
43
Дорога светилась в сумерках.
Марк ехал на максимальной скорости, не думая о том, чтобы держаться нужной стороны. Его мучило чувство поражения. Реверди точно указал ему направление — Камерон-Хайлэндс. Именно там ему предстояло раскрыть какой-то секрет. Но он не справился. Он не нашел «Вехи Вечности».
Безрезультатная поездка.
И необратимые последствия.
«У тебя нет права на ошибку», — написал Реверди. Горечь поражения сжала горло Марка. Он с досадой стукнул рукой по рулю и сосредоточился на дороге.
Лес становился гуще, линия горизонта казалась объятой пламенем. Весь пейзаж приобретал окраску розового ликера, густого, тяжелого. На этом фоне автомобили, как стрелы из раскаленного металла, мчались, вибрировали, проносились мимо, словно кадры ускоренной киносъемки. Вечер воскресенья: возвращение после выходных, тяжелейший случай.
При выезде с автострады, недалеко от Ипоха, на национальном шоссе, по которому он уже проезжал, отправляясь в это путешествие, хаос достиг кульминации. Пейзаж в сумерках уже утрачивал четкость, а машины неслись, не соблюдая никаких правил. Они обгоняли друг друга справа, слева, по центру, выезжали на обочину, сигналили, чтобы им освободили путь — которого не было, которого просто не могло быть.
Марк, вцепившись в руль, притормаживал, с трудом избегая столкновений. Вскоре пыль цвета охры потемнела настолько, что казалась черной. Движение замедлилось. Теперь все плелись черепашьим шагом. Авария. Лужи масла на шоссе. Из-за клубов черного дыма временами приоткрывалась картина ада.
Машину занесло, и она врезалась в грузовик, двигавшийся по встречной полосе. Теперь она горела, зажатая под решеткой полуприцепа. Невозможно было не думать о судьбе водителя— его, скорее всего, просто разорвало пополам. Увидеть ничего не удавалось, но кровь, огонь, запах давали пищу воображению. Марк, как и все, оказавшиеся на месте аварии, прищурился, вглядываясь и одновременно опасаясь того, что мог увидеть…
Спасатели еще не приехали, но по обочине шоссе суетилось множество автомобилистов с мобильными телефонами у уха. Марк медленно продвигался вперед. Он уже с облегчением подумал, что проехал страшное место, когда увидел что-то темное, лежащее на траве.
Рука.
Оторванная рука, отлетевшая более чем на двадцать метров от места столкновения.
Ее заметили несколько водителей, но ни один не решался к ней прикоснуться. В этой устрашающей детали Марк увидел знамение. Надо прекратить расследование — в том, маловероятном случае, если оно не закончится само собой. Над ним нависла какая-то опасность. Пора кончать с этой аферой. Надо как можно скорее вернуться в Париж.
И в этот момент он понял, на чем основан его страх. На предположении, пока еще смутном, что Жак Реверди был не один. Что своего адвоката, толстого извращенца, он мог использовать как орудие мщения за пределами тюрьмы. Что произойдет, если убийца раскусит интригу? Что, если он пустит свою «ищейку» по следам обманщика?
Не оборачиваясь, он нажал на педаль газа.
В десять вечера Марк вернулся в гостиницу.
Номер без окон и без воздуха. Он включил кондиционер на полную мощность и под его шум стал опустошать свои карманы. В носу до сих пор еще стоял запах горелого мяса. Он чувствовал себя грязным, замаранным, пропитавшимся смертью и пылью.
Он выложил на тумбочку ключи, визитные карточки доктора Норман, торговцев насекомыми, с которыми встречался, потом еще одну, непонятную, покрытую китайскими иероглифами.
Он перевернул ее: на обороте была надпись на английском.
Карточка «Господина Реймонда», которую ему всучили на тротуаре возле «Хард-рок кафе». Под номером телефона Марк прочел строчку: «Любые девушки по вашему желанию».
Почему бы и нет?
Чтобы избавиться от привкуса смерти, ему необходима шоковая терапия.
Она сразу же понравилась Марку.
Маленькая, со спортивной фигуркой, она напоминала девочку-гимнастку. Тонкое платье из черного муслина вздымалось на крутых бедрах и высокой груди. От нее исходила чувственная энергия, сила желания, от которых прерывалось дыхание, пересыхало в горле.
Она неловко опустилась в единственное кресло в комнате; густые волосы скрывали ее лицо. Оно было под стать грубоватому силуэту: жесткие черты, выдающиеся скулы, узкий разрез глаз. «Красота кинжала», — подумал Марк. Но он ошибался: перед ним была простая крестьяночка, прикидывающаяся моделью.
— Ты откуда? — спросил он по-английски
— Мьям-Мьям.
— Прости, я не понял. Откуда?
— Мьям-Мьям.
Ему потребовалось какое-то время, чтобы понять, что она приехала из Мьянмы, как теперь называлась Бирма. Он дал ей деньги вперед, но новые недоразумения не заставили себя ждать. Он хотел сам снять с нее платье или, еще лучше, осторожно поднять его до бедер. Бирманка молниеносно разделась сама, как перед соревнованиями по плаванию.
Она указала ему на душ. Марк улыбнулся, представив себе, как она медленно ласкает его под горячими струями, как ее длинные волосы трутся о его тело. Профессионалка надела шапочку для душа, потом начала тереть его член, словно счищая ржавчину со старого забора.
Когда они добрались до постели, гимнастка села верхом ему на живот, упершись руками о его грудь. Наконец-то массаж… Марк закрыл глаза, ожидая, что по его телу разбегутся мелкие приятные пощипывания, после чего ее язык станет увлажнять его мышцы, пока не доберется до низа живота. Вместо этого ему пришлось довольствоваться несколькими ударами кулака по ребрам, потом, открыв глаза, он увидел, как она роется в сумочке. Оттуда она извлекла презерватив и разорвала пакетик зубами, словно доставала шприц. Все ее жесты были короткими, точными, «профессиональными».
Марк рассчитывал на яростную кама сутру.
А ему предложили сеанс терапии.
Впрочем, через несколько минут он почувствовал удовлетворение. Короткое, как проглоченный одним махом шарик риса. Девушка притворилась спящей, чтобы избежать разговора по-английски, которого она не понимала.
Марк, стараясь не шуметь, поднялся и сел возле тумбочки. Поставил рядом с собой лампу и повернул абажур к стене. Открыл компьютер. Он больше не мог ждать. Он должен был написать Реверди. Признаться в своей неудаче и найти способ умилостивить убийцу.
Его намерение вернуться в Париж уже улетучилось. Как и его страх перед Джимми. Нет никаких причин опасаться, что его тайну раскроют. Или бояться ненормального папенькиного сынка.
Слова приходили легко, без задержки. Они шли от самого сердца: разочарование, горечь, попытки найти верный путь, но — все закончилось тупиком. Отдавшись во власть собственного стиля — то есть стиля Элизабет, — он/она умолял Реверди дать ему новый шанс.
Через полчаса Марку стало легче. Виртуальное перевоплощение в молодую женщину, которая не хочет оказаться покинутой, успокоило его. Хотя с каждым словом он испытывал боль, хотя с каждым слогом он мысленно возвращался к поражению, он наслаждался этими интимными отношениями, этой духовной связью, в которой он мог открытым текстом говорить о том единственном, что его занимало, — о секрете убийцы.
Он услышал, как хлопнула дверь.
Он оглядел комнату, пустые стены, разобранную кровать. Мьям-мьям испарилась. Письмо так поглотило его, что он даже не услышал, как она встает, одевается, берет сумочку…