Черная линия — страница 52 из 83

Устроившись на корме, Марк размышлял над постскриптумом послания Реверди. Своего рода дополнительное указание:

Лиз, любовь моя, когда будешь искать Комнату Чистоты, когда пойдешь через лес, не забывай наблюдать, замечать вокруг каждую деталь. Ближе к Комнате тебя будет ждать еще один знак. Нечто, без которого ничего не получится…

Вспомни о «Вехах, что Парят и Множатся». В джунглях ты должна будешь заметить еще одно движение. Дыхание, трепет, которое возвестит тебе о приближении к Комнате…

Ритуал живет, любовь моя. Он никогда не умирает. Ищи движение среди растений, и ты найдешь Комнату…

Марку не понравился намек на Вехи, которые чуть было не погубили все его расследование. Он не был готов еще раз столкнуться с загадкой из растительного или животного мира. Что имел в виду Реверди? Скопление насекомых? Полет птиц? Реку?

Он предполагал, что убийца связывает свой ритуал с лесом и рассматривает его как один из элементов природы. Живое, органичное действие, вписывающееся в биоритм джунглей. Может быть, он считал свой ритуал условием, необходимым для сохранения равновесия между флорой и фауной?

Марк вспомнил об одном серийном убийце в США, Герберте Маллине, который думал, что убийствами можно предотвратить землетрясения, и изучал степень загрязнения воздуха по внутренностям своих жертв.

Через два часа они добрались до Кох-Сурина. Изумрудный остров на фоне ослепительной синевы. Все выглядело совершенно первозданным. Никаких следов человека.

Однако, ступив на землю, Марк ужаснулся. Пляж наводняли сотни туристов — в палатках, под деревьями. Они копошились, как тараканы, множились, оскверняя красоту, которой вроде бы восхищались,

Марк успел заранее навести справки и знал, что Кох-Сурин считается национальным парком. Любое строительство там запрещалось. Стало быть, тайские предприниматели, открывшие там гигантский кемпинг, обошли закон. В нескольких деревянных домишках предоставлялся минимальный набор услуг. На одном из них красовались написанные от руки вывески: «ДАЙВИНГ», «ВСЕ ДЛЯ ПОДВОДНОГО ПЛАВАНИЯ». Нет никаких сомнений, Реверди работал здесь инструктором по дайвингу…

Он взял с какого-то прилавка карту острова и предоставил своим спутникам выполнять программу экскурсии без него; они уже примеряли маски и ласты, предвкушая «дайвинг-тур».

Остров Кох-Сурин представляет собой кусок земли, по форме напоминающий земляной орех, длиной не более двух километров. Марк вполне успевал обойти его до вечера и присоединиться к группе перед отъездом. Он пошел по пляжу на восток, перешагивая через огромные корни мангровых деревьев, потом углубился под пальмы. Тут же, у края холма, он обнаружил тропинку, по которой можно было идти вдоль берега под покровом леса.

Одиннадцать часов утра. Лес дрожал переливами света и тени. Листья и лианы выбалтывали свои секреты солнечным лучам. Иногда далеко внизу можно было увидеть море. Цвет волн менялся в каждой бухточке. Прозрачные настои бирюзы или нефрита. На глубине пятна мятного или лавандового цвета приобретали густоту гуаши.

Иногда Марку попадались группы тайцев, купавшихся довольно оригинальным образом: полностью одетые, в спасательных жилетах, но при этом экипированные масками и трубками, хотя вода едва доходила им до колен.

Несмотря на то что весь остров представлял собой огромный туристический муравейник, Марка не оставляло чувство полного одиночества. Он понимал, что сейчас совпадает в этом с Жаком Ревёрди. С его противоречивым образом жизни. Одинокий и таинственный в местах, кишащих людьми, там, где наступает цивилизация.

В какой-то момент Марк заметил, что вокруг него все изменилось. Звуки стали тоньше и тише. Появилось ощущение, что на него обращен внимательный, доброжелательный взгляд. Джунгли склонялись к нему, окружали его, ласкали… Прошло несколько секунд, и он понял: бамбук. Он находился среди густых зарослей этой травы, медленно качавшейся на ветру. Повинуясь чистой интуиции, Марк углубился в эти заросли: тропинка вела влево, до края скалы, нависшей над морем.

Он прошел каких-то двадцать шагов и вдруг заметил под листьями черную крышу. И внезапно он проникся абсолютной уверенностью, что нашел «Комнату Чистоты». Хижину, в которой Жак Реверди жил и, без сомнения, убил одну из своих жертв.

56

Квадрат из досок и пальмовых ветвей, установленный на крохотной полянке. При малейшем дуновении ветра листья бамбука гладили его стены, прикрывали крышу. Марк прислушался: внутри никто не шевелился. Он осторожно обошел хижину: дверь и окна были плотно закрыты.

Он решился и толкнул дверь.

Первым делом он почувствовал запах плесени. И в то же время отметил, что воздух внутри совершенно чистый. Так или иначе, хижина не пострадала от сезонов дождей.

Он зашел внутрь и осмотрел помещение. Голые стены, деревянный пол, в дальнем правом углу — стол и стул. Слева ссохшаяся циновка из рафии. Никаких следов крови. Никаких признаков насилия. В полумраке Марк разглядел разложенное вдоль стены снаряжение для погружения: свинцовый пояс, баллон со сжатым воздухом, детандер, куртку из неопрена, налобную лампу…

Он действительно находился в убежище Жака Реверди, инструктора по глубоководным погружениям.

Но почему «Комната Чистоты»?

Он прошелся по хижине. Что-то здесь его не устраивало. Какая-то деталь выпадала из общей картины. Он закрыл дверь. В хижине стало совершенно темно. Как странно! В хибарках такого типа всегда много щелей, через которые пробиваются лучи солнца.

Он снова открыл дверь и стал внимательно разглядывать стены: щели между досками были тщательно заткнуты растительными волокнами. Из ротанга или рафии. Он поднял голову и изучил стык между крышей и стенами — обычно в этом месте всегда оставляют щель для притока свежего воздуха. Здесь же по всему периметру хижины были проложены скрученные листья пальм, прикрепленные опять-таки веревками из ротанга. Марк опустил глаза. Невероятно: все промежутки между досками пола были практически наглухо заделаны силиконом. Он обследовал дверь и получил еще одно подтверждение: она тоже оказалась обложена растительными волокнами, так что, будучи закрытой, совершенно не пропускала воздух.

Комната Чистоты.

Реверди тщательно подготовил свою камеру, чтобы ни одна соринка, ни одна пылинка не могла попасть туда.

Ему на память пришли строки из последнего письма: «Для совершения ритуала всегда требуется особое пространство. Священное место, где каждый жест приобретает высший смысл, где каждое движение становится символом».

Марк подумал о том, что Реверди отгораживался от внешнего мира благодаря своему дару останавливать дыхание. Здесь, судя по всему, происходило то же самое, только в другом масштабе. Законопаченная хижина становилась пространством его «я» — его безумия. Продолжением его личности. Доктор Норман сказала: «Сцена преступления становится своего рода продолжением его самого. Он разворачивает свое существо в этом пространстве и вызывает туда приток крови, чтобы выжить…»

И тут психиатр угадала. Несмотря на жару, Марка стала бить дрожь. Он мысленно переместился в тело ныряльщика, переставшего дышать. Он представил себе, как кровь приливает к жизненно важным органам. Красные, трепещущие органы, угли в глубине очага… В этой комнате происходил аналогичный процесс: кровь сосредоточивалась в середине, в квадрате чистоты.

Марк задыхался. Сам того не желая, он задержал дыхание.

Он направился к двери.

Дошел до порога и оглянулся.

Жак Реверди сидел в позе лотоса, с закрытыми глазами, окруженный свечками, благовонными палочками, флаконами с медом. Тишина и чистота, казалось, заполняли все пространство хижины. Ни одна пылинка, ни один грамм воздуха не проникали в него.

Снаружи доносился только шелест бамбука. Словно верующие негромко распевали молитвы.

Жак открыл глаза и посмотрел на женщину, бившуюся в путах. Погруженная в полумрак, она напоминала куколку боли, извивающуюся в муках, чтобы выпустить из себя кровавую бабочку. Он встал… Марк прислонился к стене. Он хотел убежать, но не мог. Он чувствовал жар, заполнивший хижину. Он вдыхал запах курений. Запах, пришедший очень издалека, из выжженных земель и влажных джунглей. В памяти возникли строки из «Песни песней»:

Кто эта, восходящая от пустыни,

как бы столбы дыма,

окуриваемая миррою и фимиамом,

всякими порошками мироварника?

Реверди первый раз погрузил нож в ее тело, в горло. Марк вскрикнул: кончиками пальцев он почувствовал сопротивление лезвия, наткнувшегося на позвонок. Он выскочил из хижины и побежал, давя ногами ростки бамбука. Ему казалось, что он слышит стоны, вырывающиеся из заткнутого рта жертвы.

57

В семь вечера Марк, готовый к отъезду, стоял на причале в Кох-Сурине. Обычный турист, один из многих. Он не дрожал. На его лице нельзя было ничего прочесть. Он сам удивлялся своей игре. Никто не смог бы угадать, что ему только что пришлось вынести. Он сел на корме, как и по пути на остров, и стал смотреть на удаляющийся берег.

Катер медленно огибал восточное побережье острова. Перед Марком пробегали места, по которым он прошел. До него долетал даже шелест бамбука на ветру. Он снова ощутил на своем лице листья, зеленые волны, по которым «проплыл».

Ему открылась еще одна истина.

Обнаружив эти заросли, он подумал, что выбрал направление чисто инстинктивно. На самом деле у него в подсознании всплыли последние слова Реверди: «Ищи движение среди растений, и ты найдешь Комнату…»

Бамбук.

Вот на что указывал ему убийца.

На память ему пришли другие факты. Хижина в Папане, где была убита Пернилла Мозенсен, стояла в самой гуще бамбуковых зарослей. Охотник за бабочками в Камерон-Хайлэндс часто встречал Реверди среди бамбуковых лесов. Марк еще слышал шелест, сопровождавший его беседу с пчеловодом в Ангкоре.