ъезжают вверх по склону холма.
И еще он мельком заметил, как толстяк капитан, обезумев, бежит по гребню холма. Миг — и его не стало.
На этот раз сон был немного иным. Все так же плакал ребенок, а Тарантио искал его — искал глубоко под землей, в беспросветных горных туннелях. Тарантио хорошо знал эти туннели. Здесь, в горах близ Прентиуса, он четыре месяца проработал шахтером, добывал уголь и грузил его в приземистые вагонетки. Вот только сейчас туннели были пусты, и перед Тарантио зияла узкая расселина. Из нее и доносились теперь пронзительные испуганные крики.
— Демоны идут! Демоны! — всхлипывал малыш.
— Я с тобой! — кричал в ответ Тарантио. — Я иду к тебе! Стой, где стоишь!
Протиснувшись через расселину, он пробирался дальше. Здесь должна была бы царить непроглядная тьма, потому что на стенах не горели факелы, однако же сами стены источали бледное зеленоватое свечение, и оно с грехом пополам разгоняло тени. Как всегда в этом сне, Тарантио вышел в огромную пещеру с высоким сводом, который подпирали три ряда колонн. Оборванные люди с неживыми белесыми глазами двигались к нему в полумраке, и в руках у них были кирки и молоты.
— Где мальчик? — крикнул Тарантио, обнажив мечи.
— Мертв, — ответил голос в его сознании. — Так же, как и ты.
— Я жив!
— Ты мертв, Тарантио, — возразил чужой голос. — Где твоя страсть? Где твоя жажда жизни? Где твои мечты и сны? Что за жизнь без всего этого? Ничто.
— Я вижу сны! — выкрикнул Тарантио.
— Назови хоть один!
Он открыл рот, но не знал, что сказать.
— Где мальчик? — наконец крикнул он.
Голос смолк, и Тарантио двинулся вперед. Тогда люди с белесыми глазами расступились, и Тарантио увидел, что за ними ждет его воин. Худой, с серым лицом и раскосыми, как у кошки, желтыми глазами. Копна его белых волос походила на львиную гриву. В руках он держал мечи.
— Где мальчик? — спросил Тарантио. И демон отвечал:
— Ты готов умереть, чтобы узнать это?
Тарантио проснулся и спустил ноги с кровати. По комнате разносилось негромкое похрапывание Бруна. Тарантио сделал глубокий вдох, силясь успокоиться. В окна сеялся неяркий свет раннего утра, и от оконных переплетов на полу лежали четкие решетчатые тени. Тарантио быстро оделся и сошел вниз. В одном очаге обеденной залы огонь уже погас, в другом едва теплился. Подбросив хвороста, Тарантио раздул огонь и молча сел перед очагом, глядя на пламя.
— Ты сам не свой, — сказала Шира, выходя из кухни. — Мне приснился кошмар, — с вынужденной усмешкой пояснил Тарантио.
— Раньше мне тоже снились кошмары, — заметила она. — Хочешь позавтракать? Есть яичница.
— Хочу, — кивнул он.
Шира ушла, оставив Тарантио наедине с его мыслями. Снова и снова он перебирал в памяти подробности сна — но так и не нашел в нем смысла. Поежившись, Тарантио подбросил дров в разгулявшийся огонь.
Шира вернулась с тарелкой яичницы и ломтем жареного мяса. Тарантио поблагодарил ее и жадно принялся за еду. Когда он закончил, девушка присела рядом и подала ему кружку с обжигающим чаем.
Тарантио отхлебнул — и ему заметно полегчало.
— Замечательный чай, — искренне похвалил он. — Не могу только понять, что тут понамешано.
— Лепестки роз, лимонная мята, немного ромашки и мед. Тарантио вздохнул.
— Лучшее время суток, — сказал он, пытаясь поддержать беседу. — Тихо и безлюдно.
— Мне всегда нравилось раннее утро. Новый день, свежий, чистый и девственный.
Слово «девственный» смутило Тарантио, и он поспешно уставился в огонь.
— Прошлой ночью ты меня напугал, — сказала Шира.
— Мне очень жаль, что ты видела все это.
— Я думала, ты кого-нибудь убьешь. Это было ужасно.
— Да, — сказал Тарантио, — жестокость — неприятное зрелище. И все же этот человек получил по заслугам. Ему не следовало бить Бруна, а уж тем более — пинать его ногами. Это был поступок труса. Впрочем, думаю, он сейчас сожалеет о содеянном.
— Ты последуешь совету отца? Переберешься в другое место?
— Я еще не нашел подходящего дома.
— Эта таверна никогда не была прибыльной, — помолчав, сказала вдруг Шира, — по крайней мере до тех пор, пока здесь не начал играть Дуво. Отец выбивался из сил, и нам кое-как удавалось заработать себе на хлеб. Зато теперь таверна процветает, а для отца это много значит.
— Не сомневаюсь, — кивнул Тарантио и смолк, ожидая, что она скажет дальше.
— Мало кто захочет приходить в таверну, в которой происходят кровавые стычки.
Тарантио прямо взглянул в ее большие чудесные глаза.
— Ты хочешь, чтобы я съехал отсюда?
— Я думаю, это было бы разумно. Прошлой ночью отец совсем не спал. Я слышала, как он без устали расхаживает по комнате.
— Я подыщу себе другое жилье, — обещал Тарантио. Шира попыталась встать — но тут же сморщилась и поспешно села.
— Тебе больно? — спросил он.
— Моя нога часто болит — особенно накануне дождя. Сейчас все пройдет. Извини, что мне пришлось просить тебя съехать. Я знаю, что ты не виноват в том, что произошло вчера.
Тарантио пожал плечами и деланно усмехнулся.
— Пустяки. Таверн в Кордуине много, а через пару дней я и вовсе подыщу себе дом.
Шира взяла у него пустую тарелку и, хромая, ушла в кухню.
— Милое дитя, — заметил Дейс. — А ты, братец, не устоял перед ее чарами.
— Она сказала сущую правду. Вент непременно явится сюда, чтобы отыскать нас… то есть меня.
— Я его убью, — уверенно заявил Дейс.
— К чему все это? — устало спросил Тарантио. — Сколько еще смертей нужно тебе для счастья?
— При чем тут смерти? — возмутился Дейс. — Мне просто хочется развлечься. А этот разговор становится скучным.
С этими словами он умолк, и Тарантио, хвала богам, остался в одиночестве.
Вернувшись в комнату, он налил воды в оловянный таз, вымыл лицо и руки. Брун зевнул и сладко потянулся.
— Мне снился такой чудесный сон! — сообщил он и, сев, запустил пятерню в свои белобрысые лохмы.
— Счастливчик, — сказал Тарантио. — Собирай вещи. Сегодня мы будем искать себе дом.
— Я бы лучше остался здесь и поболтал с Широй.
— Понимаю — это гораздо приятнее. Однако человек, с которым я дрался вчера вечером, может заявиться сюда с кучей приятелей — в том числе и известным мечником по имени Вент. И искать они будут нас с тобой. Ты, конечно, можешь здесь остаться — но тогда держи кинжал под рукой.
— Нет, — сказал Брун, — я уж лучше пойду искать нам дом. Не хочу я встречаться ни с какими знаменитыми мечниками.
— Разумное решение, — одобрил Тарантио.
— Скучное, — вставил Дейс, — но да, ты прав — разумное.
Двенадцать мишеней представляли собой круги из прессованной соломы четырех футов в поперечнике. За ними высились стеной ряды мешков с песком. Лучники, воткнув стрелы в землю, стояли шагах в шестидесяти от мишеней.
Тарантио и Бруну пришлось почти час дожидаться, пока освободится место на линии, и теперь они стояли справа, на самом ее краю.
— Ну-ка, попробуй попасть в золото, — сказал Тарантио.
Брун, прищурясь, поглядел на мишень. Она была расписана разноцветными кольцами: самое внешнее — желтое, затем красное, синее, зеленое — и золотая сердцевина.
— У меня не получится, — пробормотал Брун.
— Вначале прицелься, — ответил Тарантио, — а потом уж посмотрим, получится или нет.
Брун послушно выдернул стрелу из земли и наложил на тетиву.
— Погоди, — остановил его Тарантио. — Ты неверно прицелился.
— Почему?
— Опусти лук, — приказал Тарантио, и Брун подчинился. Тарантио взял стрелу и показал озадаченному юноше ее оперение.
— Видишь? Эти перья расположены рядом, а вот это — отдельно. Когда кладешь стрелу на тетиву, это перо должно быть повернуто вверх. Иначе, когда выстрелишь, оно заденет о тетиву, и стрела собьется с цели.
— Понятно, — сказал Брун, снова подняв лук. Оттянул тетиву до самого подбородка — и выстрелил. Стрела просвистела высоко над мишенью и ударилась о самый верх стены, сложенной из мешков с песком.
— Так хорошо? — с надеждой спросил он.
— Если б твой противник был пятнадцати футов ростом, ты бы его здорово напугал, — заверил его Тарантио. — Ну-ка, покажи мне свой лук.
Это была дешевая поделка из цельного куска дерева фута четыре в длину. Наилучшие луки делались из вяза либо тиса, а искусные мастера частенько ухитрялись сочетать то и другое. Тарантио наложил стрелу и натянул тетиву. Натяжение слабое — фунтов двадцать, не больше. Спустив стрелу, Тарантио смотрел, как она лениво тюкнулась в синий внутренний круг.
— Ты хороший стрелок, — восхищенно заметил Брун.
— Не очень, — ответил Тарантио, — но с этим луком не справился бы даже самый опытный лучник. Ты бы скорее добился успеха, швыряя во врага камни. Такая стрела не сможет пробить доспехи.
— Я сам смастерил этот лук, — сообщил Брун. — И он мне нравится.
— Ты из него хоть раз во что-нибудь попал?
— Нет еще, — сознался юноша.
— Брун, я говорю чистую правду. Если тебе вздумается поохотиться на оленя, уж лучше используй этот лук как дубинку.
К ним подошли несколько людей. Тот, кто шел впереди — высокий стройный лучник в тунике из тонко выделанной кожи, — поклонился Тарантио.
— Сударь, вы намерены практиковаться и дальше? — спросил он. — У меня мало времени, а я надеялся, что успею пустить стрелу-другую.
У него была короткая холеная бородка, черные волосы коротко острижены, а над ушами выбриты. Одет он был дорого и щегольски — словом, внешность истинного аристократа. Тарантио привык к тому, что у знати частенько в ходу высокомерие и наглость, а потому его приятно удивила вежливость незнакомца.
— Что ж, мишень ваша, — дружелюбно ответил Тарантио. — Мы с моим другом уже закончили. Где я мог бы купить хороший лук?
— Для вас или для вашего друга? — уточнил высокий лучник.
— Для него.
— Может быть, вам лучше выбрать арбалет? Я видел, как стреляет ваш друг, и — со всем моим уважением — лучник из него никудышный.